Покоренные страстью

«Фу, как не стыдно, — проговорила Дамарис. — Я-то считала, что ты выше подглядывания».

«Я не подглядываю, я учусь», — тоном, выражающим восхищение перед изобретательностью француза, ответил Александр.

Рэм проснулся задолго до того, как серый предрассветный туман вполз в спальню. Он не хотел будить Тину, не хотел слез при прощании и мечтал только об одном — унести с собой согревающее на морозном ветру воспоминание о сокровенных моментах их близости.

Дуглас пожалел о том, что не удалось встретиться с братьями, но каждому из них он написал письмо с советом переименовать все корабли, назвав каждое судно «Месть». Это поможет ввести в заблуждение нового английского адмирала Томаса Ховарда. Люди лорда уже собрались во дворе, готовые вскочить в седло и нестись во весь опор до самого Стерлинга. С письмами в руке Рэм огляделся — Колина поблизости не было нигде. В зале его тоже не видели, и лорд поднялся в спальню кузена. В комнате было пусто Рэм положил письма на каминную полку, и тут внимание его привлекла картина на мольберте. Тина, обнаженная, лежала на траве среди цветов возле озера. Однажды он занимался с ней любовью на этом месте и, очевидно, был не единственным, кто здесь наслаждался ее страстью. Томный взгляд делал женщину похожей на лису, разомлевшую от жары. Дуглас взвыл, как раненый зверь.

Дух Александра влетел в распахнутую дверь и обругал себя за то, что позволил Рэму увидеть эротичный рисунок.

«Это ложь, все — грязная ложь!» — вскричал он, но лорд уже пронесся мимо, как ангел мщения.

Дамарис тщетно пыталась направить Аду с дневником Малкольма в комнату Тины. Внезапно она услышала, как хлопнула массивная дверь хозяйской спальни. В панике она подлетела к племяннице, проснувшейся от шума. Черный Рэм склонился над невестой. Он был в кожаной куртке и кольчуге, его пальцы, сжимавшие рукоять кинжала, побелели.

— Шлюха! — прогрохотал он, ослепленный яростью, и выхватил кинжал из ножен.

Глава 37

Дамарис молниеносно кинулась на защиту, и ветерок, вызванный ее полетом, заставил ткань покрова над кроватью колыхнуться и закрыть обнаженную фигуру невесты Дугласа. Проклиная эту суку из клана Кеннеди, Рэм высвободил нож, запутавшийся в складках ткани.

— Вы подходите друг другу! — с этими словами он покинул комнату.

Дамарис увидела Александра.

«Что случилось?» — воскликнула она.

«Он увидел обнаженный портрет».

«Не позволяй ему уехать! Не позволяй оставить ее здесь с Колином!»

Призрак мужчины отправился вслед за Рэмом, Дамарис осталась с Тиной. Ада вошла в комнату, неся столик с потайным ящиком.

— Что с тобой? — обнимая рыдающую воспитанницу, спросила она.

— Картина! Он, должно быть, увидел ту картину и чуть не сошел с ума!

Ада заперла дверь, она уже знала, что такое гнев Дугласа. Его не зря прозвали Сорвиголовой. Алекс проник сквозь закрытую дверь.

«Он уехал, я не смог остановить его».

«Боже мой, Алекс, кажется, этот замок проклят и трагедия будет здесь повторяться снова и снова. Тину уже пытались отравить так же, как отравили меня. Колин рисовал нас обеих, и теперь Рэм увидел ее портрет так же, как ты увидел мой. Если мы не поможем, здесь опять произойдет убийство!»

«Я отправляюсь за ним и приведу его назад!» — клятвенно пообещал Александр.

Дамарис беспомощно прошептала:

«Но ты ведь не можешь оставить это место».

«Нет, могу, если свяжу себя с живым человеком. Я могу передвигаться вместе с ним».

«Будь осторожен!»

«Милая, со мной не может случиться ничего более страшного, чем уже случилось».

Тина утерла слезы и потянулась за халатом.

— Ада, все как-то ужасно запуталось. — Она в нетерпении отбросила волосы назад. — Только этой ночью он говорил мне, что любит, и просил выйти за него замуж. Теперь из-за этого проклятого калеки все пропало! Я убью его!

— Успокойся, детка. Колин навредил тебе, но теперь, когда Рэм уехал, мы можем потребовать от калеки ответа и добиться, чтобы он отдал портрет. Запри за мной дверь. Я иду на кухню, принесу тебе завтрак и попрошу мсье Бюрка о помощи. Нам потребуется защита мужчины, когда мы выступим против Колина.

— Прекрасная идея, Ада! Ой, это тот столик, что я подарила бедняге Малкольму.

— Да, Дженна принесла его мне сегодня ночью. Она сказала, что обещала старику вернуть столик тебе.

Гувернантка отправилась на кухню, Тина заперла дверь и, нажав на узорное украшение, открыла потайной ящик. Здесь хранились записи Малкольма. Как странно было прикасаться к ним! История клана заполняла долгие часы в жизни сумасшедшего и вносила какой-то смысл в его существование. Тине было неловко читать то, что старик доверял только бумаге. Вдруг брови ее поползли вверх от изумления. Она считала, что записи возродят далекие времена первых Дугласов, но если и так, то этих страниц в ящике не было. Здесь вообще хранилось всего несколько листков, и они немедленно привлекли внимание леди, как только она поняла, что записи повествуют о событиях шестнадцатилетней давности, о той ночи, когда была отравлена Дамарис.

Призрак женщины стоял за плечом Тины, чтобы прочитать все еще раз. Разборчивый почерк старика и логичное построение фраз могли принадлежать только здравомыслящему человеку. Огонек поняла, что в то время, когда произошла трагедия, Малькольм еще не был прикован к постели.

«Было так непривычно слышать, как молодожены ссорились, что я постарался остаться незамеченным и не мешать им выяснять отношения. Но вскоре их разгневанные голоса уже разносились по всему замну, и причина ссоры стала ясна. Колин нарисовал портрет леди Дамарис, и все мы восхищались его великолепным мастерством, но Алексу удалось обнаружить также и наброски, изображающие его жену в обнаженном виде. В припадке ревности он обвинил Дамарис в измене. Поскольку Колина нигде поблизости не оказалось, леди приходилось самой отражать обвинения и противостоять необузданной ярости мужа.

Я вспоминаю, что в тот вечер рано стемнело. Леди Дамарис выпила вина, в которое, как оказалось, была подмешана отрава. Александр тотчас забыл о своей ревности. Его жена ужасно страдала, и он был в полной растерянности. Уже в те дни я носил прозвище «Чокнутый», поскольку отличался импульсивностью, часто напивался и поступал не так, как большинство людей. Александр обвинил меня в том, что я отравил Дамарис, и не позволил помочь ему в несчастье.

Она умерла очень быстро, и вряд ли я смог бы хоть что-нибудь сделать, но ее последним словом было «отравитель», брошенное в лицо мужу, которого она сочла своим убийцей. Александр словно сошел с ума. С тяжелым сердцем он ждал возвращения Колина, который, как он полагал, соблазнил его красавицу-жену, теперь лежащую мертвой. Узнав о смерти Дамарис, Колин рассвирепел. Оба мужчины, со шпагами наготове, обвиняли в случившемся друг друга. Колин сказал, что яд предназначался для Алекса, а не его жены. Отравитель считал себя наследником титула, и Алекс швырнул ему в лицо разгадку тайны, которую он хранил много лет: Колин был незаконнорожденным, и после смерти Александра только Рэмсей мог стать лордом Дугласом. Мужчины намеревались убить друг друга, и я не мог предотвратить кровопролития. Я заперся в своей комнате с кувшином висни. Уже выпив большую его часть, я увидел, как они сражались на парапете. Александр лучше владел шпагой, и я решил, что Колин приговорен. Младший Дуглас был тяжело ранен и его ждала участь быть заколотым. Должно быть, я впал в забытье. На следующий день тело Александра было найдено внизу, на каменных плитах двора, а тело его жены — в спальне.

Граф Ангус обрушился на челядь Грозного замка, а вскоре подоспели и Кеннеди, требовавшие отмщения. Кто-то сказал, что Колин сражается в войсках короля, и я, опасаясь, что стану главным подозреваемым в убийстве, заперся в своей комнате и беспробудно пил. Потом обнаружили портрет обнаженной леди Дамарис, и все решили, что Александр отравил ее в приступе ревности и покончил с собой, спрыгнув с парапета.