Страница 12 из 18
Новобранцы стояли перед ним в серых некрашеных туниках, сутулые, вялые, больше похожие на прислугу, чем на военных. Стояли, переминаясь с ноги на ногу, перешептывались.
«Глупые птенцы… — он был таким же в их годы, хихикал по любому поводу и отпускал едкие шуточки. — Где этот пройдоха Декстр? Он же обещал прийти посмотреть на ребят. Какой только его ветер носит?»
Центурион понял, что слишком расчувствовался, смотрит на ребят почти как на детей своих, которых у него, увы, не было.
— Молчать! Слушать меня! — гаркнул Валенс. — Через четыре месяца вы будете знать все, что потребно хорошему легионеру. Научитесь перестраиваться, четко и быстро сможете сделать это даже под градом стрел и камней, сможете по команде рассыпаться и собраться воедино, закрыться в глухой обороне, чтобы потом перейти в стремительную атаку, беспрекословно выполнять приказы, знать в бою свое место. Но главное — вы будете уверены в товарищах. Пока вы ничего не умеете. Даже те из вас, кто воображает себя героем.
Валенс остановился напротив Малыша.
— Вот ты.
Малыш вытянулся.
— Сможешь пройти десять миль регулярным шагом?
— Смогу, центурион Валенс!
— С грузом?
— Смогу…
Валенс усмехнулся краешком рта, поднял лежащий подле стены барака мешок и рогатую палку, на которой легионеры носили груз.
— Здесь сто фунтов. Все идут налегке, ты несешь мешок.
— Почему?
— Молчать! Все идут налегке. Ты с грузом. И не отставать! А теперь кругом и к воротам! Ма-арш! — Он с наслаждением выкрикнул эту команду.
— Шире шаг! Сукины дети! — прикрикивал Валенс. — Или я заставлю вас идти второй круг.
Восьмерка уже не шагала, а брела по тропе. Выйдя из лагеря, они отшагали две мили по мощеной дороге на Филиппополь, но потом по приказу центуриона развернулись и пошли по тропе прямиком на север. Пришлось перестроиться и идти по двое в ряд. Хорошо, что для первой «прогулки» Валенс выбрал равнинное место, а не погнал новичков в холмы на юг, откуда к Эску бесконечной чередой арок шествовал новенький акведук. На подъеме новички бы сдохли.
Сейчас в арьергарде плелся Малыш, с грузом на плече. Он подкладывал под палку то ладонь, то лоскут оторванной от туники тряпки, но никак не мог найти для нее на могучем плече удобное место.
Неожиданно тропинка оборвалась, и тироны очутились на берегу Данубия.
— Стоять! — гаркнул центурион, видя, что новобранцы готовы ринуться в воды Данубия, что был в этом месте шириной больше полумили и со скоростью хорошего скакуна несся к далекому Понту Эвксинскому.[45]
— Кто из вас может переплыть эту милую речушку? — спросил центурион.
— Я! — вызвался Кука. — Я каждый вечер плавал в море. Я могу…
— Это тебе не Неаполитанский залив, дурачина! — хмыкнул центурион. — Вода еще холодная, а течение вмиг унесет тебя прямиком к вратам Аида. А теперь назад. Шире шаг! У нас тренировка с оружием, шевелись, уроды! Вечером будете плавать, да только не в Данубии, а в Эске. Кто не переплывет нашу речку туда и обратно, отправится на кирпичный завод в канабу.
Теперь первым назад в лагерь шел Малыш. Шел явно медленнее, чем нужно, но Валенс запретил его обгонять — время опоздания автоматически вычиталось из времени отдыха.
Кука все время оглядывался и бормотал: «Я бы переплыл!»
После возвращения в лагерь тироны ополоснулись холодной водой и кинулись на кухню. В этот раз Гермий не поскупился, налил им в кашу масла от души, приправил оленинкой.
Котелки мгновенно опустели. Потом новобранцы выпили по кружке кипятка с вином.
— Хорошо-то как, — пробормотал Крисп, развалившись в тени подле стены их казармы.
Остальные пристроились рядом. Полчаса дремы в тенечке — настоящее блаженство.
Приск закрыл глаза и вмиг очутился в родном доме, в перистиле. Он стоял перед старым кипарисом, и из множества ран на мягкой древесине лилась кровь.
«Не бойся, — услышал он голос отца. — Эти раны не могут лишить жизни…»
— Центурия! — донесся сквозь сон голос Валенса. — Строиться!
— Молчать! Приготовиться исполнять приказы! — отчеканил центурион. — Учебное вооружение разобрать. К тренировке приступить!
Щит каждому выдали учебный, плетеный, но при этом в два раза тяжелее боевого, щедро утяжелен — свинцом — был и тупой учебный меч. Деревянный столб шести футов высотой должен был обозначать для новобранцев противника. Зарубки и вмятины покрывали его от основания до макушки.
— Коли! — махнул рукой центурион.
На неуклюжих новобранцев собрались поглазеть несколько ветеранов. Потом появился сам командир Пятого Македонского легат Луций Миниций Наталис и с ним военный трибун Элий Адриан. Оба были без доспехов, только в кожаных туниках, что надевались под панцири, с птеригами на плечах и бедрах.
Первым подскочил к столбу Кука, но, вместо того чтобы нанести колющий удар, рубанул со всего маху. Деревянный меч отскочил и чуть не вырвался из десницы новобранца, а центурион угостил бестолкового ударом палки из виноградной лозы по спине.
— Коли! — вновь прозвучала команда.
Гай Приск был следующим и нанес точный колющий удар. Дерзко глянул на центуриона — ожидал похвалы. Не дождался.
— Так ты можешь тыкать в задницу свою красотку. На первый раз сойдет, на второй — накажу, — прокомментировал его удар центурион. — Следующий.
Замечание явно несправедливое, но не новобранцу спорить с центурионом.
Квинт заорал и ринулся на столб.
— Эй, Приск, подойди-ка сюда! — окликнул Адриан новобранца как старого знакомого.
Гай подошел, вскинул руку в приветствии.
— Откуда ты? — спросил Наталис.
— Из Комо, легат!
— Из Комо… Говорят, хорошие места. Кажется, у Плиния там есть чудная усадьба.
— Замечательные места, легат.
— Мне почему-то кажется, что ты не похож на провинциала. В Риме наверняка жил.
— Недолго, — подтвердил Приск.
— Рим плодит неженок. — Легат любил говорить сам, а не слушать других, рассуждать о пороках Рима — было его любимым занятием. — Столичные сосунки вообще ни на что не пригодны. Друзья там лишь для того, чтобы шляться по тавернам.
— Мечом владеешь? — спросил Адриан.
— Надеюсь.
Адриан извлек из ножен кавалерийскую спату, длиннее гладиуса на целый фут.
— Поменяемся? — Адриан подмигнул, указывая на утяжеленный деревянный макет.
— Адриан, оставь свои штучки, нас ждет запеченная в тесте форель! — возмутился Наталис. — Фехтовать перед обедом вредно.
Адриан нехотя вложил меч в ножны.
— «К сладостным яствам предложенным руки герои простерли»,[46] — продекламировал Адриан по-гречески.
Оба офицера развернулись и отправились в преторий,[47] где рабы уже сновали туда-сюда, готовясь к предстоящему обеду.
— Что он сказал? — не понял Квинт.
Вернее, не поняли многие, но спросил лишь Квинт.
— Что герои хотят есть, — буркнул Приск.
Всем уже было известно, что Адриана в легионе прозвали греченком за любовь ко всему греческому, он и на языке Гомера говорил лучше, чем на латыни.
— Следующий! — хлопнул в ладоши Валенс. — Вы что, уснули! Приск! Твоя очередь! В атаку на столб!
Через два часа тренировки столб уже казался новобранцам живым. Он норовил ускользнуть то вправо, то влево. Колоть столб никто, кроме Приска, так и не научился. Больше всех усердствовал Малыш. Но он то и дело забывался и пробовал наискось рубить по дереву, вместо того чтобы колоть. Удары впечатляли своей силой, но в строю эта сила была без надобности.
— Сразу видно, парень прежде готовился стать дровосеком! — покачал головой Валенс.
Восемь измотанных несчастных цыплят были уверены, что никогда не дождутся сигнала трубы, по которому можно будет отправиться передохнуть и выпить воды. Через час их ждала новая тренировка с оружием.
45
Понт Эвксинский — Черное море.
46
Гомер. Илиада. Перевод Н. Гнедича.
47
Преторий — дом легата легиона.