Сокрушение

Эглантина глубоко задумалась о яйцах, птенцах, судьбах и о том, что делает сову тем, кто она есть. Почему они с Сореном получились такими, а Клудд — совсем другим? Миссис Плитивер говорила, что Клудд с первого дня причинял одни неприятности. Он всегда был завистливым и ревнивым. Почему совы рождаются завистливыми?

Эглантина так глубоко ушла в свои мысли, что не сразу заметила, как туман над их головами начал редеть.

— Великий Глаукс, небо проясняется! — вскричала Примула.

— Нет, только не это! — испуганно подняла голову Эглантина. Если дым рассеется, ничто на свете не скроет их от взоров Чистых.

— Может быть, нам лучше остаться здесь? Эта нора — просто идеальное укрытие. Давай попробуем забиться поглубже? — предложила Примула, стараясь сдержать предательскую дрожь клюва.

— Я проверю, — сказала Эглантина, не спуская глаз с яйца. — Знаешь, мне кажется, нам не стоит глубоко забираться под землю. В результате мы можем оказаться в ловушке.

— Ты права, — с усилием выдавила Примула.

— Может быть, из норы есть запасной выход? Я хочу посмотреть, вдруг отыщу туннель, ведущий в другую строну, — добавила Эглантина и с опаской заглянула вглубь норы.

«Жаль, что я не пещерная сова!» — подумала она.

Вскоре она вернулась к Примуле:

— Есть!

— А что, если они окружат нас и ворвутся сразу через оба входа?

— Великий Глаукс, об этом-то я и не подумала. Честно говоря, мне не хотелось бы попасть в западню.

— Мне тоже. Слушай, но ведь у нас есть яйцо! — напомнила Примула.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что оно им нужно. Значит, мы сможем торговаться и попробовать обменять яйцо на свободу.

Эглантина мигнула, потом глаза ее сузились и сурово заблестели:

— Как можно торговаться с тем, кому не доверяешь? Кроме того, это яйцо очень много значит для нас и для всего совиного мира. Заполучив его, мы сможем контролировать Чистых. Его ни в коем случае нельзя отдавать!

— Ты хочешь сделать его заложником?

— Точно!

Теперь настала очередь Примулы хлопать глазами.

Она поняла, что ее подруга изменилась. Эглантина как будто внезапно выросла, только стала не больше, а намного, намного старше. Она готова пожертвовать своей жизнью ради этого яйца. Готова умереть, чтобы спасти яйцо от Чистых.

До сих пор Примула думала о смерти как о лишении: смерть отняла у нее мать, отца, родной дом. Но вот Эглантина сейчас поняла, что умереть можно за что-то.

Отдать жизнь за то, что любишь. Погибнуть, сражаясь с тем, что ненавидишь. Умереть за свободу — свободу всех совиных царств.

— Я вижу их, Примула! Вижу, — прошептала Эглантина.

Подруги теснее прижались друг к другу и поглубже забились под пень.

Дым рассеивался.

Обретя способность видеть, Нира приготовилась в полной мере использовать исключительный слух, присущий всем представителям сипух.

Она должна найти яйцо.

Луноликая сова принялась осторожно и чутко вертеть головой во все стороны, пропуская сквозь себя все многообразие звуков ради одного-единственного, особенного, который слышат все совы-матери.

Она отмахнулась от торопливого сердцебиения мыши, пробегавшей поддеревьями, от скользкого шороха переползающей через бревно змеи. Вот послышалось тяжкое дыхание крольчихи, дающей жизнь своему потомству.

«Вкусные крольчатки!» — мимоходом подумала Нира, но тут же снова настроила слух на единственный в мире звук — на еле слышный шорох и слабое сердцебиение совенка, растущего в скорлупе яйца. Ее птенца, крошечным зернышком плавающего в огромном море, заключенном в скорлупу Священного Шара.

Она все точно рассчитала.

Птенецдолжен появиться на свет в ночь ее собственного рождения: в ночь лунного затмения. Нира получила свое имя в честь древней совы, родившейся в грозный час, когда луна покинула небеса и взошла на лице новорожденной. Считается, что над рожденными в ночь лунного затмения тяготеет древнее пророчество, которое может стать благом и одарить юное создание величием духа или же проклятием, которое ввергнет его в пучину зла.

— Аааа! — вдруг хрипло выдохнула Нира и склонила голову набок, чтобы убедиться, что не ошиблась.

— Они приближаются! — выдохнула Примула.

Совы в растерянности выглянули из норы. Их никак нельзя было заметить с воздуха, тем не менее смертоносный отряд под предводительством самой Ниры мчался прямо по направлению к пню.

— Нужно бежать! — пролепетала Эглантина.

— Бросим яйцо!

— Нет! — рявкнула сипуха. — Ни за что!

Совы стремительно выбрались из-под пня.

— Вот они! — пронзительно завизжала Нира.

— В пожар! Эглантина, надо возвращаться в пожар!

Эглантина сразу поняла, что Примула права.

Это их единственный шанс на спасение. Пусть они не могли летать сквозь огонь, как угленосы, в любом случае, они ориентировались на пожаре гораздо лучше Чистых, к тому же, подобно всем ночным стражам, умели превращать огонь в опасное оружие, пострашнее боевых когтей.

Юные совы поднялись ввысь и помчались в сторону пылающего края неба.

ГЛАВА XVIII

У нас должно получиться!

Пролетавший мимо баклан подсказал Гильфи и Копуше, в какую сторону лететь. Судя по его словам, он по дороге встретил двух птиц, летевших над самой землей.

Гильфи с Копушей опустились еще ниже.

Время от времени Копуша переходил на шаг, исследуя местность, как подобает истинному следопыту. Это было непростое дело, ведь искать нужно было не только следы двух подружек, но и приметы, которые Сорен видел в своем странном сне.

Вот перед Копушей вырос пень с глубокой норой между корней. Интересно, нора может считаться прогалиной? Или это в нем заговорила пещерная сова, привыкшая жить в песчаных норах? Всем известно, что ни одна пещерная сова не может спокойно пройти мимо трещины или ямы в земле.

Копуша сделал несколько шажков в сторону норы.

Внезапно он резко замер и зажмурился. На ветке низкорослого куста возле самого пня дрожало птичье перо. Не просто перо, не просто совиное перо, и даже не просто перо амбарной совы. Это было перо Эглантины.

— В чем дело, Копуша? — спросила Гильфи, заметив, что друг остановился.

— Здесь была Эглантина.

— Не может быть! — решительно ответила Гильфи. — Откуда тебе знать? Я хочу сказать, ты не можешь узнать сипуху по перу!

Копуша смерил малютку эльфа испепеляющим взглядом.

— Вот как? Тогда позволь тебе напомнить, подруга, что именно я несколько месяцев назад нашел на земле нашу Эглантину. Мне ли не знать ее перья! А судя вот по этому, Примула тоже была здесь! — воскликнул он, снимая с соседнего куста короткое черное перышко, точь-в-точь такое, какие растут на затылке у воробьиных сычиков.

Гильфи опустилась на землю рядом с Копушей.

— Клянусь мускульным желудком, ты прав! Это перо сипухи, думаю, с шейки!

Как известно, сипухи обычно бывают бурыми и белыми, но лица и шейное оперение у них всегда белоснежные.

— Я полезу внутрь, осмотрюсь хорошенько, — заявил Копуша. — А ты пока постой на страже, ладно?

Через несколько секунд Гильфи услышала из-под земли глухой голос Копуши:

— Они здесь были, это очевидно. Я нашел следы когтей и еще несколько перьев. — Он помолчал и сдавленно прошептал: — А это…

— Что? — Гильфи даже запрыгала на месте от любопытства.

— Ты не поверишь.

— Да что там такое?

— Этот отпечаток может быть оставлен только одним…

— Чем, ради Глаукса? — закричала Гильфи, едва не выпрыгивая из перьев.

— Яйцом. Яйцом амбарной совы.

Воцарилось ошеломленное молчание. Наконец Гильфи пришла в себя, просунула голову в нору и громко сказала:

— Этого не может быть. Эглантина еще слишком мала, так ведь?

— А с чего ты взяла, что это яйцо Эглантины? — буркнул Копуша, вылезая на свет. — Насколько я знаю, она не единственная амбарная сова на свете!