Страница 40 из 56
— Отец небесный, мы пришли к Тебе с ликующими сердцами, чтобы высказать свою благодарность за жизнь, за избавление, за свободу. Мы возносим свои молитвы за бесчисленное количество людей, все еще борющихся за выживание. Они остаются безымянными и безликими, но Ты знаешь их. Подай им знак. Те из нас, кто побывал в аду, знают, что даже там ощущается Твое присутствие. Мы, те, кто вопреки всему выжил сегодня, молимся о том, чтобы прожить свою жизнь с честью и во славу Тебя. Аминь.
Если у кого-то прежде еще сохранялись сухие глаза, то теперь таковых не осталось. Пока Билл Оллуэй помогал жене спуститься с подиума, растроганный генерал Вандерслайс подошел к микрофону:
— Мы просим вас о снисхождении. Предполагалось, что пресс-конференция состоится через два часа здесь же. Это позволит вам отдохнуть, а этим людям даст время собраться с мыслями. Не сомневаюсь, что вы можете понять, что ими владеет смущение и замешательство. — Он бросил взгляд на серебряные часы и добавил: — Пресс-конференция начнется в три часа. Всем спасибо.
Дверь закрылась за вернувшимися солдатами, как только они вышли через нее. Яркие огни потушили. Камеры поместили обратно в металлические футляры.
Зажигались сигареты, снова надевались пиджаки. Среди корреспондентов, чиновников и советников, устремившихся к широким двойным дверям, превалировало беззаботное, ликующее, победоносное настроение.
Кили, переставшая находиться в центре внимания, снова опустилась в кресло и устремила рассеянный взгляд на ковер. И только когда в поле ее зрения попала еще одна пара туфель, черных мокасин, она стала воспринимать окружающее. Она принялась медленно поднимать глаза вдоль длинных ног, мимо пряжки с отчеканенной в золоте печатью Конгресса, мимо галстука, давно уже ослабленного для удобства, к любимому лицу.
Красивые темные глаза молили ее о прощении, прощении за испытанное им легкое ощущение облегчения оттого, что Марк Уилльямз не вышел через ту дверь. Ее глаза сказали ему, что она понимает его облегчение. Но губы ее не могли раскрыться в улыбке.
— Мне очень жаль. Ты веришь мне? — задал он вопрос, предназначенный только для ее ушей.
— Да.
Он засунул руки в карманы и устремил взгляд выше ее головы на картину на стене, изображающую Вашингтона, переправляющегося через Делавэр.
— Что собираешься сейчас делать?
Она опустила голову, заметила на юбке пятно от кофе и подумала, что, наверное, выглядит настоящей неряхой. Когда она в последний раз принимала душ, спала, подкрашивалась, ела? Кили не могла припомнить.
— Не знаю, — ответила она, покачав головой. — Пока не могу ни о чем другом думать, кроме ванной и нескольких часов сна.
— Это был глупый вопрос.
Она снова подняла на него глаза:
— Нет, не глупый.
Почти все остальные ушли, но Кили и Дакс не осознавали этого. Выражение ее лица говорило ему, что она страдает, и он проклинал себя за то, что не мог утешить ее.
Мне хотелось бы обнять тебя, Кили. — Ты заедешь в отель перед пресс-конференцией?
Дакс, ты нужен мне. — Да, пожалуй.
Она встала и принялась собирать свои вещи, он посторонился.
Ты выглядишь такой беспомощной. — У тебя есть все необходимое?
Я чувствую себя такой беспомощной. Мне так необходима твоя сила. — Да, мне сказали, что наш багаж уже должен быть в отеле.
— Хорошо. — Ты хочешь, чтобы я обнял тебя?
Да. — Да.
— Ты уже знаешь, в какой отель тебя определили? Насколько я понял, нас собираются разделить. Туристический сезон. — Как мне хотелось бы, чтобы ты жила со мной в одном номере.
— Мне сказали, что я буду в отеле «Крийон». — Как мне хотелось бы остановиться вместе с тобой. Мне страшно, когда тебя нет рядом.
Слава богу. Я смогу присмотреть за тобой. — Я тоже. Слава богу. Ты будешь поблизости. — Хорошо.
Они вышли из здания, здесь члены делегации рассаживались в ожидавшие их лимузины. По правде говоря, было бы проще дойти пешком, поскольку все отели располагались поблизости, но, поскольку им оказали такую любезность, никто от нее не отказался.
— У нас есть еще одно место до отеля «Крийон», — сказал один из атташе посольства. — Миссис Уилльямз?
Она повернулась и умоляюще посмотрела на Дакса. Ей не хотелось расставаться с ним.
— Тебе лучше поехать и в полной мере воспользоваться предоставленным нам временем, — с теплотой сказал он, думая при этом, что умрет, если ему не удастся прикоснуться к ней в ближайшее время.
— Я подожду. Я не… Еще раз благодарю вас, конгрессмен Деверекс, за вашу заботу. Я никогда не откажусь от надежды.
По внезапной перемене тона и темы он догадался, что, по всей вероятности, к ним подкрадывается Ван Дорф. Поспешный взгляд через плечо подтвердил его догадку.
— Я задерживаю других. До свидания. — Она с равнодушным видом пожала Даксу руку, спустилась по ступеням и умчалась на лимузине.
Дакс, словно переживший тяжелую утрату, остался стоять на месте, глядя вслед черному лимузину.
— Похоже, она расстроена, — заметил остановившийся рядом Ван Дорф.
Дакс бросил на него неодобрительный взгляд:
— А вы не расстроились бы, Ван Дорф? У нее появился проблеск надежды на то, что муж, возможно, еще жив, но его не только не оказалось среди вернувшихся, она по-прежнему не знает ни его статуса, ни своего.
— Удивительно, — небрежно бросил Ван Дорф.
И Дакс невольно заглотил наживку:
— Что?
— То, что она выглядит искренне озабоченной судьбой своего мужа.
Дакс почувствовал, как в нем закипает кровь.
— Что в этом такого удивительного?
Ван Дорф издевательски расхохотался, звук его смеха показался Даксу отвратительным.
— Да бросьте вы, конгрессмен. Вы же светский человек. Это же такая горячая штучка! Как вы думаете, сколько времени такая сексапильная особа, как она, сможет продержаться без мужчины? Месяц? Два? — Он снова засмеялся. — Уж конечно, не двенадцать лет.
Французский темперамент Дакса Деверекса еще никогда не подвергался такому испытанию. Руки сжались в железные кулаки — это было все, что он мог сделать, чтобы удерживать их подальше от горла Ван Дорфа.
— В вашем случае, Ван Дорф, неведение нельзя назвать блаженным, оно может вызвать только жалость. Вы, очевидно, не видите ни чести, ни порядочности ни в ком, потому что начисто лишены их сами.
Дакс пошел прочь, все еще изумляясь тому, что ему удалось удержаться и не убить этого подлеца. Ван Дорф смотрел ему вслед со злорадной усмешкой.
Кили приняла ванну, вымыла волосы, протерла лицо, затем рухнула на постель. Она проснулась час спустя от звона своего маленького дорожного будильника. Кили села, обалдевшая и одурманенная. Короткий сон принес с собой скорее больше вреда, чем пользы.
С усилием заставляя себя встать с постели, она даже подумывала о том, чтобы пропустить пресс-конференцию, но тотчас же поняла, что не следует так поступать. Она должна пойти. Ее отсутствие покажется всем весьма непривлекательным поступком и, несомненно, будет отмечено в новостях. Особенно в отчетах Ван Дорфа. Она ведь еще даже не обменялась ни словом с Бетти, и ей хочется познакомиться с Биллом.
Кили надела прямое платье-рубашку, подпоясав его золотым поясом-цепочкой. Зеленый цвет придавал ему весенний вид, но длинные рукава с манжетами не дадут ей замерзнуть. Она причесалась, но не закрутила волосы на электробигуди. Их естественной волны будет вполне достаточно сейчас, когда в воздухе распространена характерная для ранней парижской весны влажность.
Вернувшись в посольство, она отметила, что приемную привели в порядок, очистили от мусора и проветрили. Вместо единственной кафедры, которую использовали этим утром, установили длинный стол с рядом микрофонов.
Кили заняла место в последнем ряду и с благодарностью приняла многочисленные выражения сочувствия, уверяя, что очень рада благополучному возвращению солдат. Официально она заявила:
— Мне кажется, это событие еще более поддержит попытки нашего правительства получать новую информацию о пропавших без вести. Существует реальная возможность, что многие наши солдаты ведут борьбу за существование во Вьетнаме и в Камбодже. Надеюсь на то, что мы сегодня получим какую-то новую информацию об оставшихся в живых и это прольет новый свет на проблему.