Страница 5 из 7
Отец нарочно не желал замечать состояния сына, а на все опасения жены говорил:
— Ничего с ним не случится, переболеет и все забудет.
Но мать это не могло успокоить. Как-то раз, когда отца не было дома, она подсела к сыну и заговорила с ним:
— Сын мой, послушай свою мать, что я тебе расскажу, и, может быть, ты не будешь обижаться на своего отца. Когда была война с немцами, у нас здесь, в Чечне, разное было. Многие чеченцы тогда ушли в горы бороться с советской властью на стороне немцев, но не все. Некоторые чеченцы воевали на фронтах и стали героями.
Таким был твой дед Мурат Джанаралиев. Он уже в сорок втором вернулся с фронта без ноги. Его поставили председателем колхоза. Когда Ахмед Карзаев пришел с гор с вооруженным отрядом, чтобы увести колхозных коров, твой дед поднял колхозников на защиту их добра. Тогда отбились. Дед твой был ранен, но выжил. Со своими бандитами мы справились, а вот с чужими ничего поделать не смогли. Да и что можно сделать с целой армией. Русские въехали в аул на грузовиках, а солдаты цепью окружили все селение, так что не убежишь. Стали нас сгонять в машины, чтобы навсегда увезти с родины. Выгоняли из дому, кто в чем был. Если успевали взять с собою хоть что-нибудь, это уже было счастье.
Дед твой отказывался сесть в машину и требовал связаться с начальством в Грозном. Он не хотел верить в такую несправедливость. Но его даже не стали слушать, а грубо толкнули к машине. Он, не удержавшись на протезе, упал. Бурка открылась, и все увидели боевые награды на его военной гимнастерке.
Солдаты смутились и больше не трогали деда, но подошел офицер и сказал: «Прости, брат, но у нас приказ, а ты сам человек военный, знаешь, что приказы не обсуждаются, а выполняются». «Не называй меня братом, если пришел в мой дом сотворить зло. Лучше бы я остался там, на поле сражения, — с горечью воскликнул твой дед, — чем видеть сейчас все это».
В Казахстан нас везли в товарных вагонах, как скот, целый месяц. Многие так и не доехали, умерли по дороге. Твой дед скончался на глазах у твоего отца. Теперь подумай, сын, как твой отец должен относиться к русским после того, что он пережил.
— Я могу понять отца, — отвечал потрясенный рассказом Хамзат, — но кто поймет меня? Мое сердце осталось там, в России. Там моя любимая, которую я мечтал назвать своей женой. Какое отношение имеет моя Наташа к тем солдатам, которые выгоняли вас со своей земли?
— Она дочь этих солдат, — ответила мать. — Но даже не это главное. Чеченец не должен брать себе жену другой веры и другого народа. Иначе придет время, и чеченцев не будет на земле.
Подошло время экзаменационной сессии в институте. Отец хотя и с неохотой, но все же, по настоянию брата, отпустил Хамзата сдавать экзамены. В Тольятти Хамзат ехал с противоречивыми чувствами. Ему надо было честно сказать Наташе, что свадьбы их никогда не будет, но это было сверх его сил. В сердце жила надежда, что произойдет чудо и родители согласятся на его брак.
«Но может быть, уже поздно? — с замиранием сердца думал Хамзат. — Может быть, у Наташи уже кто-то другой. Может быть, она не за хочет видеть меня совсем. Ведь прошло много времени».
Дверь открыла Наташина подруга Ирина. Увидев Джанаралиева, она удивленно воскликнула:
— Хамзат? — А потом, сразу посуровев, холодно спросила: — Что вам здесь нужно?
— Ирина, мне нужно видеть Наташу.
Ирина демонстративно подбоченилась:
— Нагулялся, голубчик? А теперь снова к Наташке потянуло? Захочет ли она тебя видеть? Вот в чем вопрос. Совести у вас, мужиков, нет. Вот что я тебе, Хамзатик, скажу: иди своей дорогой и не смущай сердце девушки. Мне больно было на нее глядеть все это время.
Хамзат стоял, смиренно потупив взор. Когда он поднял взгляд на Ирину, в его глазах было столько страдания, раскаяния и муки, что она, сразу смягчившись, сказала:
— В роддоме твоя Наташка.
— Как в роддоме? — растерялся Хамзат.
— Обыкновенно, как и все женщины. Не сегодня так завтра родит.
— От кого? — упавшим голосом спросил Хамзат.
— Ну ты, Хамзат, даешь, — возмутилась не на шутку Ирина, — тебя здесь не было почти восемь месяцев. А девять месяцев назад Наташка только с тобой была, так что тебе лучше знать от кого. Да и после твоего отъезда она ни с кем не гуляла. Все тебя, дура, ждала. Уж как я ее уговаривала аборт сделать, а она ни в какую.
Хамзата это известие потрясло до глубины души. Теперь он не сомневался, как поступить.
— Одевайся, Иринка, едем к Наташке. Ребенок должен родиться в нормальной семье, с папой и мамой.
В роддом Хамзат явился с огромным букетом цветов и новым платьем для Наташи. С собой он привел работницу загса. Наташка расплакалась. Но Иринка увела ее в другую комнату, и вскоре они появились вдвоем. Наташа стояла с раскрасневшимися от слез глазами, в новом платье, поддерживая живот руками. Она не знала, куда спрятать от стеснения свой счастливый взгляд.
Наташа простила сразу, не столько поняв, сколько почувствовав, как ее Хамзату было трудно сделать этот шаг. Свидетелями на росписи выступили Ирина и врач-гинеколог, дежуривший в родовом отделении. Наташка так разволновалась, что у нее во время росписи начались схватки и ее тут же увели в родовую палату.
А пока работница загса выписывала свидетельство, Наташа родила Хамзату сына.
Иринка шутила:
— Надо прямо сейчас, не сходя с места, выписать малышу свидетельство о рождении.
Хамзат уже пятый год жил с Наташей в Тольятти и работал на ВАЗе. Наташа ждала уже второго ребенка. От завода им дали квартиру-малосемейку.
Как и ожидал Хамзат, нарушение отцовской воли привело его к полному разрыву со всей семьей и всем родом. Создав одну семью, он потерял другую.
Этот разрыв он переживал очень болезненно. Жена, видя страдания мужа, страдала вместе с ним. Но не знала, как помочь любимому супругу. После рождения второго сына она вдруг собрала детей и объявила мужу, что хочет съездить к своей матери показать внуков.
— Погоди, — уговаривал Хамзат, — вот получу отпуск, и поедем вместе.
Но Наташа все же упросила отпустить ее пока одну на несколько дней, но поехала не к матери, а в Чечню, к родителям Хамзата.
Подойдя к добротно сложенному кирпичному дому, Наташа робко постучала в дверь. Дверь открылась, перед ней стояла пожилая, небольшого роста чеченка. Она вопросительно поглядела на Наташу, держащую на руках спеленатого младенца, а затем перевела взгляд на старшего сына, озорно выглядывавшего из-за материной юбки. Взгляд ее сразу стал испуганным.
— Что с моим сыном? — спросила чеченка, хватаясь за сердце.
— Успокойтесь, с вашим сыном все нормально, так же как и с вашими внуками, — отвечала, улыбнувшись как можно приветливее, Наташа.
— Как его зовут? — кивнула головой чеченка в сторону старшего сына.
— Как и его деда — Мурат. А младший в честь отца — Хамзат, — поправляя заботливо конверт на малыше, ответила Наташа.
— Что же мы стоим на пороге дома, — вдруг спохватилась чеченка, — проходите, проходите, пожалуйста. Пойдем, Мурат, — обратилась она уже к мальчику.
Тот вопросительно посмотрел на свою маму.
— Это, Муратик, твоя родная бабушка, иди к ней.
Мурат доверчиво протянул ручонку к чеченке, а та вдруг упала перед ним на колени, заплакала и стала целовать внука. Мурат в смущении пробовал увернуться от неожиданных ласк.
Мать Хамзата провела гостей в комнату и накормила обедом. Потом долго обо всем выспрашивала. Наташа все рассказала без утайки — и о том, как страдает Хамзат от разрыва с семьей, и как она решилась поехать сюда.
— Ты правильно сделала, дочка. Мой муж тоже очень страдает о потере сына, но он никогда бы по своей гордости не пошел первым на примирение. Теперь он лежит в районной больнице, ему сделали операцию на почках. Врачи говорят, что осталось ему немного. Сейчас мы поедем к нему с внуками. На все воля Аллаха, я уверена, он будет рад.
Мурат лежал после операции полностью обессиленный и какой-то опустошенный изнутри. Утешительные речи врачей о том, что он поправится, не могли его обмануть. Он понимал — пришло его время последовать за своим отцом и дедом туда, откуда никто не возвращается.