Страница 10 из 18
— Потому что она была беременна.
Ответ поразил Эрику.
— А Хенрик об этом знает?
— Понятия не имею. В любом случае, как ни посмотри, это был не его ребенок. Они не живут как муж и жена уже несколько лет. А когда они спали вместе, Александра всегда отказывалась иметь ребенка от Анри, хотя он много раз умолял ее об этом. Нет, ребенок, должно быть, от того, нового в ее жизни мужчины, кем бы он ни был.
— А она ничего не сказала о том, кто он?
— Нет, Алекс была, как ты, наверное, уже поняла, очень скрытная и неразговорчивая. Признаюсь, я была страшно поражена, когда она рассказала о ребенке. Но это одна из причин, почему я абсолютно уверена, что она не совершала самоубийства. Ее просто переполняло счастье, и она все время говорила об этом. Она уже любила этого ребенка и никогда бы не сделала ему ничего плохого, а тем более не отняла бы жизнь. Я впервые видела Александру такой жизнерадостной и счастливой. Думаю, могу сказать, что она мне очень нравилась в это время. — В голосе Франсин чувствовалась горечь. — Ты знаешь, у меня появилось ощущение, что она хотела каким-то образом рассчитаться со своим прошлым. Я не знаю, что там было или как она собиралась это сделать, но несколько коротких, случайно оброненных фраз то там, то сям — и у меня сложилось такое впечатление.
Наружная дверь в галерею открылась, и они услышали, как кто-то сбивает снег с башмаков на коврике возле двери. Франсин встала.
— Это, наверное, клиент. Я должна им заняться. Надеюсь, что я хоть как-то смогла тебе помочь.
— О да, я тебе очень благодарна. Вам обоим — тебе и Хенрику — за то, что вы были настолько откровенны; вы мне на самом деле очень помогли.
Они пошли к двери, и Франсин сказала посетителю, что она немедленно им займется. Перед огромной картиной с белым квадратом на синем фоне они остановились, пожали руки.
— Из чистого любопытства: сколько пришлось бы заплатить, к примеру, вот за эту картину? Пять тысяч? Десять тысяч?
Франсин улыбнулась:
— Скорее пятьдесят.
Эрика тихо присвистнула:
— Да, что тут скажешь: искусство и коллекционные вина — две области, которые для меня настоящая мистика.
— А я каждый раз едва могу справиться со списком покупок. У нас у всех есть свои белые пятна.
Они посмеялись. Эрика поплотнее укуталась в свое еще мокрое пальто и вышла наружу в дождь.
Дождь превратил снег в месиво, и какое-то время Эрика ехала довольно медленно из соображений безопасности. Она потеряла почти полчаса, пытаясь выехать из Хисенгена, куда ее все-таки по ошибке занесло. Сейчас она подъезжала к Уддевалле. Желудок напомнил о себе громким бурчанием. Действительно, она совершенно забыла о том, что надо бы поесть. Она свернула с шоссе Е-6 у торгового центра «Торп» к северу от Уддеваллы и заехала в «Макдоналдс» для водителей. Сидя в машине на парковке, Эрика быстренько запихала в себя чизбургер и скоро уже опять ехала по шоссе. Все время у нее в голове крутились мысли по поводу разговоров с Хенриком и Франсин. После их рассказов у Эрики сложился образ человека, который построил вокруг себя высоченные укрепления.
Ну и, конечно, больше всего ее занимал вопрос, кто же мог быть отцом ребенка Алекс. Франсин не верила, что это был ребенок Хенрика, но никто и никогда не может знать наверняка, что происходит у других в спальне. Поэтому Эрика все же не исключала и такую возможность, а если нет, то, во всяком случае, можно предположить, что отец ребенка — тот мужчина, с которым, как считала Франсин, Александра встречалась во Фьельбаке каждые выходные, или, возможно, у нее была связь в Гётеборге.
У Эрики сложилось впечатление, что Алекс жила как бы параллельно существованию других людей в ее жизни. Она делала что заблагорассудится, совершенно не думая о том, как это отразится на близких людях, и в первую очередь на Хенрике. Эрика отчетливо почувствовала, что Франсин очень трудно понять, почему Хенрик принимал их брак, невзирая на все обстоятельства. Более того, ей даже показалось, что Франсин презирает Хенрика за это. Но Эрика могла это понять. Она более чем хорошо знала, как эта механика работает, потому что уже много лет наблюдала за семьей Анны и Лукаса.
То, что расстраивало ее больше всего, и то, что делало невозможным для Анны попытаться изменить свою жизненную ситуацию, и то, в чем Эрика время от времени частично винила себя, было отсутствие у Анны самоуважения. Эрике пошел шестой год, когда родилась Анна, и она сразу же стала присматривать за своей младшей сестрой и защищать ее от жестокой действительности, которая самой Эрике наносила невидимые раны. И Анне никогда не приходилось чувствовать себя одинокой или отчужденной из-за того, что их мать не испытывала любви к дочерям. И то, что сама Эрика не получала от матери — ласку, добрые, полные любви слова, — она с избытком давала Анне. И опекала свою младшую сестру, как мать, и всегда смотрела на нее материнским оком.
Анна была из тех детей, которых легко любить. Ее совершенно не заботили грустные стороны жизни, и она жила настоящим. Эрика, словно маленькая старушка, воспринимала все гораздо серьезнее. Ее всегда поражало, какую энергию и любовь Анна вкладывает в каждую секунду своей жизни, она всегда могла развеять огорчения Эрики, но у нее очень редко хватало терпения посидеть на коленях или позволить кому-нибудь приласкать себя хоть ненадолго. Из Анны получился сумасбродный, неуправляемый подросток, который делал первое, что приходило на ум. Беззаботная, эгоцентричная девчонка. Иногда в минуты просветления Эрика признавалась себе, что она сильно избаловала Анну, опекая ее слишком сильно, но она всего лишь старалась компенсировать Анне то, чего у нее самой никогда не было.
Встретив Лукаса, Анна стала его легкой добычей: ее очаровала внешность, и она не видела малоприятных нюансов, которые скрывались под этой оболочкой. Мало-помалу он убил ее жизнерадостность, ловко и уверенно играя на тщеславии Анны. Теперь Анна, как красивая птичка в клетке, сидела в доме на Остермальме, и у нее совершенно не хватало духу признать свою ошибку. Каждый день Эрика надеялась, что Анна по собственной воле протянет ей руку и попросит о помощи, но до тех пор Эрике не оставалось ничего другого, как ждать и быть готовой. Конечно, самой Эрике в браке повезло не многим больше: у нее за спиной осталась расторгнутая помолвка и жемчужное ожерелье в память о прерванных отношениях. У Эрики внутри как будто что-то щелкало, когда она доходила до определенной стадии отношений. В ней поднималось чувство паники, настолько сильное, что она едва могла дышать, и в результате она собирала свои вещи и бежала, не оглядываясь назад. Но при этом, как ни парадоксально, Эрике всегда, сколько она себя помнила, хотелось семью и детей. Но сейчас ей стукнуло тридцать пять, и ее поезд, похоже, ушел.
Вот чертовщина: она ухитрилась не думать о Лукасе целый день, а сейчас эти мысли сами приползли и кусают ее, как вши. И она прекрасно понимала, что просто обязана разузнать, как в действительности обстоят дела с ее положением с точки зрения закона. Но она слишком устала, чтобы заниматься этим сейчас. Это дело может подождать до завтра. Она чувствовала острую необходимость провести остаток дня, не загружая себя мыслями ни о Лукасе, ни об Александре Вийкнер.
Эрика достала мобильный телефон и нажала кнопку быстрого набора.
— Это Эрика. Ты дома сегодня вечером? Я подумывала заскочить ненадолго.
Дан сердечно рассмеялся:
— Дома ли мы? Ты что, не знаешь, что сегодня вечером?
Полная тишина на том конце говорила о том, что Дан в шоке. Эрика тщательно покопалась в памяти, но не смогла припомнить ничего такого особенного в связи с сегодняшним вечером: праздника вроде никакого нет и дня рождения тоже; Дан и Пернилла поженились летом, так что годовщина свадьбы тоже не выруливает.
— Нет, я вообще-то не имею ни малейшего понятия. Просвети, пожалуйста.
В трубке послышался тяжкий вздох, и по этому вздоху Эрика поняла, что великое событие, должно быть, спортивное. Дан был совершенно повернутый болельщик, из-за чего у него с Перниллой иногда даже возникали трения. Эрика приходила к ним по своим причинам — уж конечно, совсем не затем, чтобы торчать целый вечер перед телевизором, наблюдая какую-нибудь бессмысленную спортивную ерунду. Дан был ярый фанат, и поэтому Эрика старательно играла роль ревностной поклонницы ВСО.[3] На самом же деле спорт был ей совершенно неинтересен в общем и хоккей в частности. Но это могло бы огорчить Дана еще больше. А то, что буквально приводило его в исступление — то есть когда ВСО проигрывало, — Эрику вовсе не заботило.
3
ВСО — Всеобщее спортивное объединение.