Немец

Мюллер подошел к окну. На улице смеркалось. По дороге проехал легкий бронеавтомобиль, пробежал посыльный. У дома напротив сидела собака и, казалось, смотрела прямо на Ральфа. На крыльце лазарета никого не было.

Ральф принял решение действовать. Он облачился в форму обершарфюрера, которая лишь немного его стесняла. Трудней пришлось с сапогами — они оказались катастрофически малы, размера на два. Но деваться некуда, и он с огромным трудом, доведя себя до полуобморочного состояния, натянул-таки их.

Посидев полминуты на краю кровати, Ральф поднялся, преодолевая слабость, открыл дверь и вышел из лазарета. Обогнув дом справа, он увидел пост охраны, выставленный как раз со стороны окна, через которое он рассматривал окрестности, а пост почему-то не заметил. Впредь следует быть осторожней. Двигаясь неторопливо, Мюллер пошел мимо поста. Два солдата с пятизарядными карабинами Маузер образца 1898 года на плечах грелись у железной бочки с тлеющим углем. Они проводили Мюллера внимательными взглядами, но не остановили.

Теперь надо как можно скорее отыскать штаб армейской разведки. На перекрестке Ральф увидел указатели: налево значился город с «любимым» названием Ральфа — Zhizdra, направо — населенный пункт Zikejevo.

Сотрудники Абвера могут находиться повсюду, но, скорее всего, надо попасть в Жиздру, там ведь штаб армии.

На дороге показалась колонна грузовиков. Впереди ехал бронетранспортер фирмы «Ганомаг». Номерной знак со сдвоенной руной «зиг» и пятизначным регистрационным номером говорил о принадлежности колонны к СС. Ральф расстегнул шинель, быстро взглянул на манжетную ленту, на которой серебряными нитками было вышито слово Das Reich. Это означало, что владелец формы служил в элитной дивизии «Рейх», временно приданной танковой группе Гейнца Вильгельма Гудериана. Тут же был вышит номер части. Запомнив все это, Ральф, пропустил бронетранспортер и еще несколько автомашин и только тогда поднял руку вверх. Притормозил фургон, водитель вопросительно взглянул на Ральфа.

— Камерад, если вы едете в Жиздру, подвезите меня, пожалуйста, у меня срочное донесение. Касается военной разведки.

Ральф не мог не знать, что в войсках СС в ходу было обращение «товарищ» вместо привычного для германской армии «господин». К тому же, в СС, в отличие от других частей рейха, не существовало столь ярко выраженной пропасти между офицерами и солдатами, так как любой боевой офицер СС вначале обязательно проходил службу солдатом. Тем более, такие «вольности» были свойственны для отношений между сержантами и рядовыми.

— Хорошо, садитесь, только быстро, пожалуйста. Теплая и уютная кабина грузовика — как раз то, что нужно. Правда, здесь как-то странно пахло, чем-то кисло-сладким.

— Мы едем не совсем в Жиздру, но вы сойдете неподалеку от города, — водитель умело сохранял дистанцию в колонне.

— Отлично, спасибо. Там я разберусь.

— Вы уже бывали в Жиздре?

— Нет, не приходилось. Но мне хорошо объяснили дорогу.

— Вчера город бомбили русские самолеты. Они теперь прилетают чуть ли не каждый день.

— Да, кто бы мог подумать. Ну, ничего, думаю, все скоро изменится.

— Обершарфюрер, вы можете не бояться говорить откровенно со своим товарищем. Вы же слышали, что сказал в выступлении по радио рейхсфюрер? Он сказал, что «ложь и укрывательство правды о нашем положении не даст нам выиграть войну».

— Я согласен, но не всем понятно, почему мы отступаем… Тут важно не паниковать.

— Точно! Ну, к тому же, всяких паникеров можно засунуть к евреям и другим животным в наши газвагены.

Тут Ральф понял, откуда неприятный, необычный запах. Это могли быть продукты выхлопных газов и еще что-то… Мюллер слышал про эти автомобили, но, как и многому другому, что рассказывали про СС, особого значения не придавал. И вот теперь он ехал в том самом автомобиле-душегубке, который чей-то воспаленный ум изобрел для уничтожения людей.

Эти машины были специально разработаны для казней «в полевых условиях» по заданию Управления имперской безопасности, в начале войны с Советским Союзом. Газваген представлял собой герметично закрытый фургон, куда подавался невидимый яд — углемоноксид. В кузов загружалось несколько десятков человек, машина трогалась, и максимум через пятнадцать минут все несчастные умирали от удушья и отравления…

— Там кто-нибудь есть? — Ральф ткнул пальцем на фургон.

— Нет пока. Здесь, по правде говоря, маловато евреев, а красные комиссары все разбежались. Русские трусливы и, на самом деле, совсем не преданны своему Сталину. Многие сразу решили служить нам.

Ральф хотел было спросить, как так получилось, что трусливые русские смогли отбросить войска рейха от Москвы, когда немецкие солдаты уже видели в бинокли кремлевские башни, но не стал. Он не знал, принято ли в СС быть объективным и откровенным. По крайней мере, в девизе СС «твоя честь — твоя верность» понятие «откровенность» не присутствовало.

Но водитель сам решил пооткровенничать:

— В Жиздру пришли трое молодых русских солдат, дезертиров. Сказали, что не хотят служить большевикам, потому что их родителей перед войной расстреляли за полкило зерна. Они зерно это утащили с элеватора. А перед тем, как расстрелять, пытали зверски. Парни сказали, что до войны в их деревне жили все впроголодь, а как война пришла, всех забрали на фронт. А за что воевать они не знали, вот и пришли к нам. Большевики — звери. Они свой собственный народ за скотину держат. Вот вы спрашиваете про газвагены… Ладно, вы хоть и штабной, я вижу, но свой, я вам расскажу. Когда мы сажаем в машину наших врагов, они не знают, что могила для них уже выкопана. Я два раза наблюдал, как из фургона выгружали трупы. Лица не были искажены! Вы понимаете! Значит, смерть наступала без конвульсий. Это легкая, гуманная смерть.

Водитель грузовика многозначительно посмотрел на Ральфа. В его взгляде было что-то торжественное. Мюллер вежливо кивнул, хотя и не понимал восторга. Он еще никогда так близко не общался с членом эйнзатц-команды. Общение большого удовольствия не доставило, и он подумал: «Да, старик, прав был Зигфрид: ты — неженка».

Через полчаса грузовик притормозил у развилки, Ральф на ходу поблагодарил водителя и побрел в сторону города. Только сейчас он понял, что ему, возможно, предстоит преодолеть не один пост на въезде в Жиздру.

Какое-то время спустя внимание Ральфа привлек нарастающий гул. Он обернулся. На дорогу пикировали русские штурмовики. Ральф упал на снег и через минуту услышал десятки разрывов. Неизвестно, сколько пролежал Ральф на земле, но когда вдруг стало тихо, и он открыл глаза, от колонны газвагенов не осталось ничего, кроме горящего, искореженного черного месива.

«Как божья кара с небес», — неожиданно для себя заключил Ральф, удивляясь, что не испытывает сострадания к тем, кому советские «ИЛ-2» устроили на своей земле такие пышные похороны.

Он, конечно, не мог знать, что благодаря русским пилотам, его судьба вновь круто изменилась.

Глава восьмая

Антон вопросительно посмотрел на Мюллера.

— Интересно.

— Да, интересней быть не может. Даже не знаю, с чего и начать…

— Ральф, как говорила моя учительница английского языка Галина Аркадьевна… или не Галина Аркадьевна… Забыл. Но это еще в школе было. О чем это я говорю?

— Your teacher. Your English teacher at school, she would always say something…

— Да, она говорила, эта учительница, что надо начинать с самого начала. Так и говорила: begin from the begi

— Как же она преподавала в школе?

— Так вот и преподавала, впрочем, не важно. Ральф, рассказывай.

— Если кратко, то я приехал в Москву…

— Погоди, давай еще закажем водки и… сок.

Из общего зала ресторана доносился мотив популярной баллады «Hasta Siempre Comandante», или «Команданте навсегда», про Эрнесто Че Гевару. В Москве песня звучала поначалу как-то экзотично, но ее красивая мелодия постепенно завораживала любого — прослушивание вызывало привыкание. Под «Че Гевару» с удовольствием напивались и отдыхающие бизнесмены, и рантье, и пресловутая «тусовка», и даже враги кубинской революции — американские империалисты, живущие и работающие в столице России.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.