Брачный приз

— Может, в Ладлоу и не так много людей, но ты не видел, сколько человек Гилберт собрал в Глостере! Лес и холмы вокруг города покрыты шатрами! Вероятно, Симон был потрясен, узнав, что Гилберт не собирается идти с ним, — заметил Роджер.

— Гилберт отрекся от Симона, и, должен признаться, в этом целиком твоя заслуга. Я обязан поблагодарить тебя, Роджер, за то, что помог убедить Гилберта изменить свои взгляды.

В комнату ступил Мортимер.

— Три дня назад твой брат Джон высадился в Пемброке с большой армией, — уведомил он Линкольна.

— Да, и Лейберн сказал то же самое. Симон де Монфор пошел ему наперехват, — встревоженно добавил Линкольн.

Мортимер ехидно ухмыльнулся:

— Мои лазутчики в Пемброке повели их на север. Они приближаются к Уигмору и Ладлоу. Когда де Монфор приведет своих людей в долину, выяснится, что птичка уже улетела.

Эдуард выпрямился и стукнулся головой о потолочную балку.

— Святый Боже, нам нужны покои попросторнее! И нам совершенно ни к чему оставаться на границе. Поскольку Симон де Монфор пересек реку, я намерен захватить этот берег Северна. Мы будем патрулировать его по всей длине, от Вустера до Глостера!

— В таком случае, господин мой, я сделаю все возможное, чтобы сделать Вустер нашим новым пристанищем, — пообещал Роджер.

Никто из присутствующих не сомневался в его способности убедить жителей Вустера перейти на сторону принца.

Розамонд обосновалась в Першоре, служившем наилучшим доказательством мудрости ее мужа. Хозяйство процветало под добросовестным управлением Хаттона и его жены Лиззи. Солнце, лившееся в окна, освещало безукоризненно чистые полы и натертую воском мебель. Кухня также была безупречной, а с потолочных балок кладовой свисали пучки трав.

Молодые служанки были на седьмом небе от счастья, ведь в замке появился ребенок. Они наперебой просили у Розамонд разрешения выкупать малыша, переодеть или просто поносить на руках. Нэн приглядывала за ними, а заодно и за Розамонд, ставшей необычайно тихой, бледной и безучастной ко всему. Нэн настаивала, чтобы хозяйка больше времени проводила на свежем воздухе. Сады утопали в цветах позднего лета, а за деревьями безмятежно несла свои воды река Эйвон. Кругом царила атмосфера покоя и умиротворения.

Першор стал для Розамонд убежищем, где можно было без помех разобраться в своих чувствах и эмоциях. Она все чаще вспоминала время, когда ей, двенадцатилетней девочке, принесли ужасную весть о гибели брата. Раньше она не смела предаваться воспоминаниям: слишком велик был страх и стремление как-то защитить себя. Теперь же перед глазами стояла леди Элеонора, объяснявшая, что произошла трагическая случайность и ее любимый брат погиб на турнире. Тогда она словно оцепенела от потрясения и не задала ни одного вопроса, но прислуга шепталась насчет опасного занятия, где противники часто падают под копыта боевых коней. Именно в те дни и начались ее кошмары. Скорбь была невыносимо тяжким бременем, и девочка убедила себя, что потеряла брата, потому что слишком сильно любила его.

Все были добры к ней и участливы, но избегали говорить на эту тему. Непонятно только, почему она сама никого не пожелала расспросить и не узнала всех обстоятельств гибели Джайлза, когда стала старше. Вероятно, просто не осмелилась. Куда легче было спрятать ужас и боль в тайных глубинах души и стараться об этом не думать.

А друзья Джайлза? Какой, должно быть, трагедией стало для них случившееся! Понимать, что из-за их своевольства и непослушания погиб их приятель! Как они презирали и ненавидели себя, как страдали! Каким потрясением это стало для пятнадцатилетнего лорда Эдуарда и для… Роджера де Лейберна!

И тут Розамонд осенило: да ведь Роджер обручился с ней, потому что чувствовал себя в ответе за сироту! Джайлз Маршал погиб от руки де Лейберна, и поэтому он, подобно странствующему рыцарю, исполнил свой долг — обручился с младшей сестрой несчастного друга. Тогда его вела честь. Пять лет спустя, увидев ее во всем блеске, он влюбился…

Розамонд наконец признала, что и ее с самой первой встречи влекло к дерзкому молодому рыцарю, чья красота казалась неотразимой. Сначала она отталкивала жениха, не желая больше страдать от мучительной боли потери. Но от Роджера де Лейберна не так легко было отделаться. Он поклялся, что никогда не отпустит ее, и она сдалась.

Перед ее мысленным взором возник Роджер. Его могучее тело излучало силу. Розамонд вздрогнула при мысли о мощи его рук, привыкших орудовать мечом и копьем.

Джайлз погиб от удара копьем, но эти же руки выхватили ее из бушующей реки и помогли появиться на свет их сыну. Роджер взял одну жизнь, но подарил миру другую, и Розамонд теперь знала, что Роджер никогда не пошел бы на преднамеренное убийство.

Сомнения оставили ее, и она успокоилась. Пусть Розамонд и покинула Роджера, но он постоянно рядом. Гуляет с ней саду, согревает по ночам, помогает качать колыбельку. Спит она или бодрствует, он всегда с ней, в ее мыслях, а его любовь охраняет и бережет ее.

Они навсегда связаны друг с другом, как неразделимы любовь и доверие. Одно невозможно без другого. Все удивительно просто. Любить означает верить, а верить — значит любить. Розамонд с новой силой осознала, что любит Роджера де Лейберна всем сердцем и душой и верит ему.

Он поклялся, что смерть Джайлза была случайной, значит, так и было.

Розамонд вспомнила мучительную боль в глазах Роджера. Как, наверное, ему тяжело нести тайное бремя вины! По нелепой случайности убить брата любимой женщины… Это, должно быть, невыносимо. Конечно, он жаждал ее прощения, но страшился ранить словами жестокой истины.

А она? Разве может она жить без Роджера? Только с ним она чувствует, что мир вокруг расцветает.

«Моя дальнейшая жизнь зависит от меня самой. И я выбираю счастье!» — сказала себе Розамонд. Куда только подевалась тоска? Бурлящая радость наполнила ее, теперь она знала, что любовь — самое большое чудо на свете. Взглянув на малютку сына, мирно дремавшего в колыбели, она подняла его и поцеловала.

— Я решила назвать тебя Роджером!

Глава 27

Приехав в Вустерский замок, сэр Роджер удостоился теплого приема со стороны слуг, большинство из которых он нанял сам, когда вместе с лордом Эдуардом вернулся из Гаскони. Исключением был новый смотритель, назначенный Симоном де Монфором, прибравшим к рукам все королевские замки. Сэр Роджер с честью принял бой, и новый смотритель вскоре склонился перед властью могучего рыцаря. Бедняга принял мудрое решение, сбежав под покровом ночи.

У Роджера де Лейберна в эти дни времени не оставалось не только на размышления, но даже на сон, но когда все было готово для приема Эдуарда и его армии, он долго стоял на стенах замка, с тоской глядя на Першор, находившийся всего в семи милях от Вустера. Роджер пытался не думать о Розамонд, но в редкие минуты отдыха его сердце ныло от тоски, а тело томилось желанием.

Жажда увидеть ее, услышать звонкий смех, сжать в объятиях, дотронуться до золотых волос, прильнуть губами к атласно-гладкой коже, спеть колыбельную сыну становилась непереносимой. Он в досаде ударил кулаком по каменному парапету. Пожалуй, Першор чересчур близко, чтобы он сумел устоять. Решено! Он отправится к Розамонд!

Роджер бросился к конюшне, но по пути сомнения снова одолели его. Больше он не хотел видеть, как Розамонд сжимается от его прикосновений, как от ее щек медленно отливает краска, а на лице гаснет надежда. Что, если прелестные аметистовые глаза осуждающе взглянут на него? Если губы задрожат от боли? Если ее сердце навсегда закроется для него?

Розамонд сказала, что ей нужно время разобраться в своих чувствах. И она не отступится от данного слова. Их будущее зависит от решения Розамонд, и Роджер не хотел торопить ее.

Отказавшись от намерения помчаться к ней, Роджер позвал Гриффина и послал его в Першор с запиской, в которой справлялся о здоровье сына. Он написал всего несколько вежливых слов, стараясь не казаться назойливым и в то же время желая дать знать Розамонд о своем пребывании в Вустере на случай, если он ей зачем-то понадобится.