Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 76 из 79



Однако там, где, казалось бы, не должно было чувствоваться ничего, кроме холода, ощущался поток чего-то грязного, словно сточные воды. Как мог человек жить с такой нечистой душой?

Элейн попыталась отодвинуться назад. Слишком поздно — она уже слышала беспорядочный стук сердца Боули, чувствовала тяжесть лишнего веса. И в этом теле она тоже ощутила грязь, грязь и дефицит души.

— … покидай меня!

Как много грязи. Элейн вспомнила, какой чистой она чувствовала себя после того, как они с Чарльзом занимались любовью.

— Не покидай меня! Черт возьми, женщина, не покидай меня! Не смей оставлять меня!

Кто-то кричал.

— Вернись ко мне, черт возьми! Борись! Проклятье! Черт тебя подери! Не оставляй меня, я не могу остаться один!

Один.

Черный лебедь.

Неправильно. Это неправильно, чтобы он оставался один. Это ей нужно быть одной.

— Чарльз, — прошептала она. Но чьими губами?

— Вот так, хорошо. Борись. Вернись ко мне. Ты должна вернуться ко мне!

Слишком поздно бороться. Смерть уже рядом, словно молот, разбивающий на наковальне ее сердце. От ощущения невозможности наполнить свои легкие ей должно было быть страшно, но она вовсе не была напугана.

— Проклятье! Я не могу позволить тебе уйти!

Краем глаза — Боули или, нет, Морриган — Элейн видела, как Чарльз шел, пошатываясь и спотыкаясь, словно это у него была изувеченная нога. Какие слабые эти смертные. Чарльз качнулся взад-вперед, нависнув над Боули, хотя нет, он качался взад-вперед над Элейн, нет — он раскачивался взад-вперед снова над Боули. Боже милостивый, как все запутано. Из ни откуда появилась кожаный ботинок, как раз напротив лица Элейн, нацеленная на Элейн, нет, на Боули, или на Элейн…

Фейерверки взорвались в голове Элейн. А затем наступила чернота. И оцепенение. Полное бесчувствие.

Ну вот и смерть, подумала Элейн. Было невероятно приятно не чувствовать боли, смятения и предательства, присущих жизни. Почему она должна противиться этому?

— Нет! — крик раскроил ночь и тут же был поглощен сжимающейся темнотой.

Эпилог

Элейн вглядывалась в зеркало на туалетном столике, отражающее бледный овал ее лица и фартук служанки позади него. Кейти подхватила локон темных волос и уложила на голове, уколов острой шпилькой. Из глаз Элейн брызнули непроизвольные слезы.

— Такая жалость, что все так печально произошло с сердечком вашего дядюшки, когда он спасал вас от этих тайком пробравшихся головорезов.

Солнечный свет лился сквозь раскрытые драпировки кровати. Где-то рядом за балконом заливалась трелью птица.

— Представьте себе, убийцы и злодеи прямо здесь, в Дорсете! Невозможно понять, почему они выманили и задушили эту старую Хэтти. Заметьте, такое не могло бы случиться с благочестивым человеком. Лучше всего было бы их повесить, чтобы видеть, как эти головорезы дергаются на веревке. Но они скрылись, не оставив ни единого волоска. — Кейти воткнула другую шпильку в укладываемую пышную прическу. — Ваша тетушка вернулась в Корнуолл. Лорд позволил ей взять двуколку для холодного тела. Так как она заявила, что не может допустить, чтобы он — то, что было вашим дядюшкой, мэм, — был похоронен здесь, на варварской земле. Повариха сказала, что в жизни не слышала подобного богохульства. Ваш дядя — он умер, выполняя свой долг, следовательно, его надлежало захоронить здесь. У меня был кузен, с папочкиной стороны, мэм, он убился, вися на закорках…

Элейн не удивилась, услышав подобное спустя три ночи, прошедшие после так называемой деятельности «тайком пробравшихся головорезов». Ее не покидало стойкое ощущение дежавю. Она, пройдя полный круг, опять оказалась запертой в своей спальне наедине с бесчувственной, без умолку тараторящей служанкой, дожидаясь отправки в Бедлам.

Элейн закрыла глаза, чтобы не видеть эти бездонные черные омуты, глядящие на нее из зеркала. Внезапно, сердце забилось, пытаясь выскочить из груди. Мгновенно в мозгу вспыхнуло воспоминание — нога Чарльза, вынырнувшая из темноты и проносящаяся рядом с ее головой. Она отдернулась назад.

— Одну минутку, мэм! Извините, я не успела. Только еще несколько шпилечек, и мы закончим. Этот доктор Дэймон, он такой душка, не правда ли?



Нет, Элейн не думала, что черноволосый, темноглазый, похожий на Хитклифа [30] доктор, который разбудил ее два дня тому назад, пытаясь приподнять ей веки, был «душка». Он вызвал в ней чувство крайней неловкости, разглядывая ее с тем же самым выражением, которое напомнило ей Чарльза. У него был взгляд мужчины, который скрывался под женской кроватью и знал о тех вещах, которые не должны были его касаться. О нем можно сказать лишь одно утешающее обстоятельство — к его чести, он не засунул ее в смирительную рубашку. Хотя, может, это и не стоит относить к его достоинствам поскольку, кто знает, были ли вообще изобретены смирительные рубашки в этом времени?

— Вот и все, мэм! — Кейти отошла назад. — Сейчас мы…

Служанка исчезла из зеркального отражения. Элейн услышала, как она роется в платяном шкафу.

— Такое чудесное утро, мэм! Повариха, она сказала, что никогда еще не видела такой замечательной весны с тех пор, как корова ее батюшки родила теленочка с двумя головами.

Элейн встала и подошла к распахнутым балконным дверям. Пылинки кружились в потоках струящегося света. Теплое солнце ласкало лицо и шею.

Кейти вытянула желтое атласное платье.

— Лорд послал за вами. Доктор Дэймон говорит, вы теперь свеженькая, как огурчик. Он утверждал, что вы нуждаетесь только в небольшом отдыхе, чтобы вернуть румянец своим щекам.

Как темно и холодно в комнате. Что за сумасшедшую трескотню издают эти чертовы птицы! Элейн нахмурилась. Итак, по прошествии трех дней Чарльз, наконец-таки, решился сообщить ей о ее дальнейшей судьбе. Прямо в глаза, не меньше.

Элейн отошла в сторону, когда Кейти попыталась накинуть ей на голову желтое платье. Когда служанка проявила упорство в достижении своей цели, Элейн отбросила одежду прочь.

— Я не хочу одеваться, Кейти! А даже если бы и захотела, я не хочу надевать это платье. Оно слишком… молодежное.

— Но мэм! Лорд сказал, чтобы я надела на вас желтое. Если я не послушаюсь его, он прогонит меня без гроша за душой, а я должна кормить и…

— …обувать малышей. Я уже слышала эту историю, — раздраженно прервала Элейн. — Мы обе знаем, что лорд не собирается тебя выгонять, хоть с пособием, хоть без. А сейчас будь хорошей девочкой и иди докучать Фрицу. Хотя я сомневаюсь, что он захочет выслушивать тебя дольше, чем я.

— Миледи!

Элейн почувствовала угрызения совести. Это не вина Кейти, что лорд собирается отослать Элейн в Бедлам.

— Извини, Кейти. Я не это имела ввиду. Думаю, что… еще не полностью оправилась от… от вторгшихся головорезов. Мне очень жаль. На самом деле жаль. У Фрица, должно быть, совсем не варит котелок, раз он не хочет на тебе жениться.

— Ну, мэм, я не знаю, как насчет «несварения котелков», но у мистера Фрица такие выдающиеся способности.

Щеки Элейн залились румянцем. Конечно, Кейти не имела в виду то, о чем подумала Элейн. Последний раз, когда они с ней по-дружески разговаривали с глазу на глаз, Фриц еще даже ни разу не целовался с Кейти.

Элейн смиренно согласилась облачиться в желтый атлас. Украдкой она изучала раскрасневшееся лицо служанки. У Элейн закралось нехорошее подозрение, что ей опять манипулировали. Причем не в первый раз.

— Вот, мэм! — Кейти отошла за Элейн и взбила платье над короткой, присобранной деталью одежды в форме передника, которую она нацепила на Элейн вместо проволочного турнюра.

Затем служанка подскочила спереди и поправила вырез глубокого декольте, который Элейн до этого тщетно пыталась немного натянуть наверх, чтобы прикрыть выпуклости груди.

— Не делайте так, у вас все просто замечательно!

Элейн вымучила слабую улыбку.

30

Персонаж романа Э. Бронте «Грозовой перевал».