Богиня любви

Он наконец коротко глянул на Венеру и отстранен-но улыбнулся.

— Может быть, в другой раз.

Венера сердито уставилась на него, но Вулкан едва ли заметил ее раздражение. О великий трезубец Нептуна, до чего же скучен этот Вулкан! Ему никогда не случалось впасть в неистовство, или поддаться страсти, или отчаянно веселиться, как, например, Аполлон и его сестра-близнец Артемида... хотя, впрочем, отчасти как раз поэтому Венера вышла за него замуж. Чтобы оградить себя от страсти. Так почему же вдруг их договор, дай сам бог показались ей такими раздражающими?

— Да, пожалуй. Мне бы не хотелось мешать твоим драгоценным огненным исследованиям. Ты, как всегда, смертельно скучен. Ну, может быть, в другой раз... — с сарказмом повторила она его слова.

Богиня встала и, даже не посмотрев в сторону Вулкана, растворилась в клубесверкающих искр цвета амброзии.

Вулкан был готов поклясться бородой Зевса, что обрадовался ее уходу. Не то чтобы ему уж очень не нравилась Венера. Он многие века смотрел на нее как на хорошего друга. И лишь с недавних пор что-то в этой дружбе стало не так. Бог вздохнул и потер лоб. Но вины Венеры тут не было. Похоже, в последнее время что-то не так в его собственной жизни. Однако это его личная неудовлетворенность... недовольство собой. И кое в чем она права. Он безнадежно скучен.

Когда же он утратил интерес к жизни? К приключениям? К любви? Последний вопрос всплыл в уме Вулкана, удивив его самого. Любовь? Бог фыркнул. Он женился на воплощенной Любви, куда уж лучше? Однако между ним и Венерой никогда не было ничего, кроме дружбы и уважения. Конечно, у нее случалось множество развлечений, но его это ничуть не волновало. Они ведь заключили договор, а не настоящий брачный союз.

Нет, не отношения с Венерой беспокоили его. Дело было в его жизни как таковой. Взгляд Вулкана вернулся к картине созвездий, которую он вызвал в центр огненной колонны. Звезды выглядели такими мирными... величественными... свободными. Страстное желание внезапно охватило бога огня. Если бы он мог сбежать туда, в небеса, и оставить позади всю тоску своей нынешней жизни...

А почему бы и нет? Он ведь олимпиец. Могущественный бог. Для него нет ничего невозможного.

Разумеется, он не может оставить без присмотра свои владения. Вулкан провел ладонью по лицу и принялся расхаживать туда-сюда перед пылающим столбом. Кто мог бы управлять его владениями, если бы он ушел навсегда? Ни один бог не снизойдет до того, чтобы занять его место... оно для них слишком низкое, и в буквальном смысле тоже. У него здесь нет ни роскошных пейзажей, ни игривых нимф, ни блестящего распутства. Он просто следит за огнем на земле и на Олимпе. Это важная работа, но она, безусловно, не так эффектна, как, скажем, выводить в небеса солнце или призывать на землю весну.

Ничего не придумав, он решил прогуляться. Прогулка поможет прояснить ум. Поднимаясь по ступеням, выводящим на поверхность, Вулкан пытался сосредоточиться на чем-нибудь приятном. Для того чтобы сбежать в небеса, необходимо чудо, ну так на то он и олимпийский бог, чтоб творить чудеса...

Бог огня медленно пересек огромный бальный зал дворца Зевса и Геры. Он мог бы идти и побыстрее — хромота не мешала, она отражалась лишь на красоте движений. И за бесчисленные века Вулкан научился двигаться медленно и ровно, чтобы избежать неприязненных взглядов и едва слышно произнесенных оскорблений. Как он ненавидел других бессмертных и их бесконечную страсть к совершенству! Они были такими пустыми и самовлюбленными... Большинство из них понятия не имели о том, что такое настоящая боль, и самопожертвование, и одиночество…

Вулкан выругался себе под нос. Ему бы удалиться в древние земли и бродить там в безлюдном лесу, размышляя о своем. Что заставило его явиться во дворец родителей? Это очень глупо, потому что окружающая безупречность лишь делала более очевидным его несовершенство.

— Вулкан? Я тебя окликнула уже несколько раз, а ты все не слышишь. С тобой все в порядке, сын мой?

— Все в порядке, — улыбнулся он матери. — Я просто задумался. Прости мою грубость.

Он поцеловал Геру в нежную щеку.

— Ты бы никогда не позволил себе грубости, сын мой. Ты выглядишь печальным. Ты уверен, что с тобой действительно все в порядке?

— Матушка, прошу, не надо обо мне тревожиться. — Вулкан заставил себя улыбнуться еще раз.

— Ты же знаешь, я не могу по-другому. — Гера глубоко вздохнула.

— Но это лишнее. А теперь я должен вернуться в свои владения. Был очень рад повидать тебя, матушка.

Вулкан снова поцеловал Геру в щеку и, прежде чем ее понимающий взгляд успел проникнуть в душу, поспешил прочь. Он сам выбрал свою судьбу, он шел своим путем. И ему совершенно не хотелось, чтобы король и королева всех богов вмешивались.

Если бы Вулкан чуть помедлил и оглянулся, он бы сильно удивился, увидев, как Гера чертит что-то пальцами в воздухе и воздух тут же начинает светиться. А если бы он как следует прислушался, он мог бы расслышать ее шепот. «Я дарую моему сыну магию материнской любви, чтобы помочь ему справиться с тем, что породило тяжесть в его сердце».

Но Вулкан не оглянулся, не услышал шепота матери. И уж конечно; не заметил почти невидимую нить силы, что последовала за ним.

Он просто шел по дворцу, стараясь избежать встречи с другими олимпийцами. Он двигался все так же медленно, но его походка не была неловкой или застенчивой. В его движениях ощущалась сила. Он подошел к выходу из бального зала и услышал смех — такой свободный, радостный, мелодичный...

Нет. Он не хотел сегодня еще раз встречаться с ней. Вулкан остановился и шагнул в тень, скрываясь от приближавшейся Венеры. Она смеялась и о чем-то оживленно разговаривала с богиней весны. Да, стоило покинуть его владения, и она тут же излечилась от скуки.

— Отлично, Персефона! — со смехом произнесла Венера. — Я готова уступить. Божественные туфельки! Мне уже хочется признать, что я была слишком резка в суждениях о твоем маленьком королевстве.

— Ну сколько раз объяснять тебе? Талса в Оклахоме никакое не королевство, и тем более не мое.

Смех Персефоны тоже звучал легко и свободно, и он был прекрасен на свой манер, хотя и без таких соблазнительных оттенков, что слышались в смехе богини любви.

— Смотри на Талсу как на какой-нибудь древний город вроде Помпеи или Милана, только в Талсе система канализации намного лучше. — Она помолчала, нахмурившись. — Но я бы не сказала, что уличное движение легче.

— Ты хочешь сказать, что проводишь по шесть месяцев в году в городе с прославленными мраморными купальнями, как в Помпеях? — с откровенным любопытством спросила Венера.

— Нет. Жаль, конечно, только в Талсе нет купален, как в Помпеях.

— Тогда там есть изысканное красное вино, как в Милане? — Венера даже застонала, вспомнив это наслаждение. — Итальянское красное вино из окрестностей Милана наполнено солнцем и воистину чудесно!

— Ох нет. Талса вовсе не винный регион, хотя они и закупают вина по всему миру. — Персефона снова ненадолго замолчала, легонько покусывая нижнюю губу. — Вообще-то должна признать, что я просто очарована напитком, который называют особым мартини. Его уж точно изготовляют прямо в Талсе.

— Ну, хотя бы это звучит немножко интересно. Но недостаточно для того, чтобы объяснить твою одержимость этим местом.

— Я вовсе не одержима им!

— Именно так! — возразила Венера. — Ты проводишь там по шесть месяцев, каждый год! И сейчас ты только что вернулась оттуда. Тебе не надуть воплощенную Любовь, Персефона! Я узнаю одержимость, когда ее вижу.

Вулкан полагал, что богиня весны разгневается при этих словах Венеры, и был немало удивлен, когда услышал благодушный смех богини.

— Может быть, я действительно одержима. А почему бы и нет? Я восхищаюсь Талсой. Есть что-то в том, чтобы гулять по улицам современного города... Там никто не узнает во мне бессмертную, и это дает удивительную свободу. Подумай об этом, Венера. Никто не судит, что ты могла, а чего не могла сделать за бесчисленные столетия. Никто не знает, кто твои родители. Никто не съеживается от страха, если ты рассердишься. И что лучше всего — никто не почитает тебя просто потому, что ты богиня. А если и почитают, то только из-за того, что ты — желанная, умная, очаровательная женщина. Можешь представить такую прелестную разницу?