Страница 1 из 23
Василий Звягинцев
Не бойся друзей. Том I. Викторианские забавы «Хантер-клуба»
Не бойся врагов – в худшем случае они могут тебя убить. Не бойся друзей – в худшем случае они могут тебя предать. Бойся равнодушных – они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия существуют на земле предательство и убийство.
Том I. Викторианские забавы «Хантер-клуба»
Глава первая
Лондонский «Хантер-клуб» существовал в том же собственном здании и в том самом качестве уже почти две сотни лет, невзирая ни на какие исторические и политические катаклизмы, прокатившиеся над миром за эти долгие годы. Собственно, несколько поколений клубменов эти потрясения не слишком и затронули. Как организацию, естественно. С каждым отдельным джентльменом могло случаться что угодно – от осечки карабина во время охоты на льва-людоеда до геройской гибели на фронтах многочисленных войн, какие вела некогда великая Империя во всех уголках земного шара. Но организм жил, представляясь его членам почти бессмертным.
Скорее всего, большинству граждан даже цивилизованных стран никогда не удастся достигнуть такого положения в обществе, чтобы быть представленным хотя бы одному из сорока пяти постоянных членов клуба. Стабильное число «сорок пять» восходит не к известному роману Дюма, а всего лишь к калибру любимого карабина одного из отцов-основателей клуба, сэра Уильяма Юарта, внедрившего у охотников моду на нарезное оружие. Ещё меньше шансов у любого, как угодно богатого нувориша быть приглашённым в число десяти (столько патронов входило в подствольный магазин легендарного «слонобоя») членов-соревнователей[1].
Зато жизнь члена клуба была более чем прекрасна. Круглосуточно несли службу многочисленные вышколенные лакеи, отбор которых не уступал по строгости отбору в личную королевскую охрану. Многие из них передавали свои места по наследству, о чём свидетельствовали специальные нашивки на викторианских полуфраках зелёного, егерского цвета. Для джентльменов форма одежды была свободная, лишь на специальные, посвящённые какой-либо значимой дате общие обеды полагалось надевать «охотничьи костюмы» – узкие серые бриджи, высокие коричневые сапоги и красные приталенные сюртуки.
Кухня клуба отличалась традиционностью, в ней преобладала дичь и всевозможные «плоды земные», кулинарные изыски в духе изнеженных французов не приветствовались, ставка делалась на свежесть и качество продуктов вкупе с высочайшей квалификацией поваров. Как встарь, в незабвенном девятнадцатом веке. Даже при намёке на какое-нибудь «суси» или «фуа-гра» лица клубменов искажала презрительно-брезгливая усмешка. То ли дело старый добрый «Хаггинс»[2]!
Каждый джентльмен имел на верхних, выходящих окнами в сад этажах отдельную, также наследственную спальную комнату, пусть даже пользовался ею всего несколько раз за всю жизнь.
Но это всё, как говорится у философов, – форма. Гораздо интереснее содержание. «Устойчивые общества», вернее, общества с устойчивой социальной структурой, хороши тем, что разного рода институции могут в них существовать столетиями, эту же устойчивость и обеспечивая. Мало кого удивляет факт существования в европейских странах университетов, основанных в двенадцатом веке, или адвокатских контор – в шестнадцатом. Но невозможно вообразить до сегодняшнего дня функционирующий в Петербурге клуб «лейб-кампанцев», гвардейских солдат и офицеров, возведших на престол в 1741 году «дщерь Петрову», императрицу Елизавету! А ведь тем отважным ребятам сплошь были пожалованы офицерские чины и дворянство, у кого его не имелось. И что? Большинство банально спилось от «вольности» и приличного жалованья, а с наступлением следующего царствования о самом факте существования этой самой «лейб-кампании» велено было забыть, «во избежание излишних аллюзий и неконтролируемых ассоциаций». А могли бы, в иных условиях, и сегодня здравствовать и существовать, как особая, весьма почтенная «страта». Вроде французского «Почётного легиона».
Джентльмены-охотники двести лет подряд видели свою основную функцию отнюдь не в стрельбе по крупной и мелкой дичи, хотя и этим занятием не пренебрегая. Если кто не знает, так умелый стрелок по бекасам, вальдшнепам и им подобным птичкам имеет достаточно оснований гордиться своим мастерством даже и перед гордыми убийцами носорогов.
Скорее этот клуб можно сравнить с тем же «Комитетом по защите реальности» Андреевского братства. Джентльмены сосредоточились на поддержании устоев британского общества, которые они сами, как и их деды с прадедами, считали единственно правильными и справедливыми. Для себя, а значит, и для всей Империи. Изобретали направления внешней политики, создавали и свергали кабинеты министров, выстраивали международные коалиции. Не всё и не всегда у них получалось. Например, не удалось добиться крушения и гибели своего главного союзника в Мировой войне – России. Напротив, переоценив свои силы и надорвавшись, развалилась сама Британская империя, над которой довольно долго «никогда не заходило солнце». И ещё много разных «недоработок» у них случалось, так ведь и технические (а главное – интеллектуальные) возможности клубменов были не сравнимы с таковыми у «Андреевского братства».
Но зато в величественном трёхэтажном здании на Пелл-Мелл джентльмены чувствовали себя, как в надёжном противоатомном убежище на стометровой глубине. Что бы там ни творилось на поверхности, здесь тихо, тепло, уютно, и очень легко отрешиться от мыслей о бренном.
Но отрешаться нельзя. Последние события очень уж раздражали и не могли расцениваться иначе как дерзкий, едва ли не последний и окончательный «цивилизационный вызов», используя термин А. Тойнби.
– Вызов, остающийся без Ответа, повторяется вновь и вновь, – как раз сейчас назидательно говорил вице-президент клуба герцог Честерский. – Неспособность того или иного общества в силу утраты творческих сил и энергии ответить на Вызов лишает это общество жизнеспособности и в конце концов предопределяет исчезновение с исторической арены. Распад общества сопровождается нарастающим чувством неконтролируемости потока жизни, движения истории. В такие моменты с отрезвляющей ясностью выступает действие исторического детерминизма, и Немезида вершит свой исторический суд. Трагедия распада с неизбежностью ведёт к социальной революции…
– Или – к контрреволюции, – то ли перебил, то ли продолжил мысль герцога некий мистер Одли, один из старейших ныне живущих членов клуба. «Ныне живущих» – важная оговорка, поскольку «ушедшие в страну удачной охоты» из списков не вычёркивались и считались всего лишь находящимися в длительной отлучке. Бывали случаи, когда мнение какого-нибудь полковника Флэнагана, изложенное в частном письме или в статье, датированной 1839 годом, вовремя извлечённое из архива одним из клубменов, принималось как вполне правомерное и учитывалось при голосовании современного, текущего вопроса. Это напоминало практику дискуссий знатоков Торы в синагоге. Те тоже не делали различий между доводами, высказанными в конце двенадцатого и начале двадцать первого века. Лишь бы они имели отношение к теме.
– Совершенно верно, что мы и видим на примере последних событий в России, – согласился герцог. – Но это не имеет никакого принципиального значения, ибо там «контрреволюция» явилась не следствием отсутствия Ответа, а как раз самим Ответом, а вот мы, к глубокому прискорбию, на брошенные нам Вызовы давно уже не можем найти достойных Ответов. Империя деградирует прямо с того дня, когда согласилась отказаться от плодов победы в Мировой войне ради весьма условного «вечного мира».
1
Член-соревнователь – кандидат в действительные члены. В этом звании можно было провести всю жизнь, ибо переход в действительные члены требовал соблюдения двух условий: появление вакансии и единогласное голосование всех клубменов. Что даже теоретически весьма маловероятно, отчего число «действительных членов» редко достигало и сорока.
2
Блюдо, ошибочно в русских переводах называемое «пудингом». На самом деле – нечто вроде нашей карачаевской «сохты» – бараний желудок, туго набитый бараньим же ливером, но вдобавок пополам с какой-нибудь кашей. Хорошо запечённый.