Кража

– Да.

– Почему? Из-за ваших неписаных, но непреложных законов? – Что-то в нерешительности Эшфорда насторожило ее, и Ноэль отстранилась, пытливо вглядываясь в его лицо. – Есть еще причина?

– Есть множество причин. – Эшфорд выпустил ее из объятий, задумчиво вглядываясь в ночную тьму. – Не последняя из них – ваш отец, который считает, что вы должны повидать свет, что у вас должна быть возможность выбора.

– Это противоречит взглядам вашего отца, считающего эти ритуалы дворянства бессмысленными. Эшфорд пожал плечами:

– Мой отец вырос в иных условиях, нежели ваш. Но он не будет побуждать меня не считаться с чувствами и взглядами вашего отца. Ни в коем случае.

Однако Ноэль не покидало чувство, что были какие-то и более веские причины, которые останавливали его. И она спросила его об этом.

– Вы очень молоды, Ноэль. Очень молоды. И вы ничего не знаете ни обо мне, ни о моей жизни. – Эшфорд старался избегать ее взгляда.

– Но я хорошая ученица, – возразила она. – А молодость – это пройдет.

Но Эшфорд не улыбнулся.

– Я понял, что нас связывает нечто большее, чем физическое влечение. Я почти уверен, что за этим стоит большое чувство.

– О! – Голова Ноэль закружилась от образов, навеянных его словами.

– Я смутил вас.

– Нет. – Она бросила на него недоуменный взгляд. – Честно говоря, я думаю, что вы уже соблазнили меня.

– Ах, Ноэль! – Он подался к ней и, взяв локон ее волос, погладил его пальцами. – Ваша искренность столь же волнует, как и ваша отвага.

– Значит, моя юность не отталкивает вас. А к тому времени, когда я чуточку повзрослею, вы устанете от бессмысленных связей с пустыми женщинами.

– Не сомневаюсь, что так и будет. Да, собственно говоря, это уже случилось. И все же это не меняет положения: как я уже говорил вам, вы ничего не знаете обо мне.

– Я знаю, что вы далеко не такой плут и гуляка, как о нас говорит молва. Знаю, что вы обожаете свою семью, а все члены вашей семьи обожают вас, особенно дети. Знаю, что вы пытаетесь найти украденное, а также людей, которых вы подозреваете в причастности к краже. Я знаю также, что Франко Бариччи один из таких людей.

Эшфорд шумно выдохнул и выпустил доком ее волос, будто тот обжег его.

– Бариччи? Почему вы назвали его имя?

– Просто хочу доказать, ведь я кое-что знаю о вас, – пояснила Ноэль, несколько озадаченная столь бурной реакцией.

Эшфорд хранил гробовое молчание. Потом спросил без прежней мягкости в голосе:

– Я вас спрашиваю, почему вы упомянули Бариччи? Ноэль вздрогнула от неожиданности: он еще ни разу не говорил с ней столь жестко. Она поняла, что затронула гораздо более важную и щекотливую тему, чем предполагала.

– Потому, что среди множества подозреваемых вами я знаю только его одного. Эшфорд, вы допрашиваете меня!

– Я не допрашиваю, а просто задаю вам вопрос… – Нет, вы забросали меня вопросами, будто я одна из ваших подозреваемых. – Ноэль пытливо вглядывалась в его лицо, тускло освещенное скудным светом ближайшего газового фонаря. – Все дело в конфиденциальности вашей работы? Я не передам ни одной живой душе ваших слов. Мне нужна ясность для самой себя.

– Это не имеет никакого отношения к секретности моего расследования. Хотя мне любопытно знать, как вы пришли к своему столь радикальному заключению.

– Вовсе не радикальному. Но когда речь заходит о вас, Эшфорд, я, должно быть, инстинктивно догадываюсь, -о чем вы думаете. Мне ясно, что в вашей игре он муха, а вы паук,

– Значит, вы хорошо его знаете? Вы с ним переписывались?

– Нет. – Он заметил, как решительно Ноэль сжала губы. – Довольно. Допрос закончен. По крайней мере до тех пор, пока вы не объясните, почему задаете мне все зги вопросы.

С минуту Эшфорд не произносил ни слова и, судя по выражению его лица, обдумывал ответ. Затем подался вперед и положил руки на плечи Ноэль.

– Вы правы, – сказал он. – Вы заслуживаете правдивого ответа, но и я его заслуживаю. Скажите, зачем вы ездили в Лондон две недели назад?

Такого вопроса Ноэль не ожидала. Но по тону Эшфорда поняла, что он знал о тайных мотивах ее поездки в Сити и почему-то само существование этого тайного мотива вызвало его гнев.

Ноэль уже открыла было рот, чтобы выложить ему все, но он, близко наклонясь к ней, так внимательно смотрел ей в лицо, как бы подстерегая каждую ее фразу, каждое слово, что она передумала.

– Вы уже знаете, зачем я ездила в Лондон, – с изумлением сказала она. – Ответ написан на вашем лице. Вы отлично знаете, куда я ездила и кого хотела повидать. В таком случае для чего вы учиняете мне допрос? И потом, откуда вам стало известно о моих намерениях? Кто вам рассказал?

– Никто. – Ответ Эшфорда прозвучал резко, хотя он не стал отрицать очевидного и не оскорбил ее ложью. – Вы правы, я почти знаю, куда вы ездили и кого хотели повидать. Почему я спрашиваю? Потому что хочу услышать ваш ответ.

– Отлично. Я ездила повидать Франко Бариччи. А теперь я повторю свой вопрос: откуда вы узнали о моих намерениях? Я никому не говорила, куда и зачем собираюсь поехать, кроме Хлои. Если только вы не поговорили с Бариччи после моего визита к нему; Вы говорили с ним?

Эшфорд не ответил на ее вопрос, а задал новый:

– Зачем вам понадобилось наносить визит Бариччи? Почему вы пожелали искать встречи с человеком, с которым, по вашим собственным словам, никогда не были знакомы и не переписывались?

Ноэль сжала губы. Она вдруг поняла, что не хочет откровенничать с ним, пока не получит от него ответов на важные для себя вопросы.

– Он, как сами понимаете, имеет отношение к моему прошлому, – сказала она, тщательно подбирая слова. – Мне было необходимо получить подтверждение некоторым известным мне фактам…

К ее удивлению, Эшфорд успокоился. Из груди его вырвался вздох облегчения:

– Значит, я был прав. Вы просто узнали о том, что удалось раскопать людям Фаррингтона.

Глаза Ноэль округлились. – Откуда вам известно о папиных расследованиях?

– Я знаю все, что только можно узнать о Бариччи, – сказал Эшфорд и после недолгой паузы добавил: – Решительно все.

– Включая и мое с ним родство, – деревянным голосом уточнила Ноэль.

– Да, и это тоже. Девятнадцать лет назад Бариччи стал любовником Лиз Бромли, вы стали плодом их связи. Но я не мог понять, почему вам понадобилось видеть его именно теперь. Лишь узнав, как вы умны, любознательны, смелы, я пришел к единственно правильному выводу: вам захотелось убедиться лично, что все обвинения в его адрес справедливы. И вы узнали правду. Но я должен был увериться в своей правоте.

– И это как раз то, что вы делаете теперь? Пытаетесь увериться в своей правоте?

– Не только теперь, – возразил Эшфорд. – А с самого начала. Это началось, когда я представился вам, и затем все время, пока мы ехали в Лондон. И весь день, что мы провели вместе.

– А поезд? – начала Ноэль изумленно. – Вы намеренно сели в наше купе? Но откуда вам могло стать известно, что я поеду именно в этот день? Я и сама не знала этого заранее и приняла решение в последний момент.

– Я и не знал. Вот тут – чистое совпадение. Я знал только по описанию знакомых, как выглядела Лиз Бромли, и тотчас же узнал вас.

– Так вот почему вы пожелали познакомиться и подружиться со мной? – К горлу подступила тошнота.

– Да, но только вначале. Я надеялся вытянуть из вас кое-какую информацию. Но потом возникло наше взаимное влечение, и это чувство уже зажило собственной жизнью. К тому времени, когда я упросил родителей пригласить вас в Маркхем, у меня уже не оставалось ни сомнений, ни задних мыслей.

– Задних мыслей? Каких задних мыслей? И какую информацию вы хотели получить от меня? Конечно, ваша осведомленность значительно превосходит мою, потому что я никогда прежде не встречала этого человека. И что моя информация могла вам дать? И почему вы не задали мне ваши вопросы сразу же? – Внезапно догадка осенила Ноэль. – Вы хотели проверить, не пропустили ли чего-то важного, хотели сложить те кусочки головоломки, которые включали меня? Вы подумали, что, возможно, я тайно вступила во взаимоотношения с Бариччи и теперь помогаю ему в его темных делах? Значит, вы поверили… – Она отпрянула от него и ударила Эшфорда по руке, когда он попытался удержать ее: – Вы презренный обманщик!