Мальтийский крест

— Есть, ваше превосходительство! — чётко ответил Белли, мгновенно прокрутивший в голове все вышеназванные варианты.

— Приятно слышать, — сделал совсем простецкое лицо Воронцов. — В таком случае — вольно. На меня внимания разрешаю больше не обращать. Я даже китель сейчас сниму. Если вдруг потребуется обратиться — Дмитрий Сергеевич, и никак иначе. А лучше бы и не потребовалось. Моя супруга сейчас всех друг другу представит — и отдыхайте.

Всё ещё скованные дисциплиной и неясностью обстановки офицеры двинулись к трапу. Однако — многозначительно переглядываясь. С понятным всем нормальным мужчинам намёком: если я на какую глаз положил, ты уж не мешай, пожалуйста. Только когда явно подальше пошлёт — тогда твоя очередь.

Наталья, перед тем как начать процедуру знакомства, указала, куда сложить кортики. Для непринуждённого общения, тем более танцев — атрибут явно лишний.

Воронцов выбрал для уединения с Вадимом весьма удобную точку — кормовой выступ балкона Солнечной палубы. Снизу их заметить очень трудно, особенно в наступающей ночной тьме, а ярко освещённая площадка Шлюпочной, на которую открывались двери предназначенного для вечеринки салона — как на ладони. И видно и слышно.

— Дмитрий Сергеевич, — спросил Ляхов перед тем, как Воронцов начнёт свою тему, — зачем вы пригласили девять офицеров, а не семь?

— Неужто взревновал, полковник? — Дмитрий поднял руку и неизвестно откуда возникший вестовой наполнил бокалы терпким хересом. — Вроде врач, психолог, командир-единоначальник, — оценка прозвучала скорее разочарованно, чем иронически. — Как-то вас в вашем мире… недоучивают, что ли? Куда уж проще? Семь мичманов и лейтенантов перессориться должны, что ли? Они у нас ребята воспитанные. В танцах и прочих беседах две дамы постоянно остаются лишними. Из вежливости пригласишь, а в это время товарищ перехватит ту, что тебе больше других интересна. И так далее. Затем — вашей Татьяне терапия нужна? Пусть ею для начала бравый мичманец займётся. А твоя Майя чем хуже? Была такая песня в моей молодости: «Стоят девчонки, стоят в сторонке. Платочки в руках теребят. Потому что на десять девчонок по статистике восемь ребят…» Или девять, не помню точно. От тебя так и так не убудет, а ей — молодость вспомнится…

Возразить было совершенно нечего. Однако — не совсем та психология у адмирала. Правда что — из другого мира человек. Близкого — но другого.

Пока Воронцов объяснял Вадиму, каким образом тому следует вести себя в отношениях со своим двойником-аналогом, в обеих нераздельно-неслиянных реальностях, и каким образом можно будет использовать окончивших стажировку на «Валгалле» девушек, банкет внизу набирал обороты.

Майя через Анастасию передала остальным, что все боевые инстинкты до утра следует забыть. Любое действие кавалеров воспринимать исключительно как знак симпатии и восхищения. Но — без крайностей. Если у кого вдруг и появятся «чувства» — сохранить на будущее. Жизнь не сегодня кончается. И не завтра, скорее всего.

— Эти люди — наши. Такие как я, Татьяна Юрьевна, Вадим Петрович, Андрей Дмитриевич… Александр Иванович, — чуть замявшись, добавила Майя. Смешно ведь, а на мгновение смутилась. Эта девчонка испытывает к Шульгину (почему-то она так вообразила), те же чувства, что и ей довелось, пусть всего на несколько часов. Но был ведь момент. Совсем не любовь, и не короткое сексуальное влечение, неизвестно с чего могущее возникнуть даже в отношении полного ничтожества, а…

Майя не сумела это выразить, не только словами, но и на уровне ощущения.

— Поцеловаться, если очень захочется — можно, — продолжила она инструктаж скучным голосом. — Пообниматься в укромном месте — тоже. И достаточно…

— Майя Васильевна, — неуверенно спросила Настя, — а если вдруг замуж пригласят?

Ох, ты! И такие мысли у красоток в голове бродят. Дайяна внушала или от чтения не предусмотренных программой книжек в головах возникли?

— Рано вам замуж, — Майя придала голосу интонации Прасковьи Ильиничны. — Сначала здешний «курс молодого бойца» пройти надо, хоть полгодика на окружающую жизнь посмотреть. К парням как явлению природы присмотреться, вдруг через месяц «тот самый, единственный» встретится, а ты — уже! Запомни и другим передай — «Береги честь смолоду».

— «Честь» — это к нам не относится, — с некоторым вызовом сказала Вельяминова.

— Это кто же тебе такую херню сказал? — Майя только в мужском обществе придерживалась приличий, в женском — выражений не выбирала.

— Дайяна. Так и сказала. Для вас это — оружие и инструмент, а человеческие выдумки — пусть для них и остаются.

— Вот стерва старая! — возмутилась Майя. — Вам что было сказано? Теперь нас слушаться будете, на остальное — наплевать и забыть. Доходчиво?

— Так точно, Майя Васильевна.

— Слава богу. Когда можно будет — я скажу. Теперь идите, развлекайтесь…

— Насколько я понимаю, — продолжал ранее затронутую тему Воронцов, — у вас там скоро начнутся очередные события. Не могут не начаться…

— Отчего вдруг? — удивился Вадим. — Порядок вроде навели, власть императорская укрепляется, народ доволен, оппозиции, считай, что и нет, кроме «высочайше утверждённой». Господин председатель кабинета министров и канцлер Каверзнев своим бывшим соратникам отчётливые рамки очертил…

— Снова ты, брат, наивность демонстрируешь. Впрочем, как же иначе? Мы тоже поначалу вообразили, что все проблемы решены, остаётся жить и радоваться. Оказалось совсем не так. Законы Ньютона не только в физике, они в природе и в политике так же точно действуют. «Действие равно противодействию», «Угол падения равен углу отражения» и тому подобное.

Если даже принять, что после акции Шульгина наши реальности от Великой Сети изолированы, так, по сути, ничего ведь не изменилось. Представь, что мы потерпели кораблекрушение (тьфу-тьфу-тьфу), оказались на необитаемом острове. Но на корабле кроме нас имелась партия хищников, как в «Полосатом рейсе». Или, как в «Таинственном острове», несколько вооружённых пиратов. Вот и дилемма — или мы их, или они нас. Терцио нон датур. В нашем случае это — Ловушка, оставшаяся вместе с нами внутри изолята. Продолжающая исполнять прежнюю программу: не допустить победы вновь создаваемых мыслеформ над изначально заложенной в неё схемой мироустройства…

— Вы-то откуда это знать можете?

— Само собой — ниоткуда. Косвенная информация. От Антона, от Замка, путем личных наблюдений и размышлений… Но отсюда вытекает нормальный вывод — путём экстраполяции. Если даже всей вашей мощью удастся удержать ситуацию внутри страны — непременно начнётся что-то извне. Скажем спасибо, если и у вас дуггуры не объявятся. Но и без них врагов в избытке. Поскольку, что очевидно, нынешнее государственное устройство России заведомо не предусмотрено, поскольку при дальнейшем развитии способно перевести её из химерической в натуральную реальность. Доходчиво?

— Не совсем. Почему это при демократическом устройстве моя Россия является «химерой», а при монархии — уже нет?

— Да просто потому, что развилка случилась не там, где надо. Если бы до февраля семнадцатого — монархия сохранилась естественным образом. Если после восемнадцатого — должны были победить красные. Опять же никакой демократии. А у вас, как мы просчитали, одна-единственная трёхдюймовка бахнула с перелётом на одно деление, генерал Корнилов остался жив и сумел переломить ход Гражданской войны. Точно, как если бы адмирал Макаров не взорвался на мине в Порт-Артуре. «Химера», брат…

Аналогично — серьёзные беспорядки начнутся и в мире Фёста. Синхронно или со сдвигом по фазе — предсказать не берусь. Если наша команда в ближайшее время со своими делами не разберётся — рассчитывать вы с Фёстом можете только на себя, меня да ещё вот на девочек… В крайнем случае — будет куда отступать. Только именно в крайнем. Я рассчитываю на более оптимистичный исход…

Ляхову стало неуютно. Возвращаться домой, где скоро начнётся нечто такое, в сравнении с чем его предыдущие приключения — мелкая рябь на воде? И не возвращаться нельзя. Это в мирное время отъезд по личным делам — отпуск той или иной продолжительности. В военное — дезертирство со всеми вытекающими последствиями. Не военный трибунал, так суд совести.