Страница 16 из 61
Что есть страх? Страх может существовать только в отношении к чему-то, не в изоляции. Как я могу бояться смерти, как я могу бояться чего-то, чего я не знаю? Я могу бояться только того, что знаю. Когда я говорю, что боюсь смерти – боюсь ли я на самом деле того незнаемого, что есть смерть, или я боюсь потерять то, что я знал? Мой страх – это не страх смерти, но потери моей связи с вещами, принадлежащими мне. Мой страх всегда соотносится со знаемым, а не с незнаемым.
Итак, моё исследование посвящено тому, как освободиться от страха знаемого, то есть – от страха потери семьи, репутации, положения, банковского счёта, страстей и тому подобного. Вы можете сказать, что страх возникает из глубин нашего сознания; но наше сознание формируется нашей обусловленностью, значит, сознание – всё ещё результат знаемого. Что я знаю? Зна ние – иметь идеи, иметь мнения о вещах, иметь чувство непрерывности своей связи со знаемым, и ничего больше. Идеи суть воспоминания, результат опыта, который есть ответ на вызов. Я боюсь знаемого, что означает – я боюсь потери людей, вещей или идей, боюсь открытия того, что я такое, боюсь лишений, боюсь страдания, которое может появиться, когда я проиграл или не выиграл, или не получаю больше удовольствия.
Существует страх страдания. Физическая боль – нервная реакция, но психологическое страдание возникает тогда,когда я держусь за вещи, которые приносят мне удовлетворение, ибо тогда я боюсь кого-то или чего-то, могущего отнять их у меня. Психологические накопления препятствуют психологическому страданию до тех пор, пока их не тревожишь; ведь я – это связка накоплений, опытов, которые препятству ют любой серьёзной форме тревоги – а я так не люблю, чтобы меня тревожили. Поэтому я боюсь любого, кто тревожит мои накопления. Таким образом, мой страх – это страх знаемого, я боюсь за свои накопления, материальные или психологические, которые я собрал как средство отвратить страдание или предотвратить горе. Но горе заключается в самом процессе накопления ради предотвращения психологического страдания. Знание тоже способствует предотвращению страдания. Как медицинские знания помогают избегать физической боли, так и верования помогают предотвращать психологическое страдание, и вот почему я боюсь потерять свои верования, хотя у меня и нет ни точного знания, ни конкретного доказательства реальности таких верований. Я могу отвергать некоторые традиционные верования, навязанные мне извне, потому что черпаю силу, уверенность и понимание в собственном опыте; но и такие благоприобретённые веры и знания, в сущности, являются тем же самым – способом отвращения страдания.
Страх существует до тех пор, пока существует накопление знаемого, которое создаёт страх потери. Следовательно, страх незнаемого – это на самом деле страх потери накопленного знаемого. Накопление неизменно означает страх, который, в свою очередь, означает страдание; и как только я говорю: «Я не должен терять», – так возникает страх. Хотя моё наме рение при накоплении – отвращать страдание, страдание неотъемлемо от процесса накопления. Самые вещи, которыми я владею, создают страх, то есть – страдание.
Защита несёт в себе семя нападения. Я хочу физической безопасности; и вот я создаю верховное правительство, которое нуждается в вооружённых силах, что означает войну, которая уничтожает безопасность. Где бы ни было желание самозащиты, там есть страх. Когда я вижу ошибочность требования безопасности, я больше не накапливаю. Если вы скажете, что видите это, но не в состоянии удержаться от накопления, то это потому, что вы на самом деле не видите, что накопление по самой сути своей содержит в себе страдание.
В процессе накопления существует страх, и вера во что-то – часть накопительного процесса. Мой сын умирает, и я верю в перевоплощение, чтобы избавить себя психологически от большего страдания; но в самом процессе веры содержится сомнение. Я накапливаю внешние вещи – и вызываю войну; внут ренне я накапливаю верования – и вызываю страдание. До тех пор пока я хочу быть в безопасности, иметь банковский счёт, удовольствия и тому подобное, до тех пор пока я хочу стать кем-то или чем-то, в физическом плане или психологически, – должно существовать страдание. Те самые вещи, которые я делаю, чтобы отвратить страдание, приносят мне страх, страдание.
Страх возникает тогда, когда я желаю держаться какого-то особого образца. Жить без страха – жить без особого образца. Когда я требую особого пути жизни, это само по себе служит источником страха. Моя трудность – желание жить в определённых рамках. Не могу ли я разбить эти рамки? Я могу это сделать, только когда вижу ту истину, что рамки вызывают страх и что страх укрепляет рамки. Если я говорю, что должен разбить рамки, потому что хочу освободиться от страха, то я просто следую ещё одному образцу, который будет вызывать дальнейший страх. Любое действие с моей стороны, основанное на желании разбить рамки, только создаст ещё один образец и, следовательно, страх. Как мне разбить рамки, не навлекая на себя страх, то есть – без всякого сознательного или бессознательного действия с моей стороны относительно их? Это означает, что я не должен действовать, не должен делать ни единого движения, чтобы разбить рамки. Что происходит со мной, когда я просто смотрю на рамки, ничего не предпринимая относительно их? Я вижу – сам ум есть рамки, образец; он живёт внутри привычного образца, который сам и создал для себя. Следовательно, сам ум – страх. Всё, что делает ум, направлено на укрепление старого образца или создания нового. Это означает: что бы ни делал ум, чтобы освободиться от страха – вызывает страх.
Страх находит для себя разные формы бегства. Самым общепринятым способом бегства является самоидентификация, не так ли, – идентификация себя со страной, с обществом, с идеей. Разве вы не замечали, как живо вы реагируете, когда встречаетесь с каким-нибудь шествием – с военной колонной или с религиозной процессией, или когда стране грозит опасность вторжения? Вы идентифицируете себя тогда со страной, с общественной жизнью, с идеологией. В иные моменты вы идентифицируете себя со своим ребёнком, своей женой, с какой-нибудь особой формой действия или недеяния. Самоидентификация – процесс самозабвения. До тех пор пока я осознаю своё «я», я знаю: существует страдание, существует борьба, существует постоянный страх. Но если я могу идентифицировать себя, хотя бы на время, с чем-то большим, с чем-то, обладающим непреходящей ценностью, с красотой, с жизнью, с истиной, с верой, со знанием – тогда возникает бегство от «я», не так ли? Если я говорю о «моей стране», я на время забываю себя, не правда ли? Если я могу сказать что-то о Боге, я забываю себя. Если я могу идентифицировать себя с семьёй, с группой, с особой партией, с определённой идеологией – тогда возникает временное бегство от «я».
Самоидентификация, следовательно, – форма бегства от «само», равно как и добродетель – форма бегства от «само». Человек, ищущий добродетель, бежит от своего «само», и ему свойственна узость ума. Это не добродетельный ум, ибо добродетель – что-то, что нельзя найти поисками. Чем более вы пытаетесь стать добродетельным, тем больше силы придаёте вы свому «само», своему «я». Страх – а разнообразные формы его общая участь для большинства из нас – должен всегда находить себе замену и должен, следовательно, усиливать нашу борьбу. Чем более вы идентифицируете себя с заменой, тем с большей силой держитесь вы за то, за что готовы бороться, умереть – потому что за этим стоит страх.
Так знаем ли мы, что такое страх? Не неприятие ли он того, что есть? Нам надо понять слово «приятие». Я употребляю это слово не в смысле усилия, предпринимаемого для того, чтобы принять что-то. Вопроса о приятии не возникает, когда я осознаю то, что есть. Когда же я не вижу ясно то, что есть, тогда я втягиваюсь в процесс приятия. Следовательно, страх – неприятие того, что есть. Как я могу – я, связка всех своих реакций, ответов, воспоминаний, надежд, уныний, разочарований – я, результат скованного движе ния сознания, – как я могу выйти за пределы всего этого? Может ли ум осознавать беспрепятственно, без этой скованности? Вы же знаете, какая необыкновенная радость возникает, когда препятствие исчезает. Разве вы не знаете, какая радость, полнота бытия наступает, когда тело пребывает в полном здравии? И разве вам незнакома та радость, которую вы испытываете, когда ум полно стью свободен, не скован ничем, когда нет того центра узнавания на опыте, которым является «я»? Не испытывали ли вы это состояние, когда «само» отсутствует? Конечно, все мы испытывали его.