Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 70



Догнав девушку, мужлан замахнулся, и Коле казалось, словно это происходит медленно и долго. Медленно поднимается кулак и медленно отклоняется девушка, стараясь избежать удара.

И тут между Колей и мужчиной появился еще один человек.

Коля так и не понял, откуда он взялся.

Высокий, худой человек в длинной кавалерийской шинели и фуражке с сорванной кокардой ловко, как бы походя, раскрытой ладонью ударил мужлана по уху. И тот, громко ахнув, схватился за ухо и, согнувшись, завыл.

— Бородино, Аустерлиц, — произнес Коля, но никто его не услышал… Коля неловко поднялся — болела переносица. От нее по всей голове шел болезненный гул — лучше бы остался лежать… Но нельзя, простудишься, Беккер.

Высокий кавалерист поманил воющего мужчину пальцем, как бы притягивая к себе, И тот покорнейшим образом распрямился и даже по мере сил постарался вытянуться во фрунт. Драма превращалась в анекдот.

Девушка отпрянула на несколько шагов, но совсем уйти не смела, словно обязана была каким-то образом отблагодарить спасителя.

— Ты кто? брезгливо спросил кавалерист. У него была маленькая голова, но крупный нос и глаза. Конечно же, он военный, и говорит, как столичный гвардеец.

Почему-то мужчина принялся расстегивать пальто, достал из внутреннего кармана бумажник, раскрыл и толстыми испуганными пальцами вытащил из него визитные карточки. Молча протянул карточку кавалеристу и другую, после секундного колебания, словно боялся удара, сунул в руку Коле.

Визитка оказалась необычной, Коля такой еще не видел, она была лживой, как сама красная рожа ее владельца. Тонким почерком рондо на визитке было напечатано: «Альфред Вольдемарович Розенберг. Студент Рижского университета». Словно звание студента соответствовало штаб-офицерскому чину.

— И что же вы, — усмехнулся кавалерист — на дуэль меня так вызываете, милостивый государь?

Он поднял руку с визиткой и раскрыл пальцы. Визитка вырвалась из пальцев и, подхваченная порывом ветра, взлетела над набережной светлым осенним листом, затем, сделав круг в вышине, сгинула над черным морем.

Альфред Розенберг смотрел вслед визитке.

Коля спрятал вторую визитку в карман. Может быть, придется еще встретиться с этим человеком.

— И что же, лейтенант, мы с ним сделаем? — спросил кавалерист, дружелюбно оборачиваясь к Коле, И хоть Коля давно уж не носил погонов и не ожидал обращения как к морскому офицеру, ему польстило, что высокий кавалерист угадал его недавний чин и признал в нем своего.

— Пускай катится отсюда, — сказал Коля, стараясь попасть в тон кавалеристу.

— А ну! — прикрикнул кавалерист на Розенберга. — Вы слышали?

Розенберг постарался отдать честь, но был не приучен к военным жестам — получилось комически.

— Спасибо, — сказал он с искренней радостью человека, которому сказали, что зуб драть не обязательно. — Вы чего не подумайте, Ваше Превосходительство!

— Иди, иди, мерзавец!

Розенберг послушно отшатнулся и чуть не налетел на девушку, неподвижно стоявшую в трех шагах от них. Коля видел лицо девушки — беззащитное и жалкое, и надутый молодой густой кровью затылок Розенберга. Видно, девушка что-то заметила во взгляде студента или в движении губ — Розенберг знал, что его лицо скрыто от мужчин. Она закрыла глаза тонкой рукой, пересекла лицо длинными белыми пальцами.

Высокий кавалерист тоже увидел, как Розенберг исподтишка испугал девушку. И хоть их разделило с Розенбергом не менее сажени, он сделал легкий шаг вперед и умудрился, не потеряв равновесия, послать носком сапога молодого мерзавца далеко вперед. Пробежав несколько метров, тот все же не удержался на ногах и следующий отрезок пути, к удовольствию зрителей, совершил на четвереньках. Коля рассмеялся.

Кавалерист тоже смеялся, но девушка засмеяться не посмела, хоть ей хотелось улыбнуться.

— Молодой человек, — обратился кавалерист к Коле. — Могу ли я надеяться, что вы проводите девицу до дома?

— Так точно! — ответил Коля, чувствуя, что в голосе и манере кавалериста было особое качество, которое заставляет людей испытывать радость от подчинения.

— Спасибо, — сказала девушка, глядя в упор на Колю черными глазами. — Большое спасибо вам, господа, вы были очень любезны.

Так как мужчины молчали, не зная, как вести себя дальше, девушка продолжила:

— Этот господин преследовал меня сегодня… он несколько раз подходил ко мне. И оскорблял… Я не жалуюсь, не думайте, в конце концов, я привыкла. И наверное, смогла бы постоять за себя… Но тем не менее еще раз спасибо, и не стоит меня провожать — я живу вон в том доме. Мне осталось сто шагов. Спокойной ночи.

Она запахнула пальто — словно ей стало очень холодно. Потом поглядела на Колю и попрощалась с ним отдельно — так он понял ее взгляд.





Девушка побежала через площадь, через мостик к угловому дому на втором этаже горели два окна. Было еще не поздно, но светились лишь редкие окна.

Электрическое освещение включили только прошлой ночью — до того Ялта провела больше недели без света. Обыватели предпочитали не зажигать огня, не привлекать уличных хищников.

— Ну что ж, — сказал высокий кавалерист. — Очевидно, нам самое время познакомиться.

Он снял тонкую кожаную перчатку и протянул Коле руку.

— Врангель Петр Николаевич, — сказал он размеренно. — Бывший командир Нерчинского казачьего полка.

— Андрей Берестов, — представился Коля, — Я… служу.

— Служите? А раньше что делали? — Врангель насторожился.

Коля ощущал тягучее желание понравиться Врангелю.

— Служили по флоту?

Врангель был одного роста с Колей, но держался столь прямо, чуть откидывая назад небольшую породистую голову, что казался несколько выше.

— Так точно, служил.

— И сейчас служите большевикам?

Вопрос был таким неожиданным, что Коля не успел собраться с мыслями и ответил машинально:

— Служу. В Центрфлоте.

— Приятно было познакомиться, — сухо подытожил Врангель.

И Коля понял, что сейчас этот кавалерист со знаменитой фамилией, командир Нерчинского полка, повернется и уйдет, презирая тебя, Беккер. И мысль о том казалась невыносимой. Врангель уже отворачивался, и тут Коля не выдержал:

— Простите, господин барон, — сказал он, перекрывая взвизгнувший ветер. — Но у меня нет средств к существованию…

Прозвучало неубедительно.

— Средства… — Кавалерист снисходительно сощурился. — В вашем ли возрасте думать об этом? С таким образом мыслей вы не должны были вступаться за еврейскую девицу.

Но Коля не сдавался.

— Простите, — произнес он в отчаянии, предавая тех, с кем связал судьбу в последние недели. — Но я был адъютантом Александра Васильевича. И Александр Васильевич, отбывая в Соединенные Штаты, оставил меня здесь, сделав мне поручение особой важности.

— Какой еще Александр Васильевич? — раздраженно произнес Врангель, но тут же сообразил, откашлялся и сказал холодно, как прежде, и так же не глядя на Колю: — Вы имели в виду вице-адмирала Колчака? Тогда я не понимаю, почему вы считаете возможным делиться чужой тайной с незнакомым человеком? А может быть, вы поделились ею и со своими большевистскими товарищами? — Последнее слово прозвучало как оскорбление.

И Врангель зашагал прочь, не оборачиваясь и не кланяясь ветру, превратившемуся в ураган.

«Ну и черт с тобой!» — мысленно крикнул вслед Врангелю Коля. Было обидно.

Коля посмотрел на дом, в котором скрылась девица. На втором этаже загорелось еще одно окно. Слава богу, что хоть девушка в безопасности.

Коля пошел обратно по набережной, но на полпути понял, что дорога проведет его мимо гигантского платана, и потому свернул от моря, обойдя тот участок набережной переулками, чтобы не увидеть повешенных.

Поздно вечером Коля сидел у окна в номере «Ореанды», где с трудом поддерживалось великолепие былых времен — суррогатный кофе из серебряного кофейника и пшеничная каша на мейсенской тарелке. За окном несся мокрый снег, и не верилось, что он где-то сольется с морем, а не вернется к облакам. Было грустно, и Коля ощутил в себе стремление описать события дня — в их противоречии и правде: последние папиросы офицеров, прогулку с Мучеником, пьяного Андрющенко, сцену с девицей и генералом… Но Коля знал, что дневника никогда вести не будет — это слишком опасно для эмиссара партии большевиков…