Похищение

— Почему ты так говоришь? Ты же выстоял! — воскликнул Сорен.

— Это как сказать…

— Что значит — как сказать? Сова или становится лунатиком или нет! Ты не стал, — заявила Гильфи.

— Это не сейчас началось. Понимаете, я вроде бы устоял, да только потерял что-то важное… Глаза моей дорогой подруги, моя маленькая Бесс, мои птенцы — все они стали стираться из памяти. Когда я навещал их, ко мне возвращался мой прежний голос. Вы знаете, у мохноногих сычей совсем особенный клич. Он похож на песню, а некоторые даже уверяют, будто наш зов напоминает гул церковных колоколов. А теперь мой когда-то густой и гулкий голос потускнел. Примерно восемь новолуний тому назад я полетел к себе домой и, подлетая, стал кричать, как обычно, но никто не откликнулся на мой зов. А два новолуния назад они уже не узнали меня. Ни подруга, ни Бесс…

— Невероятно! — прошептал Сорен.

— А теперь они и вовсе исчезли, — закончил Бормотт.

— Исчезли? — ахнул Сорен. — Улетели?

— Улетели или были убиты слугами Виззг и Ищейке, а может… — голос Бормотта оборвался.

— Что? — спросила Гильфи.

— Может быть, они здесь, но я не вижу их, а они не узнают меня. Порой мне кажется, будто я стал похож на воздух — такой же пустой и прозрачный. Вот она, невыносимая тяжесть лунного ослепления. Наверное, через несколько новолуний я стану полноценным старым лунатиком.

— Но зачем? Зачем они делают это? Какую цель преследует Академия Сант-Эголиус?

— Да, и что такое крупинки? — выпалила Гильфи, глядя Бормотту прямо в глаза.

— Ишь ты! Один вопрос простой, второй куда сложнее. Цель Сант-Эголиуса — подчинить себе все царства на земле.

— И уничтожить их? — уточнил Сорен.

— Разумеется со временем они их уничтожат, но сначала нужно добиться подчинения. В этом им помогает лунное облучение. Это их главный инструмент, ибо лунное облучение убивает волю, стирает личность, делает всех одинаковыми. Теперь про крупинки. Это тоже инструмент, но другого толка. Крупинки — это оружие для войны.

— А как они действуют? — спросил Сорен.

— Этого никто не знает. Я и сам толком не понимаю. В крупинках заключены великие силы, нужно только правильно с ними обращаться.

— Что за силы?

— Говорю же, не знаю. Кажется, иногда они могут притягивать к себе другие предметы. Когда-то я работал в отсеке, где хранятся крупинки, и порой мне казалось, будто я чувствую их силу.

Сорен с Гильфи завороженно моргали глазами.

— Как странно, — прошептала Гильфи.

— Научи нас летать, Бормотт! Пожалуйста, научи нас! — захлебываясь словами, выкрикнул Сорен. Ему казалось, что он лопнет от нетерпения. Крупная дрожь сотрясала его тело.

Повисло ошеломленное молчание. Бормотт и Гильфи уставились на Сорена и моргали, не в силах произнести ни слова.

— Даже не знаю, что сказать… Я могу объяснить, что нужно делать, могу показать на практике, но вот научить… Странное это дело — полет. Порой совенок все понимает, все делает правильно, но если у него нет веры…

Гильфи с Сореном дружно моргнули и хором сказали:

— Пока не поверишь — ни за что не полетишь!

— Верно, ребятки. Вижу, вы сами все понимаете. Вот почему никто из здешних совят не умеет летать. Дело ведь не только в том, что вампиры высасывают у них кровь. Конечно, кровопускание ослабляет тягу к полетам, делает перья слабыми и ломкими, но главное-то не в этом! Лунатики даже понятия не имеют о том, что такое вера!

— Но мы-то с Сореном не лунатики, — заявила Гильфи. — И ты тоже совершенно нормальный, по крайней мере, на мой взгляд.

— Вы принесли мне надежду, малыши. Я думал, все мои надежды разрушены Сант-Эголиусом, но вы спасли меня. Я попытаюсь. Теперь слушайте, что нужно делать.

Бормотт объяснил, что его обязанность заключается в ежедневной обработке и учете добра, добытого в погаднике — зубов, костей, шерсти и крупинок.

— Все это хранится в Библиотеке, а я каждый день веду учет. Вот я и попрошу, чтобы вас дали мне в помощь! Не справляюсь, мол, один с пересчетом.

Работаю я обычно на дне глубокой пещеры возле Библиотеки, а потом затаскиваю пересчитанное добро внутрь. Когда работы мало, то просто сторожу вход в книгохранилище. Вас, разумеется, никогда не допустят внутрь, но зато мы сможем использовать мой склад для тренировок. Место, конечно, не слишком годное, да другого-то нет! Пещерка эта соединяется с Библиотекой, но вам туда путь заказан, потому что, когда я работаю на складе, вместо меня у входа в книгохранилище выставляют другого стражника.

— А там есть книги? — спросила Гильфи.

— Конечно. Но вообще-то там склад. Каждый предмет хранится рядом с книгами, в которых про него написано.

— Гильфи желудком чувствует, что крупинки могут помочь нам спастись, — робко заметил Сорен.

— Я бы не советовал забивать себе голову всякой чушью! — сурово гукнул Бормотт. — Ваша собственная вера поможет вам куда скорее, чем все крупинки вместе взятые!

На том и порешили. На все новолуние Сорен с Гильфи поступят в распоряжение Бормотта и будут работать на складе, пока всех совят снова отправят на сеанс лунного облучения. Первый урок полета решено было устроить следующей же ночью.

ГЛАВА XXI

Летите!

— Шире взмах, глубже взмах! При хорошем махе крылья должны почти касаться друг друга, — наставлял совят Бормотт.

Сорен с Гильфи были еле живы от усталости. Это оказалось ужасно трудно и совсем не похоже на то, что проделывали у них на глазах родители и старшие братья.

— Я знаю, что вы устали, но единственный выход отсюда у вас над головой. Необходимо укрепить мышцы. Вот почему я не учу вас прыжкам и порханию. Вы не можете позволить себе роскошь учиться красиво спланировать вниз из родительского дупла. Необходимо сразу отработать сильные махи крыльями. Так что выше клюв и все сначала!

— А что мы будем делать, когда вылетим отсюда? — задумчиво поинтересовался Сорен. — Как мы узнаем, что делать дальше?

— Разберетесь. Помните, чему я вас учил? Здешний воздух неподвижен, у него нет характера. Очутившись в небе, вы сразу ощутите крыльями множество воздушных потоков. У каждого из них своя скорость, одни могут быть упругими или дряблыми, другие теплыми или холодными. И к каждому нужно уметь приспособиться и использовать в полете. У каждого ветра свой нрав, но в Сант-Эголиусе ветров не бывает. Здесь слишком глубоко, они сюда не заглядывают. Тут и воздуха-то как следует не почувствуешь! Мертвый тут воздух, затхлый, будто в яме. Вот почему работать крыльями нужно изо всех сил — своими махами вы придаете воздуху форму. Самое большое усилие вкладывайте в мах вниз. Когда крыло идет вверх, воздух с легкостью проходит сквозь него. Вот почему перья у вас с бороздками, а кончики крыльев заострены. При полете они раздвигаются, уменьшая давление воздуха.

Бормотт не только объяснял, он показывал. Вот он слегка наклонился вперед, вытянул голову и поднял крылья. В следующий миг он уже был в воздухе. Огромная птица, почти в два раза крупнее Сорена, с легкостью парила над землей. Сорен совсем приуныл. Что, если они никогда не научатся? Успеют ли они набраться сил?

Бормотт, видимо, прочитал его мысли, потому что добродушно проворчал:

— Это всего лишь третий урок, дурачок. С каждым днем вы становитесь сильнее, я же вижу. Вам надо самим в это поверить, понимаешь?

А потом, во время четвертого урока, стало вдруг немного легче, и в их желудках зародилась робкая вера.

Совята почувствовали, как воздух раздвигается над их крыльями. В эту ночь они впервые ощутили границы воздушных потоков, которые поднимали Сорена и Гильфи к ночному небу из мрачного каменного колодца склада. В эту ночь они поднялись на такую высоту, какой никогда раньше не достигали.

До конца новолуния оставалось еще две ночи, а потом занятия придется отложить, поскольку по мере роста луны всех совят будут подвергать все более сильным дозам лунного облучения. А когда луна снова пойдет на ущерб, Сорену и Гильфи необходимо будет улететь, чтобы успеть до появления летучих мышей-вампиров. Потому что, как полностью оперившихся совят, их тоже ожидает обязательное кровопускание.