Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 42

 Любовь — это наслаждение, настойчивое желание? Это физическое ощущение? А влечение и его удовлетворение — любовь ли это? Является ли любовь продуктом мысли? Или же это нечто случайное, вызываемое обстоятельствами? Является ли любовь чувством товарищества, доброты и дружбы? Если хоть что-нибудь из всего этого выходит на первое место, то это не любовь. Любовь является такой же окончательной и решающей, как и смерть.

 Тропа, ведущая к вершинам гор, проходит через леса, луга и открытые пространства. Там, где начинается подъём, стоит скамейка, и на ней сидит старая супружеская пара, глядя вниз на залитую солнцем долину. Они приходят сюда очень часто. Сидят без слов, тихо созерцая красоту земли. Они ждут смерти. А тропа идёт дальше, вглубь снегов.

 Дожди прошли, и огромные валуны блестели под утренним солнцем. В сухих руслах рек появилась вода, и земля снова радовалась; почва стала более красной, и каждый куст, каждая травинка стали зеленее, и на деревьях, которые корнями уходили глубоко в землю, появились свежие листочки. Скот становился тучнее, а крестьяне — менее тощими. Эти холмы так же стары, как земля, и огромные валуны, казалось, нашли здесь своё надёжное, прочное место. Один из холмов, расположенный к востоку, имеет форму большой площадки, на которой был построен квадратный храм. Деревенским детям надо было ходить за несколько миль, чтобы учиться читать и писать. Маленькая девочка с сияющим лицом совершенно самостоятельно шла в школу в ближайшую деревню; в одной руке у неё была книга, в другой какая-то еда. Она остановилась, когда мы подошли, робкая и любопытная; если бы она постояла подольше, то опоздала бы в школу. Рисовые поля были поразительно зелёными. Это утро было долгое, тихое.

 Две вороны повздорили в воздухе, каркая и набрасываясь друг на друга; в воздухе не было достаточной опоры, так что они, схватившись друг с другом, опустились на землю. На земле полетели перья, и битва начала принимать серьёзный оборот. Вдруг около дюжины других ворон налетели на них и прекратили драку. После продолжительного карканья и перебранки все они исчезли в листве деревьев.

 Склонность к насилию наблюдается всюду, среди людей высоко образованных и крайне примитивных, среди интеллектуалов и сентиментальных людей. Ни образование, ни организованные религии не способны укротить человека; они, напротив, сами ответственны за войны, пытки, концентрационные лагеря и за истребление животных на суше и на море. Чем больше человек продвигается вперед, тем более жестоким он, по-видимому, становится. Политика превратилась в гангстеризм, одна группировка против другой; национализм привёл к войне; происходят экономические войны; всюду проявляются ненависть и насилие. Ни опыт, ни знание, кажется, не учат человека, и насилие во всех его формах продолжается. Каково место знания в преобразовании человека и его общества?

 Энергия, затраченная на накапливание знания, не изменила человека, она не прекратила насилие. Энергия затраченная на тысячи объяснений, почему человек так агрессивен, груб, бесчувствен не положила конца его жестокости. Энергия, затраченная на анализ причин его бессмысленного разрушения, его наслаждения насилием, садизма, бандитизма — отнюдь не сделала человека внимательным к другому и добрым. Несмотря на все слова и книги, угрозы и наказания человек по-прежнему продолжает свое насилие.

 Насилие заключается не только в убийстве, в бомбе, в революционной перемене через кровопролитие; это нечто гораздо более глубокое и тонкое. Следование (подчинение) и подражание — признаки насилия; навязывание авторитета и подчинение ему — признак насилия; честолюбие и соревнование — это выражение агрессивности и жестокости, а сравнение порождает зависть с присущими ей враждебностью и ненавистью. Где существует конфликт, внутренний или внешний, там есть почва для насилия. Разделение во всех его формах приносит конфликт и страдание.

 Вы знаете всё это; вы читали об актах насилия, сталкивались с ним в самих себе и вокруг, вы слышали о нем, однако же насилие не прекратилось. Почему? Объяснения и причины подобного поведения не имеют реального значения. Если вы потворствуете им, то попусту тратите энергию, которая вам необходима, чтобы выйти за пределы насилия. Вам нужна вся ваша энергия, чтобы встретить и превзойти ту энергию, которая расточается в насилии. Контролирование насилия — это другая форма насилия, так как контролирующий есть контролируемое. При полном внимании, суммирующем всю энергию, насилие во всех его формах прекращается. Внимание — это не слово, не мысленная абстракция, а дело повседневной жизни. Действие — это не идеология, но если действие вытекает из идеологии, то оно ведёт к насилию.





 После дождей река разливается всюду, омывая каждый валун, каждый город и деревню, и как бы это её ни загрязняло, она самоочищается и течёт в долины, ущелья и луга.

 Снова один известный гуру пришёл встретиться с ним. Мы сидели в красиво огороженном саду; зелёный газон был в хорошем состоянии, на нём росли розы, душистый горошек, ярко-жёлтые ноготки и другие цветы восточного севера. Ограда и деревья защищали от шума немногих проезжавших автомашин; воздух был полон аромата множества цветов. Вечером из потайного убежища под деревом обычно выходила семья шакалов; они вырыли большую нору, где мать прятала троих щенков. Они выглядели здоровыми, и вскоре после захода солнца мать выходила с ними, держась ближе к деревьям. За домом складывались кухонные отходы, и в более поздние часы шакалы отправлялись туда. Здесь жила также семья мангустов. Каждый вечер мать с розовым носом и длинным толстым хвостом выходила из своей норы; за ней шли друг за другом два малыша, стараясь держаться поближе к ограде. Они тоже уходили за дом к кухне, где иногда оставляли для них корм. Благодаря им в саду не было змей. Их пути, кажется, никогда не пересекались с путями шакалов, но если они встречались, то как будто не замечали друг друга.

 Гуру за несколько дней сообщил о своём желании сделать визит. Он прибыл, а несколько позже вереницей последовали его ученики. Они, как обычно, прикасались к его стопам в знак глубокого уважения. Они хотели прикоснуться также к стопам другого человека, но он этого не позволил; он сказал им, что это унизительно, однако традиция и надежда на небесное блаженство были в них слишком сильны. Гуру не захотел войти в дом, так как он дал обет никогда не входить в дома женатых людей. В то утро небо было ярко-голубым, а тени были длинными.

 "Вы отрицаете, что вы — гуру, но вы — гуру всех гуру. Я следил за вами с вашей юности, и то, что вы говорите, — истина, которую лишь немногие смогут понять. А для множества остальных мы необходимы, иначе они сбились бы с правильного пути; наш авторитет спасает неразумных. Мы — толкователи. Нам был дан наш опыт: мы знаем. Традиция — это защита, она служит оплотом: лишь очень немногие могут держаться в одиночестве и видеть обнажённую реальность. Вы относитесь к тем, кто имеет на себе благословение, но нам приходится идти с толпой, петь её песни, чтить святые имена, окроплять святой водой, что не означает, что мы совершенные лицемеры. Люди нуждаются в помощи и мы здесь для того, чтобы её оказывать В чём заключается, если мне будет позволено спросить, переживание этой абсолютной реальности?

 Ученики всё ещё продолжали подходить и уходили, не проявив интереса к беседе, равнодушные к тому, что их окружало, к красоте цветка и дерева. Некоторые из них сидели на траве и слушали, надеясь, что они не будут слишком потревожены. У человека есть недовольство культурой, в которой он воспитан.

 — Реальность — не то, что может быть переживаемо. К ней нет пути, и не существует слов, которые могли бы обозначать её; она — не то, что можно искать и находить. Нахождение после поиска — это искажение ума. Само слово «истина» не есть истина; описание не является тем, что оно описывает.

 "Древние поведали о своих переживаниях, о своём блаженстве в медитации, о своем сверхсознании, о своей священной реальности. Да будет позволено спросить: должен ли человек оставаться в стороне от всего этого, в стороне от их высокого примера?"