Сокрушение

«Наконец-то я лечу! Лечу домой! Домой! К маме, к папе, в наше родное дупло!»

Когда две сипухи, бесшумно выпорхнув из дупла, очутились над морем Хуулмере, над горизонтом поднялась луна, и сверкающая серебряная нить протянулась по водной глади от острова Га'Хуул прямо к Клювам.

Эглантине казалось, будто до сих пор она жила в пустом дупле — да-да, именно так чувствуют себя те, кто не умер, но обречен на вечную тоску. Печальная жизнь ее была подобна огромному опустевшему дуплу, к которому ведут давно остывшие воздушные пути.

Но теперь все изменится!

Жизнь ее снова обретет смысл! Рядом с мамой и папой она опять станет собой, будет жить в прекрасном дупле, занавешенном мхом, оплетенном плющом и лишайниками, будет слушать сказки и истории, которые расскажут ей родители.

Они расскажут ей сказку о большом острове и Великом Древе Га'Хуула. Для папы с мамой это всего лишь легенда, древняя сказка.

Эглантина знала, что Великое Древо существует на самом деле, но какое это имеет значение? Это такая ерунда по сравнению с дуплом, по сравнению с домом…

Она начала насвистывать песенку, которую часто слышала от матери. Какая жалость, что она не помнит слов! Мама всегда пела эту песню, когда возвращалась с охоты.

Внезапно слова зазвучали в голове Эглантины, и она в полный голос запела старинную балладу:

И тут, словно шрам на лице ночи, впереди засверкала береговая линия Клювов.

— Сюда! — закричала Эглантина и кивнула головой в сторону блестевшего вдали озера.

Водная гладь сияла отраженным светом луны и звезд. Никогда в жизни Эглантина не видела зрелища прекраснее.

— Это озеро похоже на зеркало! — закричала она, увидев внизу свое отражение и светлое лицо Рыжухи.

— Смотри, Эглантина! Вон там, там дерево, ель! Все точно так, как ты говорила. Ты видела такую ель во сне!

— Но ведь это не сон, Рыжуха! Это по-настоящему. Эглантина радостно взвизгнула и полетела через озеро к ели, громко распевая на лету:

ГЛАВА IX

Самая красивая мама

Эглантина опустилась на ветку и повернула голову в сторону дупла. Неужели ей не кажется и она в самом деле слышит песню, которую только что пела? Только теперь ее поет мамин голос!

Эглантина сделала несколько робких шажков к дуплу.

— Смотри, Рыжуха, как она переплела мох! Так всегда делали у нас, в Тито.

— Иди же, не будь букой, — подбодрила ее подруга. — Глаукс, там же твоя мама!

— А что, если она меня не узнает? Я ведь была птенцом, когда мы расстались.

— Мама всегда узнает своего маленького птенчика, даже если этот птенчик давно вырос и отрастил маховые перья.

Дрожа от робости, Эглантина подошла еще ближе. Потом осторожно, одним когтем, начала раздвигать пряди мха.

Теперь она хорошо видела маму. Мама стояла к ней спиной. Она выщипывала пух из своей грудки и выстилала им мягкое гнездышко. Наверное, там лежат яйца…

«Здесь не хватит места для меня!» — испугалась Эглантина и отступила назад. В этот миг большая сова вдруг резко обернулась.

— Кто здесь? — спросила она.

У Эглантины перехватило горло. Желудок ее задрожал. Перед ней был не скрум. Это была ее мама… Но что-то мешало Эглантине до конца поверить в это. Что-то было не совсем так…

Но тут Рыжуха с силой пихнула ее в спину, и Эглантина очутилась внутри дупла.

— Эглантина? — Голос был очень похож на мамин. — Эглантина, — повторила сова. — Какое счастье, я снова вижу тебя!

Она выглядела почти совсем как мама, хотя Эглантина не помнила, чтобы у мамы было такое белое и такое большое лицо.

Казалось, сама луна сошла с небес и вплыла в дупло. А еще это лицо пересекала косая рана, перья на ней росли не так густо, как прежде, и чуть-чуть просвечивала розовая кожа. Но даже шрам не мог испортить красоту белоснежного лица, и никогда еще мама не казалась Эглантине такой красавицей.

Она была прекрасна.

Эглантина впервые видела такую красивую сипуху. Кажется, ее мама была немного меньше ростом… Но голос! Голос был мамин.

— Входи, дорогуша. Входи.

Эглантина с усилием зажмурилась.

— Почему ты называешь меня так? Раньше ты никогда не говорила мне «дорогуша».

Сова еле заметно повела крылом.

— Ну… видишь ли, прошло так много времени. Я не могу всего Упомнить, детка. Зато я помню, что из всех насекомых ты больше всего любишь сороконожек. А теперь погляди, что мама приготовила для своей дочки!

Она сделала шаг в сторону, и Эглантина увидела гнездо. Там не было никаких яиц. Это было уютное местечко для Эглантины, устроенное именно так, как всегда делала мама: сначала шел слой мха, затем пух из материнской грудки, потом снова мох, и снова пух, а рядом — кучка сороконожек.

— Мамочка! — закричала Эглантина, кидаясь на грудь к матери. Огромные белые крылья сомкнулись вокруг нее. А затем, не выпуская Эглантину из объятий, мама подцепила когтем сороконожку и запела.

Это была старая-старая песня из далекого детства, когда Эглантина была совсем маленькая и ела только насекомых.

Эглантина на миг оторвалась от матери и прошептала:

— Ты помнишь эту песенку?

— Ну конечно, дорогу… Конечно, детка. Ведь Сорен так часто пел ее тебе.

— Да… ну да, — неуверенно кивнула Эглантина, а потом внимательно посмотрела на мать. Все-таки что-то было не так.

— Мама… У тебя такое большое и белое лицо.

— Все мы меняемся, любовь моя.

«Мама иногда называла меня так, это правда. Но чаще всего она говорила „малышка Эгги“. Но „дорогушей“ она меня точно никогда не называла!»