Соблазненная

Восторг предложила Леопарду снова откинуться на подушки, а сама скрутила ему особую сигару из джафнского табака с небольшой добавкой конопли. Адам неодобрительно покачал головой по поводу собственной глупости, зная, что утром будет болеть голова.

К тому времени, когда он кончил курить расслабляющую, дурманящую закрутку, он словно утратил тело и поплыл в другой мир, где наградой будет блаженный сон и неземные видения. Восторг подошла к подушкам и стала трогать языком его бронзовую кожу, чтобы удостовериться, что он находится в последней стадии расслабления. Она лизала кожу вплоть до пупка, с удовлетворением отмечая, как тяжело налились его веки.

И крайне удивилась, когда он обнял ее сильными руками и подмял под себя. Он оседлал ее могучими бедрами и мучил изощренно медленными телодвижениями которые, вне всякого сомнения, свидетельствовали, что он еще не насытился. Восторг испытывала благоговейный трепет, ибо, прежде чем Леопард закончил, она дважды отдала соки любви. Когда она снова уложила его на подушки, его мужское достоинство, обмякнув, вытянулось вдоль ноги. Она легла рядом, вложив твердый сосок ему в рот, и он стал засыпать.

Он играл языком с прелестной игрушкой, нежно покусывая ее, потом стал сосать, его стержень снова вырос и затрепетал. Мужская мощь Леопарда была достойна похвалы. Она быстро скользнула вниз и взяла его ртом. Потребовалось целых полчаса нежных, ласковых прикосновений, прежде чем семя хлынуло струёй, и она опустошила его до последней капли. Восторг проглотила обильно извергавшуюся драгоценную жидкость, считающуюся лучшим в мире средством для поддержания здорового цвета лица. Леопард спал.

Если быть точнее, Сзвидж переспал. Но настроение от этого не улучшилось. Покидая «Алмаз Востока», он милостиво заплатил в два раза больше, чем запросили, но был раздражен из-за того, что потерял над собой контроль. Выкуренная вечером травка была недопустимым излишеством. После нее стучало в висках.

Когда он приехал на пристань, где стоял «Зеленый дракон», команда уже загружала товар со складов. Ступив на борт суденышка, он спустился в трюм. Прервав разговор на полуслове, напрягся. Поднял темноволосую голову и изумленно уставился на матроса своими холодными голубыми глазами. Его нос подсказывал ему, чего ожидать, когда он взял из рук матроса ящик и сорвал крышку. Опиум!

Сэвидж оглядел ряды загруженных в трюм ящиков и сундуков, выбрал наугад один и проверил содержимое. Леди Лэмб пыталась вывезти сотни ящиков, наполненных миллионами маковых головок с маслянистыми семенами.

Глаза Сэвиджа светились такой яростью, что моряки предпочли отойти подальше. Надо отдать ему должное: он не выплеснул свой гнев на команду. Спустя несколько минут он овладел собой и оставил тлеть угольки своего гнева, чтобы дать ему выход, когда встретится с той, что совершила эту гнусность.

Приказания были четкими, отрывистыми:

— Выгрузить все до последнего ящика и погрузить на борт моего ост-индского судна. К полудню получите другой груз для доставки в Китай.

Верный своему слову, к полудню он закупил партию сушеного красного перца и вторую партию табака, ибо китайцы были заядлыми курильщиками трубок. Свободную часть трюма он заполнил рулонами набивного ситца со своего склада, зная, что яркий, стойкий ситец хорошо пойдет на рынке, потому что в красильном деле Индия превосходила другие страны.

Сэвидж уведомил заведующего складами, что, хотя вскоре отправляется в Лондон, он не оставляет судоходство, но его главная контора будет теперь в Лондоне, а не в Коломбо. Он также сообщил, что его плантация переходит в аренду Ост-Индской компании, и приказал в первую очередь предоставлять ей склады для хранения чая и каучука.

Закончив дела в банке, Сэвидж зарядил пистолет, послал за лошадью и отправился домой. Если ехать без отдыха весь день и всю ночь, то можно добраться домой до полудня. С каждой милей в нем все больше закипала злость на Еву. Если бы она была молоденькой девушкой, он простил бы ее, считая, что она поступила так по неведению. Но она была взрослой женщиной. К тому же искушенной, прожившей на Востоке десять лет и наверняка знавшей об опиуме и его страшных свойствах. Если бы она попросила его вывезти опиум на его судах, он бы сразу отказал. Если бы даже она просто попросила совета относительно сделок с опиумом, он бы без обиняков поставил ее на место. А то, что она держала его в неведении преднамеренно, заслуживало крайнего осуждения. К тому же, путем женских ухищрений добившись от него согласия использовать его судно, она сделала его невольным сообщником.

Именно это приводило его в бешенство. Она всю жизнь вертела, как хотела, другими мужчинами, без труда обводила их вокруг пальца, добиваясь своего. Должна же она, черт побери, знать, что он не такой, как другие? Плантация Лэмбов была как раз перед ним, и он знал, что не поедет к себе, пока не объяснится с ней!

Глава 8

Сэвидж пробыл в седле двадцать часов. Он был небрит, покрыт потом и дорожной пылью, но ему было наплевать на приличия. Передав взмыленного коня конюху, он, не обращая внимания на сипаев, охранявших вход, решительно шагнул в роскошный губернаторский дом и, отмахнувшись от вышедшего навстречу дворецкого, пересек зал приемов, оставляя на чистом полу грязные следы.

Губернаторский дом никогда не пустовал. Ева находилась в малой столовой с посланником губернатора Мадраса и одним из принцев из дворца Раджа Сингха. Оба гостя тотчас узнали его по манерам и предательскому шраму на лице. Сэвидж ворвался в комнату без всяких извинений. Ева была шокирована.

— Нам с леди Лэмб нужно обсудить важные дела. С вашего позволения, — безапелляционно произнес он своим зычным голосом.

Ева немедленно поднялась, чтобы избежать сцены в присутствии гостей, и проводила его в свою личную гостиную. На ней было изысканное утреннее платье. Прелестные белокурые локоны были высоко подобраны черепаховыми гребнями. Она резко повернулась к нему, презрительно сморщив нос в знак недовольства его растерзанным видом.

— Что все это значит? — холодно спросила она. Она была так безукоризненно выхолена, ее манеры были настолько холодны и надменны, что ему не терпелось разнести в пух и прах ее самообладание. Он глубоко вдохнул, сдерживаясь, чтобы не ударить ее.

— Долбаный опиум! — процедил он сквозь зубы. — Мадам, извольте объясниться.

— А, понимаю. — Ее бледные щеки покраснели. — Я… знаю, что в некоторых портах это незаконно. Я… думала, что ты сделаешь вид, что не заметил, дорогой.

— Мне, как тебе известно, плевать, черт возьми, законно или незаконно. Эта дрянь сама по себе омерзительна!

— Мне нужны деньги, — невозмутимо объяснила Ева, будто это оправдывало ее поступок

Достав кошелек, он швырнул на стол пять тысяч фунтов.

— Я купил ваш опиум, мадам.

— Адам, я не представляла, что опиум так…

— Не держи меня за дурака, — обрезал он. — Ты десять лет прожила среди жителей Востока. Знаешь отвратительные свойства опиума. Знаешь, что он вызывает привыкание, что он обрекает миллионы на смерть при жизни, что от него нет спасения.

— Но это всего лишь какие-то китайские крестьяне, — нерешительно возразила она.

Адам грубо схватил ее за плечи, впившись железными пальцами в ее нежное тело

— Они люди! Ты слышала, как мы с Расселлом рассказывали о притонах курильщиков опиума, где сотни людей в беспамятстве валяются на деревянных нарах. Миллионы жертвуют всем ради своего губительного пристрастия — своими фермами, своими семьями, продают жен и детей. Они весь день бегают голодными с тележками рикш, чтобы вечером получить дозу опиума, и так до тех пор, пока не умрут в мучительной агонии. Опиум отвратителен и мерзок, он несет проклятие и оскверняет каждого, кто к нему причастен. — Он встряхнул ее за плечи. — Я знаю! Я первый раз крупно заработал, экспортируя его в Кантон, и поплатился за это. У меня не только остались шрамы на теле, я почти погубил душу. Ныне я зарабатываю почти столько же от продажи чая и каучука. Возможно, мне приходится работать по восемнадцать часов в день, но это приличная, чистая работа, и я могу спокойно спать ночью.