Брат Иуда

— Вы отрицаете опыты святых?

— Я не присутствовала при их проведении.

— Вы меня разочаровываете.

— Ешьте, пока не остыло. Сочный бифштекс и нежная картошка, вот в чем заключается истина.

Андуз задумчиво жевал.

— Мне следовало бы на вас рассердиться, — прошептал он. — Вы топчете меня ногами! Если бы я потерял веру во все это, то мне оставалось бы… оставалось бы…

У него чуть не сорвалось «утопиться», но он промолчал.

Она уже съела всю свою картошку и подцепила вилкой кусочек в тарелке своего спутника.

— Вы же не станете утверждать, — продолжала она, — что нормальный молодой человек нуждается во всех этих возбуждающих средствах, так как все эти упражнения по концентрации внимания и есть не что иное, как возбуждающее средство.

— Вы не делаете этих упражнений?

— Боже упаси!

— Даже не пробовали?

— Один раз, и у меня сразу же появилось желание заняться любовью.

— О! — воскликнул он, задетый за живое.

Она рассмеялась и крепко сжала руку Андуза.

— Не нужно на меня сердиться, Поль. Я очень непосредственная. Знаете ли, вы очень странный.

Он отодвинул тарелку. Есть ему больше не хотелось. Ему теснило грудь. Он спросил себя, что она сделает, если он признается ей, что убил Ван ден Брука? И почему. Но эта мысль казалась ему чужой. Она зародилась вне его самого, словно преступление совершил не он, а какой-то безответственный родственник.

— Кофе? — предложила она.

— Нет, спасибо. Я уже немного отупел от этого шума.

Он попросил счет, вытащил бумажник, отсчитал мелочь, бросил ее на стол, как игрок в шашки, и помог Леа надеть плащ. Они не заметили, как очутились на бульваре.

— Я живу в двух шагах отсюда, — сказала она. — Вы обо всем рассказываете Букужьяну?

— Мне нечего скрывать… то есть я хочу сказать, что мне нечего было скрывать…

— Ах! Ах! — наигранно фыркнула она. — Вам нечего было скрывать до сегодняшнего вечера?

Они обогнали парочку, шедшую в обнимку.

— А теперь, — продолжала она, — у вас появились непристойные мысли. Поль, вы какой-то не от мира сего. Поцелуйте меня… Неужели это так трудно?

Она остановилась и подняла на него глаза. Капли дождя падали ей на лицо. Он наклонился и, сжав зубы, прикоснулся к ее губам. Ему стало немного противно, когда он почувствовал, что она приоткрыла рот. Влажная плоть заставила его отпрянуть назад. Леа схватила его за руку.

— Вы застенчивы по природе, не так ли?.. Держу пари, что вам не часто приходилось целоваться с девушками.

— Нет… не думайте так… я… я очень занят.

Он что-то мямлил и страшно злился на себя за то, что покраснел.

— Вы слишком плохо к себе относитесь, — сказала она. — Я вижу, что вы очень скованный и недоверчивый человек… и, откровенно говоря, это причиняет мне боль. Нужно идти навстречу жизни с распростертыми объятиями, а не сжав кулаки.

Вечерняя толпа толкала их локтями, иногда разделяла, и теперь уже он взял Леа под руку. Они пошли по узким улочкам, сплошь застроенным гостиницами и антикварными магазинами.

— Я безумно люблю этот квартал, — сказала она. — Тут ты одновременно и дома, и где-то далеко. Словно душа отделяется от телесной оболочки… Смотрите! Вот и мой дом. Я живу на шестом этаже. Пойдемте.

Он знал, чего ей хотелось, и больше не сопротивлялся. Он последовал за ней по скрипучей лестнице. Боясь, что его могут увидеть, он шел на цыпочках.

— Высоковато, но мы уже пришли, — сказала она. — Входите. Располагайтесь, будьте как дома. Но прежде снимите плащ.

Квартира состояла из небольшой гостиной, спальни, ванной и кухни. Он медленно прохаживался, осматривался по сторонам и ничего не видел, настолько был взволнован.

Она подошла, положила руку ему на сердце.

— Ну и ну! Только не говорите, что в такое состояние вы пришли, поднимаясь по лестнице. Хотите что-нибудь выпить?.. Нет, выпьем потом… Так что ж, Поль, не стоит усложнять… Раздевайтесь в спальне, я же приму ванну.

Все так просто и все так сложно! Совсем растерявшись, он снял с себя одежду и по привычке тщательно сложил ее на стуле, рядом поставил ботинки. Он скользнул в постель, которая оказалась очень холодной. Ему еще никогда не было так холодно. Он вытащил из-под одеяла руку, чтобы потушить свет. Она не заставила себя долго ждать, и он сразу же провалился в небытие, но позже, однако, признавался сам себе, что испытал разочарование. Он ждал страсти, исступления, о которых читал в книгах.

— Вот видишь, — сказала она. — У тебя неплохо получается… Ну вот, не станешь же ты дуться теперь!

— Вы меня любите?

Она приподнялась на локте, чтобы лучше его разглядеть.

— Поль, что ты себе воображаешь? Ты мне интересен, если хочешь знать. Но не стоит все валить в одну кучу.

Она погладила его по волосам.

— Разве тебе недостаточно дружбы? Знаешь, я вовсе не шлюха. Но ты так одинок! Мне хочется научить тебя маленьким радостям, а не ловким трюкам, вызывающим исступленный восторг… на это я не способна. Эти штучки хороши для учеников Букужьяна, которые хотят превратиться в божество, ни больше ни меньше… И ты тоже, ты немного похож на них. Видишь, куда тебя это привело?

Она говорила совсем тихо. Он уткнулся ей в плечо. Ему хотелось плакать.

— Что же это такое, по-вашему, маленькие радости? — прошептал он.

— Честное слово, я никогда не задавала себе подобный вопрос. Я их чувствую, вот и все. Животные знают о них лучше, чем мы… Идет дождь. Светит солнце, а люди вместе. Вместе спят, пьют кофе с молоком. Я хорошо умею варить кофе, ты увидишь… Потом они идут гулять… Это и есть маленькие радости. И они заполняют целый день! За ними не надо гоняться. Они находят нас сами. Так цветок поджидает пчелку.

— Да, да, — сказал он печально.

Его лоб касался потной подмышки Леа. Она служила как бы спасительным укрытием. Ему хотелось туда спрятаться и спать… спать…

В субботу утром Андуз получил в Ашраме важную корреспонденцию. Как всегда, счета, запросы, благодарственные письма. И большой конверт из Америки. Одним движением вскрыл его. Он уже давно чувствовал, что опасность приближается.

Мсье секретарь!

Я довольно серьезно болела, но теперь мне стало лучше, и через пару недель я собираюсь приехать во Францию в сопровождении своего адвоката. И хотя вы мне подробно описали обстоятельства гибели моего мужа, я не слишком хорошо разобралась в них. Покорнейше прошу меня простить, но столь внезапная кончина мужа и деверя настолько потрясла меня, что я прихожу в себя с большим трудом, и, возможно, мне станет легче, если я сумею ознакомиться с местом, где произошла авария. Вероятно, у меня больное воображение, но вы отнеслись ко мне столь любезно, и это вселяет в меня уверенность, что вы поймете меня. Я надеюсь, что вы не откажетесь сопровождать меня в этом скорбном паломничестве.

На французский язык письмо перевел мой адвокат. Я же на вашем языке говорю очень плохо, о чем весьма сожалею, потому что те, кого я горячо любила, нашли успокоение в земле вашей страны. Точную дату нашего прибытия я сообщу телеграммой.

Искренне ваша,

«Влип! — подумал Андуз. — Вот так влип… Блезо… Фильдар… Да у меня не хватит времени! К счастью, Леа можно больше не опасаться!»

Он на мгновение задумался. Свидетели, не знавшие, чему они стали свидетелями! Абсурд! И однако это и делало их столь опасными! Он убрал письмо в бумажник. Нет никакого смысла показывать его Учителю. Две недели! Его бросило в жар. И вдруг у него появилось желание встретиться с ними, и с тем и с другим, расспросить их. Ван ден Брук умер потому, что сказал лишнее слово! А вот Леа, ничего не захотевшая видеть, спасена. Если, на свое счастье, Блезо не заметил одну мелочь… Блезо или Фильдар… а может, и оба. Нет! Уж Фильдар-то обязательно должен был заметить… Тем не менее! В течение двух недель гораздо легче отправить на тот свет одного, чем двух. Ведь без предварительной подготовки здесь никак не обойтись. Ван ден Брука на берег Марны привел случай. Но такая удача больше не повторится.