Страница 43 из 67
— Это называется общением. Вам бы следовало попробовать хоть иногда обращать внимание на окружающих. — Взбешенный Лео опустил кулаки, не заботясь о защите. — Особенно на вашу сестру. Вы хоть потрудились выслушать ее? Черт возьми, она приехала в Лондон, надеясь на братское участие, ища утешения, а что сделали вы? Выставили ее из комнаты?
Кулаки Гарри разжались. Он смерил Лео гневным взглядом, но когда заговорил, в голосе его звучала горечь и досада на себя.
— Все эти годы я был ей никудышным братом. Думаете, я не знаю, как много мог бы для нее сделать и не сделал? Я готов на все, чтобы искупить свою вину. Но черт бы вас побрал, Рамзи... меньше всего на свете этой беззащитной девочке нужно было лишиться невинности.
— Напротив, именно это ей и нужно было.
Гарри недоверчиво покачал головой.
— Дьявольщина. — Он сокрушенно взъерошил волосы и издал невеселый смешок. — Терпеть не могу спорить с Хатауэями. Вы несете сущую ересь, выдавая ее за логичные рассуждения. Сейчас не слишком рано для бренди?
— Вовсе нет. Мне кажется, я слишком трезв для подобного разговора.
Гарри подошел к серванту и достал два бокала.
— Пока я разливаю бренди, может, объясните, почему моей сестре так чертовски важно было лишиться девственности?
Сбросив сюртук, Лео повесил его на спинку стула и сел.
— Маркс слишком долго жила в одиночестве...
— Кэтрин не была одинока, она жила с Хатауэями.
— Пусть так, но она держалась в стороне и лишь наблюдала за семьей, прижавшись носом к стеклу, как сиротка из романов Диккенса. Фальшивое имя, невзрачная одежда, крашеные волосы... Ваша сестра так долго пряталась в тени, что почти забыла, кто она на самом деле. Но со мной она вновь становится самой собой, подлинной Кэтрин. Мы проникли в тайны друг друга, сломав защитную броню. Мы говорим на одном языке, если вы понимаете, о чем я. — Лео замолчал, глядя, как льется в бокал золотистая струя бренди. — Маркс — натура противоречивая, но чем больше я ее узнаю, тем лучше понимаю. Слишком уж долго она старалась быть незаметной. Что бы она ни говорила, в чем бы ни убеждала себя, ей хочется иметь семью. Кэтрин устала от одиночества. И ей нужен мужчина. Нужен я. — Взяв бокал из рук Гарри, Лео сделал глоток. — Со мной ей будет хорошо. Не потому, что лучше меня мужа не найти. Я никогда не выдавал себя за образец добродетели. Но мы подходим друг другу. Меня не пугает острый язычок Кэтрин, и ей не взять надо мной верх. Она сама это знает.
Гарри уселся рядом с бокалом в руках и окинул Лео задумчивым взглядом, словно пытаясь понять, насколько тот искренен, и оценить верность его слов.
— Что вам даст эта женитьба? — тихо спросил он. — Насколько я понимаю, вам нужно как можно скорее вступить в брак и обзавестись наследником. Если Кэт не сможет родить вам сына, Хатауэи потеряют Рамзи-Хаус.
— Нам пришлось пережить утраты куда большие, чем потеря этого чертова дома. Я женюсь на Маркс и рискну.
— А пока вы прощупываете почву, — заметил Гарри с непроницаемым выражением лица. — Пытаетесь убедиться, что Кэтрин способна зачать, прежде чем соберетесь жениться на ней.
Оскорбленному Лео пришлось напомнить себе, что перед ним брат, обеспокоенный судьбой сестры.
— Мне решительно безразлично, способна Кэтрин зачать или нет, — сдержанно произнес он. — Если это вас успокоит, мы подождем, пока вопрос о копигольде не утратит значения. Я все равно намерен жениться на Маркс.
— А чего хочет Кэтрин?
— Это решать ей. Что до Латимера, я сумею его осадить, если он начнет досаждать Кэтрин. Я уже пригрозил негодяю, что мне ничего не стоит его раздавить. Но лучшая защита, которую я могу предложить Кэтрин, — мое имя. — Допив бренди, Лео отставил в сторону бокал. — Что вам известно о ее бабушке и тете?
— Старая карга недавно умерла. Тетка, Алтея Хатчинз, стала владелицей заведения. Я послал туда своего помощника Валентайна разведать обстановку. Он вернулся сам не свой, его мутило от отвращения. Желая оживить дело, миссис Хатчинз начала потворствовать всевозможным извращениям, превратив бордель в дом истязаний с плетками и цепями. Несчастные женщины, что служат там, быстро теряют свежесть и привлекательность. Покинувших заведение уже не берут в другие дома терпимости. — Гарри одним глотком осушил остатки бренди. — Кажется, Алтея больна. Скорее всего это одна из тех болезней, которыми легко заразиться в борделе, вдобавок запущенная.
Лео бросил встревоженный взгляд на зятя:
— Вы сказали об этом Маркс?
— Нет, она не спрашивала. Не думаю, что ей хотелось бы знать.
— Она боится, — тихо проговорил Лео.
— Чего?
— Того, что едва не случилось с ней. Алтея наговорила ей всяких мерзостей.
— Каких?
Лео покачал головой:
— Это секрет Кэтрин. — Явная досада Гарри вызвала у него легкую улыбку. — Вы так давно знакомы, Ратледж. О чем же, во имя всего святого, вы разговаривали при встрече? О налогах? Или о погоде? — Он встал, подхватив со стула сюртук. — А теперь извините меня, я собираюсь занять комнату.
Гарри нахмурился:
— Здесь?
— Ну да, где же еще?
— А как же домик с террасой, который вы обычно снимали?
— Закрыт на лето. Но даже будь он в моем распоряжении, я все равно остался бы здесь. — Лео усмехнулся краешками губ. — Считайте, вам снова представился случай насладиться радостью общения с родней.
— Мне доставило бы куда больше радости, если бы кое-кто из моих родственников оставался в чертовом Гэмпшире, — проворчал Гарри, когда дверь за Лео закрылась.
Глава 22
— Кое в чем Гарри был прав, — осторожно заметила Поппи, прогуливаясь с Кэтрин по саду позади отеля. Огромный величественный сад «Ратледжа» ничуть не затронули веяния новомодного романтического стиля с его извилистыми дорожками и хаотично разбросанными клумбами. Здесь царили строгость и изящество. Безупречно подстриженные кусты, изысканные фонтаны и скульптуры, великолепные цветники и клумбы. — Опредеденно настало время, чтобы Гарри представил вас как свою сестру, — продолжила Поппи. — И вам пора открыть свое настоящее имя. Как оно звучит, кстати?
— Кэтрин Уигенз.
Поппи на мгновение задумалась.
— Пожалуй, Маркс мне нравится больше. Должно быть, потому, что я всегда знала вас под этим именем...
— Мне тоже больше по душе имя Маркс. Кэтрин Уигенз для меня — испуганная девочка, оказавшаяся в трудных обстоятельствах. Кэтрин Маркс повезло больше. Она куда счастливее.
— Счастливее? — мягко переспросила Поппи. — А может быть, она просто не так испугана?
Кэтрин смущенно улыбнулась.
— За последние несколько лет я многое узнала о счастье. В пансионе я нашла спокойствие, хотя была слишком тихой и замкнутой, чтобы завести там друзей. Но лишь поступив на работу к Хатауэям, я увидела обыденную жизнь любящих людей. А в последний год мне довелось пережить мгновения истинного счастья. Незабываемое ощущение, что все происходит именно так, как должно быть, и нечего больше желать.
Поппи улыбнулась и спросила:
— Какие мгновения?
— Вечера в гостиной, когда все собираются вместе и Уин читает вслух. Наши прогулки с Беатрикс. Или тот дождливый день в Гэмпшире, когда устроили пикник на веранде. А еще... — Кэтрин осеклась, внезапно осознав, что едва не слетело у нее с языка.
— А еще? — подсказала Поппи, остановившись, чтобы полюбоваться великолепной розой, покрытой блестящими капельками воды, и вдохнуть ее аромат.
Кэтрин нелегко было поделиться сокровенными мыслями, но она заставила себя признать неприятную правду.
— После того как лорд Рамзи повредил плечо на развалинах старого замка... он целый день пролежал в постели с лихорадкой... и я сидела возле него с рукоделием. Мы разговаривали, я читала ему Бальзака.
Поппи бросила на Кэтрин лукавый взгляд: