Родовой кинжал

— Мы не можем уйти без гнома, — вздохнула я. — А вдруг ему плохо? И он не сможет добраться до харчевни сам? Представляешь, какие издевательства учинит над ним капитан в этом случае?

— А мне какое дело?

— Мы должны помочь Персивалю, — решительно заявила я, вставая. — Пойдем обратно, будем его искать.

— Ты думаешь, что говоришь? — возмутился эльф. — Назад — это значит, что нам придется пройти еще больше! Я не собираюсь тратить свои силы и время, отведенное на завтрак, ради беспомощного гнома. Кто он мне?

— Мы в одном отряде, — удивилась я равнодушию целителя к судьбе Персиваля. — Разве не так? Нам вместе жить и работать еще минимум полгода, а ты хочешь бросить своего друга в самом начале?

— Он мне не друг, — заявил целитель.

— Все равно. Мы не можем его бросить.

— Не мы, а ты не можешь его бросить.

— Да, я не могу его бросить. Каким бы он ни был, он с нами в команде. Он наш, понимаешь? А своих бросать неправильно.

Эльф закатил глаза и остался сидеть на обочине. А я отправилась назад, искать гнома.

Правда, шла я в одиночестве недолго. Очень скоро со мной поравнялся Даезаэль. Лицо его было еще более унылым, чем всегда, поэтому я воздержалась от комментариев. Мы шли молча и целеустремленно, и на нас — о чудо! — перестали обращать внимание. Во всяком случае, мне затылок перестали жечь любопытные взгляды.

— Эй ты, в ободранной юбке! — Я вздрогнула от оклика. — Это не твой, часом?

Мужик, сидевший на облучке телеги, указал кнутовищем на тело, лежавшее на охапках хвороста.

— Персиваль! — узнала я. — Что с ним? Он жив?

— Жив, только валялся на дороге, мешал проехать. Сказал, отдать его эльфу и девушке в обрезанной юбке. Эльфа я не нашел, а вот тебя признал. Забирай. Мне лишний груз не нужен. И это… За проезд заплатить бы надо.

— Можете отрезать себе сала от этого жирдяя, — предложил целитель. — Больше у нас с собой ничего нет.

Мужик, испугавшись, замахал руками:

— Что ты, что ты! Живого резать? Нет денег — так бы и сказали, что ж я, волкодлак какой! — Он прищурился, пристально рассматривая Даезаэля. — А ты кто таков будешь? Странный какой-то… надо бы страже у города доложить.

— Я — эльф, — злобно сказал целитель, пока я помогала кряхтящему гному принять на телеге хотя бы сидячее положение.

— Да? — искренне удивился мужик. — А я и не признал. Эльфы, они же вроде по-другому выглядят. Светлые, одухотворенные. Волосы такие… такие… не косички, в общем. А ты… не такой совсем. Какой же ты после этого эльф?

— Темный, — злобно сказал целитель. — Не светлый, не одухотворенный, и волосы у меня в косичках. Я гнусный темный эльф, который обожает на завтрак есть свежие человеческие почки, закусывая их мозгами!

От Даезаэля исходила такая волна ненависти, что я отшатнулась. Лошадь мужика нервно заржала, а сам крестьянин бросил поводья, столкнул гнома с телеги и так хлестнул несчастное животное по спине кнутом, что телега со скрипом и треском помчалась по дороге, теряя на ухабах хворост.

Я не рискнула заговорить с эльфом, поэтому подошла к Персивалю. Он лежал в дорожной пыли с закрытыми глазами и тяжело дышал.

— Персиваль, — позвала я, — вставай. Нам нужно идти.

— Я не могу, — прохрипел гном. — Оставьте меня здесь умирать!

— И оставим. Можем еще и добить, чтобы не мучился, — сообщил целитель. Голос его вернулся в обычную степень мрачности, поэтому я решилась спросить:

— А разве существуют темные эльфы?

— Конечно, нет. Эльф — это по определению одухотворенное, светлое и высшее существо.

— А ты? — просипел гном, безуспешно пытаясь подняться и нервно косясь на Даезаэля. Видно, он верил, что тот может его добить, чисто из целительского сострадания.

— И я тоже. Просто моя светлость и одухотворенность недоступна пониманию таких ограниченных личностей, как… как некоторые. И тебе лучше не языком трепать, а попросить кого-то нас подвезти. А то мы не успеем к завтраку.

— Ехать будет нечестно, — сказала я. — Капитан приказал нам этот отрезок дороги пробежать. Давайте его хоть пройдем.

— Проедем, — простонал Персиваль. — У меня есть с собой несколько монет. Доедем до поворота перед харчевней и немного пройдем.

— Я так не могу. Ведь капитан заботится о нашей будущей безопасности! Как мы сможем сбежать в случае чего, если не будем тренироваться? — горячо сказала я. — Пойдем, я уверена, что уже немного осталось.

— Я еду, — сказал эльф.

— А она нас заложит капитану, и что он тогда придумает — страшно представить. Если ехать, то только всем, — обиженно надул губы Персиваль.

— Не суди по себе, я совсем не собиралась ябедничать, — укоризненно сказала я. — Хотите ехать — поезжайте. А я пойду.

— Как ты дожила до своих лет с такими представлениями о жизни? — уныло спросил Даезаэль, толкая носком сапога гнома, чтобы тот резвее шевелился.

— Нормально дожила, — резче, чем хотелось, ответила я. — Но своей честью я не намерена поступаться. Я знала, что на этой работе будет тяжело, и готова преодолевать трудности, а не бежать от них.

— Пафос, пафос, пафос, — издевательски развел руками эльф. — Только разве поможет нам этот пафос поднять эту тушу с дороги? Да еще так, чтобы она при этом шла?

— Я не она, — прохныкал гном.

— Какой из тебя мужчина? А туша — это она. — Даезаэль сплюнул. — Вставай.

— Может быть, ты ему поможешь? — попросила я. — Ведь есть у целителей приемы, которые помогают переносить тяжелораненых?

— Он не тяжелораненый, и я не намерен тратить на него свою магию. Она мне самому пригодится. Хотя… — Эльф развел руки, промурлыкал мелодичную песенку, и Персиваля резко подняло с дороги и поставило на ноги. Целитель с видимым удовольствием дал страдальцу пинка. — Пошел!

— Я никогда не ходил дальше, чем в мастерскую, — хныкал гном, плетясь впереди нас. Иногда Даезаэль подталкивал его в спину, и это немного ускоряло наше передвижение. — Почему вы так со мной? Ты же целитель! Ты должен быть милосердным.

— Маме своей жаловаться будешь, — спокойно ответствовал эльф. — Или капитану. А мне не надо. Я жалобы мимо ушей пропускаю, это у меня профессиональное.

— Как мимо таких ушей можно хоть что-то пропустить? — с новыми силами возопил гном. — Они же у тебя как лопухи!

— Ты — дурак и неуч, — констатировал Даезаэль. — Лопухи имеют совершенно другую форму. Учись оскорблять тонко, гора сала.

— Я не гора сала, я просто упитанный!

— Ребята, — вмешалась я, — учтите, чем больше сил вы будете тратить на ругань, тем меньше у вас их останется на путь.

— Вот поэтому ты так долго молчала! — напустился Персиваль уже на меня. — Ты знала этот секрет и молчала! Молчала специально, чтобы оставить себе больше сил!

Я пожала плечами, не опускаясь до перепалки.

Так мы и шли, точнее, еле-еле плелись, и дорога казалась бесконечной. Абсолютно все проезжающие и проходящие мимо обгоняли нас, даже матери с маленькими детьми шли быстрее. Гном ковылял, смешно расставляя ноги, а Даезаэль иногда останавливался и срывал клейкие листочки с кустов или вырывал молодую травяную поросль. Тщательно отряхнув зелень от пыли, эльф с унылым выражением лица отправлял добычу в рот.

— Что ты делаешь? — спросила я.

— Ем. Видишь ли, я уже распрощался с мыслью о том, что нам достанется завтрак. Хорошо, если мы придем до того, как капитан решит, что ждал нас достаточно, и отправится в путь. Ни догонять фургон, ни платить неустойку за дезертирство с королевской службы я не намерен. А молодая зелень — это витамины. Хоть и горчит немного.

— Это только эльфы могут питаться такой дрянью, — прохныкал гном. — А я хочу горячую яичницу на сале. И молока с медом!

— Хоти, — милостиво разрешил целитель.

— Ну все, — сказал Персиваль, падая. — Я больше и шага не сделаю. Все, я теперь точно умираю.

— Не умираешь. — Даезаэль облюбовал веточку какого-то куста и принялся грызть ее с задумчивым видом.

— Я натер штанами между ног! — заорал гном. — Это хуже, чем смерть!