Страница 11 из 11
Подперев голову рукой, Елена Сергеевна ударилась, было, в воспоминания, но быстро спохватилась и принялась рвать объяснительные по две или по три на мелкие клочки и бросать в корзину для мусора. При этом она старалась думать о работе, но — безуспешно. Настырный Вовка Данилов все возвращался и возвращался в ее мысли, и она ничего не могла с этим поделать.
«Интересно, он еще играет на скрипке или нет?» — подумала она, разрывая последние листы…
Данилов продолжал на досуге играть на скрипке и не собирался бросать это занятие. Скрипка дарила ему радость и помогала расслабиться (коллега Конан-Дойль сильно ошибся, заставив Шерлока Холмса играть на скрипке для того, чтобы сосредоточиться — скрипка только успокаивает, дарит покой, для концентрации мыслей как нельзя лучше подходит барабан).
Единственным недостатком музицирования был немой, уже давно не высказываемый вслух, укор во взоре матери, когда-то, с подачи педагогов музыкальной школы, прочившей сыну блестящее будущее в музыке и грандиозную исполнительскую славу. Светлана Викторовна не сомневалась в выборе своего Володи до тех пор, пока он не сообщил ей, что намерен поступать в медицинский.
— Что там хорошего?! — заламывала руки Светлана Викторовна.
Стройная, подтянутая, безукоризненно ухоженная, она как две капли воды была похожа на голливудскую актрису Мерил Стрип и втайне, про себя, гордилась этим сходством.
— Кровь, грязь, вонь, бесконечные страдания, ночные дежурства! Почитай Вересаева, он хорошо описывал свою профессию!
Светлана Викторовна преподавала русский язык и литературу в одном из московских лицеев.
— У нас в роду вообще не было врачей!
— Твой прадед работал половым в трактире, — бестактно напомнил сын. — Что же мне теперь — в официанты идти?
— Какие официанты? Музыка — вот твое призвание!
— Музыка — это мое хобби! — отрезал сын и так посмотрел на мать, что та сразу поняла — решения своего он не изменит.
Лишь изредка, не чаще одного — двух раз в год, Светлана Викторовна позволяла себе высказать сожаление о несостоявшейся музыкальной карьере сына вслух. В ответ тот рассказывал матери о том, сколько человек и каким образом он спас от смерти за последнюю неделю, после чего тема считалась исчерпанной.
— Володя, будешь сырники на ужин? — спросила Светлана Викторовна, дождавшись, пока сын сделает паузу в игре.
— Буду! — ответил Данилов и снова вскинул смычок.
Уплетая обжигающие вкусные сырники, он вдруг
сказал матери:
— А у нас новая начальница.
— Симпатичная? — улыбнулась Светлана Викторовна, в последнее время начавшая тяготиться холостым положением сына.
— Ты ее знаешь, — ответил он. — Помнишь Лену Морозову? Только теперь она Новицкая.
Предчувствие беды сжало сердце матери столь сильно, что она чуть не выпустила из рук сковородку с очередной порцией своих «фирменных» сырников.
Глава четвертая
ВЫБОРА
— Тяготит однообразие, — пожаловался Эдик. — Скоро кончается моя стажировка, а сколько ситуаций еще остались неотработанными.
— В две недели всю жизнь не впихнуть, — подмигнула Вера. — Подожди, всему свое время.
— Хорошо бы сегодня на некупируемый отек легких угодить или к буйному психу… Ой!
Характерный звук, раздавшийся в салоне, позволил Данилову предположить со стопроцентной вероятностью, что Вера, привстав со своего вращающегося кресла, отвесила невоздержанному на язык стажеру подзатыльник. Оборачиваться, чтобы убедиться в своей правоте, ему не хотелось — тело, утомленное десятичасовым служением обществу, наслаждалось недолгим покоем и не желало совершать никаких движений.
— Настанет день — и ты выйдешь на работу полноправным выездным врачом «скорой помощи», — не меняя положения, громко сказал Данилов. — И вот тогда мы с Верой накаркаем тебе такую «веселую» смену, что мало не покажется.
— Уж постараемся, — пообещала Вера.
— И что вы прицепились к человеку! — вступился за Эдика Петрович. — Правильно он говорит — учиться во время стажировки надо, иначе для чего стажировка эта нужна?
— Вот и я об этом, — обрадовался Эдик. — А вы сразу…
— Петрович вступается за тебя не от чистого сердца, — пояснил Данилов, — дело в том, что у водителей и у медиков разные понятия о трудном вызове. Для нас, например, госпитализация больного с переломом ноги в больницу на другом конце города — просто праздник. Обезболил, наложил шину и спи — отдыхай. Два, если не три часа туда и столько же обратно. По любому лучше в машине дремать, чем по подъездам бегать. А для водителей такой вызов — сплошной геморрой.
— Это точно, — подтвердил Петрович. — Не по какому-нибудь Мухосранску ведь ехать — по Москве.
— Зато столь любимый вами, коллега, некупируемый отек легких или же пятичасовое ожидание психиатров в веселой компании буйного психа являются для водителя подлинным благословением небес — спи себе в кабине или газетку почитывай. Диалектика!
— Это в Питере, говорят, хорошо водителям на «скорой», — Петрович врубил «светомузыку», пытаясь расчистить себе дорогу.
— Почему? — спросила Вера. — Нагрузки меньше? Или машин на дорогах?
— Нет, просто там ночью мосты разводят, и оттого каждая подстанция катается по своему острову, без дальних концов. Красота!
— Так в чем же дело, Петрович? — Вера не может не поддеть. — Питер ждет! Чего ты в Москве застрял?
— Ну ты сказала! — от удивления Петрович забыл выключить сирену с мигалкой, в которых уже не было нужды. — У меня здесь семья, дети, внучка, дача. Куда мне в Питер?! Да и потом — там хорошо, где нас нет.
Трель наладонника возвестила о вызове.
— Формовский проезд, одиннадцать дробь пять, третий подъезд, — сказал Данилов Петровичу, ознакомившись с информацией на экране коммуникатора.
Затем он повернулся к Эдику и спросил:
— Тебе, случайно, вещая Кассандра не родственница?
— Нет, — ответил слегка обалдевший от неожиданности Эдик.
— Псих или отек? — спросила сообразительная Вера.
— Некупируемый отек легких, Язов на себя вызывает. Светомузыку, Петрович, можно не выключать, поедем в темпе…
Пути господни неисповедимы. Выезжая на повод «посинел, задыхается», можно обнаружить на вызове бодрого старичка, которому так приспичило узнать свое артериальное давление, что пришлось вызывать «скорую». И точно так же, повод «подъем АД (артериального давления)» может обернуться отеком легких, с которым не всякий фельдшер и далеко не всегда может справиться в одиночку. А так, подъем давления — типичный «фельдшерский» повод. Приехал, «уколол магнолию внутрипопочно», иначе говоря — ввел внутримышечно сульфат магнезии, напомнил о необходимости своевременного приема таблеток и уехал с чистой совестью.
По самым оптимистичным предположениям, до Формовского было не меньше десяти минут езды.
— Эдуард, а почему ты пришел на «скорую»? — обернулся в салон Данилов. — Чему ты улыбаешься?
— Есть такой фильм «Всадник по имени «Смерть», — пояснил Эдик. — Там герои постоянно спрашивают друг дружку: «Почему вы пошли в террор»?
— И все же?
— Трудно сказать… — замялся Старчинский. — Работа живая, результат видишь сразу, это приятно… Писанины мало…
— Зато носилки таскать приходится, — добавил Данилов.
— Это проще, да и разминка всегда нужна. И — работа суточная, свободного времени много. Сутки отработал — трое дома.
— Так не получится, — поправила Вера. — Тем, кто работает на ставку, непременно ставят в месяц несколько полусуточных дежурств — «восемь — двадцать два» или «девять — двадцать три». Владимир Александрович, помните Таню Пангину?
— Такую не забудешь, — ответил за Данилова Петрович. — Ходячий тормоз, а не фельдшер.
— Что за Таня? — заинтересовался Эдик.
— Была у нас такая сотрудница, — начала Вера. — Фельдшер. Тупила по-черному, где только можно. Врачи от нее просто вешались — дозировки путала, повязки накладывать не умела, к аппаратуре подойти боялась… Прозвище у нее было — «Ходячий тормоз». Так вот, она опоздала на свое первое дежурство. Помню, входит она в фельдшерскую к самому концу «пятиминутки» и на удивленный взгляд заведующего отвечает: «Разве я опоздала? Сейчас восемь двадцать, еще две минуты до начала смены». Не просекла, что «восемь — двадцать два» означает начало и конец смены.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.