Страница 4 из 10
— Они выбирают героев статей, будто режиссеры, чужая драма для них — сценарий кино.
— Ты имеешь в виду, наша дочь слишком красива, слишком белокура? Что ее из-за политкорректности нужно похоронить на задней странице? Так и оставить ее… пропавшей?
Пропавшей? Я вздохнул про себя. Они по-прежнему считают ее пропавшей?
Снова посмотрел на фото, заглянул в искристые глаза девушки и представил полицейские снимки с места убийства — тошнотворную жуть, навсегда закоченевшую муку. Нагота, немыслимо для живых заломленные руки, серая, в багровых пятнах кожа. Тогда я и начал звать ее про себя «мертвая Дженнифер».
Звучит кошмарно. Что тут сказать? Я — пишущий правду и только правду подонок.
Я потряс головой, потер глаза. И спросил — всегда тороплюсь с вопросом, когда мысли бредут не в ту сторону:
— Как бы вы охарактеризовали свои отношения?
— Вы что имеете в виду? — спросила миссис Бонжур.
— Ваши отношения с Дженнифер. Вы ладили или… э-э… не очень?
— Он хочет знать: возможно, секта стала лишь поводом удрать от нас, — с супружеской предупредительностью вставил ее муж.
Тут я уразумел: мистер Бонжур был не просто адвокат — он был хороший адвокат.
— Не очень ладили. Не очень, — отчеканила миссис Бонжур.
— Но мы оставались в рамках, — перебил ее мистер Бонжур. — Понимаете, «не ладили» — это одно, но чтобы удирать…
Его жену передернуло.
— Я уверена, мистер Мэннинг поймет нас правильно…
— Да, но я не хотел бы создать ложное впечатление…
Оба глянули на меня беспомощно. Поразительно, как супружеские пары умудряются превратить каждого встречного в консультанта по семейным проблемам. Потому я выдержал паузу — потерпите, милые.
— И что же это за впечатление?
— Джон ударил ее, — сказала миссис Бонжур ясно и безжалостно. — Когда мы ссорились… в последний раз, Джон ударил ее.
— Я… я… — Джон заперхал, будто захотел смачно харкнуть, но не харкнул, а сглотнул.
Толстыми пальцами вытер слезы.
— Я не знаю… не знаю, как это вышло…
Чуть ли не всхлипнул.
— Джонни считает: он во всем виноват, — пояснила миссис Бонжур безучастно.
— Я ценю вашу откровенность, — сообщил я деловито. — Большинство стараются приукрасить, сгладить острые углы. Думают, если сами будут выглядеть ангелочками, их лучше обслужат. Но в таких ситуациях важна одна правда и только правда.
Я наклонился, уперев локти в стол, — ни дать ни взять, вылитый Ремингтон Стил.
— Вы это понимаете?
— Конечно, — подтвердил мистер Бонжур слегка раздраженно.
Оплату, условия и прочее в том же духе всегда трудно обсуждать. Тут важно улучить подходящий момент. Я обычно упоминаю о деньгах, когда разговор не клеится, в особенности если эмоции зашкаливают и дело пахнет слезами и криками. К людям моей профессии редко приходят в спокойном состоянии. Но вся ершистость, слезливость и другие ненужные эмоции пропадают как по волшебству, едва речь заходит о деньгах. Супруги успокоились мгновенно. Я буквально ощущал: лишь только пошло обсуждение расходов и платежей, как сердца их застучали размереннее и спокойнее. Люди всегда ценят простоту и надежность или хотя бы их видимость. А материи проще и очевиднее купли-продажи и придумать трудно.
Раскрытый бумажник — лучшее средство от соплей и истерик.
Супруги приняли все, даже несусветную цену, не споря и не пытаясь торговаться. Кажется, я мог бы заломить и вдвое, и втрое — мистер Бонжур кивнул бы с той же покорностью, соглашаясь. Жена же его ради дочки печенку свою продала бы китайскому тюремному госпиталю. Меня тут же кольнуло сожаление: такой ведь шанс заработать упустил… Ну, вы знаете, это вроде как вздыхаешь тайком, когда чувствуешь: большое пролетело мимо и поздно его хватать. Понимаю, такие откровения не слишком мне льстят, но разве вы сами не задыхаетесь под кучей счетов, приходящих все время и отовсюду? А у Джона Бонжура бумажник чуть не толще его самого, прямо лопается в руках.
Трудно сдержать раздражение, когда видишь, сколько получает желающий твоей помощи, и сравниваешь со своим убогим доходом. Как только я догадался о профессии мистера Бонжура, у меня на языке так и завертелся вопрос. Наконец пришло время его задать.
— У меня последний вопрос, — объявил я. — К вам, мистер Бонжур. Как я понимаю, вы — адвокат и ваша фирма наверняка регулярно нанимает частных детективов.
Глянул на меня удивленно и испуганно: как так, я ж ему вроде не говорил?
— Я не уверен, что понимаю вас…
— Такое дело, чреватое последствиями… очень большими последствиями, вы же понимаете, тут столько личного… оно же требует доверия, правда?
Я выдержал паузу — пусть поразмыслит про доверие ко мне, в самом-то деле.
— Почему же вы обратились в мое агентство, а не к тем, кого хорошо знаете?
— Это я придумала, — созналась Аманда.
Я так и предполагал — но подтверждение обрадовало.
— Почему?
Джонатан Бонжур посмотрел на меня с вежливым интересом — так доктора разглядывают результаты биопсии.
— Простите, мистер Мэннинг, но у меня несколько, хм, предвзятое мнение о людях вашей профессии.
Ну-ну. У шлюхи предвзятое мнение о стриптизерках. И еще извиняется, законник вонючий.
— Скажем так: мое мнение сформировалось как результат большого личного опыта.
— Не только в этом дело, — добавила Аманда нервно. — Знаете, Джонатан уже был там, спрашивал, и те люди… они скорее вашего круга, в общем, как вы…
— Как я? Само собой. — Я помимо воли улыбнулся, кивнул. — Вы имеете в виду, социально и финансово несостоятельные?
Миссис смутилась — на три секунды.
— Мы думали, вы сможете… говорить на их языке.
Гребаные богатеи. Всегда им неловко и стыдно за свой достаток, за свою ухоженность и образованность. Но это, конечно, если сохранилась хоть капля совести.
— Что, моя рекламка настолько дешево выглядит?
Пара смущенных смешков.
Как будто все обговорено и рассказано — а ведь прояснилось не много. Столько осталось нестыковок в простом вроде бы деле. Наверняка, если хорошенько и спокойно обдумать, и простым оно вовсе не покажется. Возможно, вообще перевернется с ног на голову.
Я сказал: у меня, дескать, еще пара расследований на руках, но с их делом начну прямо сейчас. Когда пропажу расследуешь, главное — время.
Затем я поступил как обычно с новыми клиентами: вручил супругам Бонжур список заданий. Пусть обыщут комнату дочери. Старые дневники, признаки употребления наркотиков, CD или DVD, карты памяти от фотоаппарата — все может пригодиться, навести на след. Пусть позвонят Калебу Нолену, сообщат про меня, попросят помогать всеми силами. И Ксенофонту Баарсу пусть тоже позвонят — само собою, скрывая гнев.
— Пожалуйста, никаких эмоций, — предупредил я простодушно. — Это не ради самоутверждения, не ради доказательства правоты. Это для дела.
Тут в чем хитрость? Бонжуры пришли ко мне, отчаявшись. Ничего другого им не осталось. Они меня наняли, но надежды не прибавилось. Бонжуры попросту сменили одно отчаяние на другое, отдали свою беспомощность в иные руки — и все. Вспомните, как ощущаете себя, когда в доме орудует монтер, сантехник или — горше всего — спец по компьютерам. Вы вынуждены ему довериться и бессильно смотреть, как он работает, глядя на вас будто на мебель.
Мои же клиенты уносят из конторы не только искру надежды, профессионально раздутую и подкормленную, но и ощущение собственной значимости, возможности помочь, поучаствовать. Исполнить важные, необходимые дела.
Им приятно и мне полезно — не всегда, конечно. Есть клиенты, способные любую мелочь превратить в увесистую пакость и мне, и себе.
Я проводил Бонжуров до стеклянных дверей офиса с торжественностью и серьезностью, достойной директора погребальной конторы. Там случилась неловкая заминка: миссис Бонжур опустилась на колено, завязывая шнурки. Супруг скривился, глянул нетерпеливо — вот беда-то, ну почему бы тебе просто не сказать «до свидания» и не управиться с этими чертовыми шнурками где-нибудь еще? Ну напасть: дело сделали, как разумные солидные люди, а она…