Танец с драконами

«Он не добыча, — шепнул мальчишка зверю, с которым делил тело. — Оставь его. Беги».

Лето побежал. Он промчался через озеро, взметая за собой снежные вихри. Деревья встали плечом к плечу, словно закутанные в белые плащи солдаты в строю. Лютоволк пробежал по корням и камням, по старым сугробам, с треском разламывая своим весом наст. Его лапы намокли и стали мёрзнуть. Следующий холм зарос соснами, и воздух был наполнен острым запахом их хвои. Когда Лето взобрался на вершину, он повертелся на месте, нюхая воздух, затем задрал голову и завыл.

Есть запахи. Человеческие запахи.

«Гарь, — уловил Бран, — запах старый и выветрившийся, но это гарь».

Это был запах жжёного дерева, сажи и углей. Потухший костер.

Он отряхнул снег с морды. Ветер был порывистый, поэтому отследить, откуда донёсся запах, было трудно. Принюхиваясь, волк поворачивался из стороны в сторону. Повсюду были сугробы и высокие, покрытые снежными шубами, деревья. Волк высунул из пасти язык, пробуя холодный воздух на вкус, из пасти вырвалось облачко пара; падающие снежинки таяли, опускаясь на язык. Когда он двинулся навстречу запаху, рядом вдруг очутился неуклюжий Ходор. Лося было труднее сдвинуть с места, поэтому Бран с неохотой вернулся в своё тело и сказал:

— Туда, за Лето. Я чувствую запах.

Едва край месяца стал проглядывать сквозь облака, им, наконец, удалось найти озёрную деревню. Они едва не прошли её насквозь. Из-за льда деревня выглядела неотличимо от дюжины других прибрежных пейзажей. Присыпанные сугробами круглые каменные дома можно было легко спутать с валунами, холмиками или поваленными деревьями, как случилось вчера с кучей валежника, которую Жойен по ошибке принял за землянку. Они раскопали её, найдя только сломанные ветки и сгнившие бревна.

Деревня была покинута, брошена жившими здесь одичалыми, как и все остальные пройденные ими деревни. Некоторые из них были даже сожжены, словно хозяева хотели убедиться, что возвращаться некуда, но эта избежала подобной участи. Под снегом они нашли дюжину хижин и общинный дом, сложенный из крупных плохо оструганных брёвен, с крышей, покрытой дёрном.

— По крайней мере, теперь у нас есть, где спрятаться от ветра, — сказал Бран.

— Ходор, — согласился Ходор.

Мира соскользнула со спины лося. Они с братом помогли Брану выбраться из проклятой корзины.

— Может одичалые оставили немного еды, — предположила девушка.

Как оказалось, её надежда была напрасной. Внутри общинного дома они нашли только золу на утоптанном земляном полу и пронизывающий до костей холод. Но, по крайней мере, теперь у них была крыша над головой и стены из брёвен, которые не пропускали ветер. Неподалеку протекал покрывшийся льдом ручей. Лосю пришлось разбить лёд копытом, чтобы напиться. Когда Бран с Жойеном и Ходором устроились, Мира принесла им пососать несколько кусочков льда. Талая вода была настолько холодной, что Брана пробила дрожь.

Лето не стал заходить внутрь. Бран чувствовал голод огромного волка, словно отголосок своего.

— Ступай на охоту, — сказал мальчик, — только не трогай лося.

Часть его тоже хотела отправиться поохотиться. Возможно, он и отправится, но позже.

Ужин состоял из пригоршни размолотых в кашицу желудей. Они были настолько горькими, что Брану приходилось прилагать большое усилие, чтобы проглотить. Жойен к ним даже не притронулся. Младший и куда менее выносливый брат Миры с каждым днем становился слабее.

— Жойен, тебе нужно поесть, — сказала ему Мира.

— Позже. Я хочу отдохнуть, — Жойен вяло улыбнулся. — Сегодня я не умру, сестрёнка. Обещаю.

— Ты едва не упал с лося.

— Едва не считается. Я замёрз и проголодался. Только и всего.

— Тогда поешь.

— Тёртые желуди? У меня и без того болит живот, от них станет только хуже. Оставь меня в покое, сестрёнка. Мне снится жареный цыплёнок.

— Одними снами сыт не будешь. Даже зелёными.

— Сны — это всё, что у нас осталось.

«Все, что осталось».

Последние припасы, прихваченные с юга, закончились десять дней назад. С тех пор их днём и ночью преследовал голод. В этом лесу даже Лето было трудно найти добычу. Им приходилось выживать на желудях и сырой рыбе. В лесу было полно замёрзших ручьев и холодных чёрных озер, а Мира недаром считалась отличным рыболовом. Вооружённая своей трезубой лягушечьей острогой девушка справлялась не хуже иного мужчины с крючком и леской. Порой она возвращалась совсем посиневшая от холода, но с ещё живой добычей на зубцах. Но вот уже прошло три дня, как Мира в последний раз поймала рыбу. В животе Брана царила такая пустота, будто эти три дня длились три года.

После того, как они, давясь, съели скудный ужин, Мира, прижавшись к стене, принялась точить свой кинжал. Ходор притулился у двери, раскачиваясь из стороны в сторону и бормоча:

— Ходор, ходор, ходор.

Бран закрыл глаза. Было так холодно, что разговаривать не хотелось, но они не смели разводить огонь. Об этом Холодные Руки их предупредил особо.

«Эти леса не такие пустынные, как вы считаете, — сказал он ребятам. — Вы и представить не можете, что может выбраться к вам на свет из темноты».

От воспоминания мальчик поежился, несмотря на тепло находившегося рядом Ходора.

Сон не шёл, да и не мог прийти. Вместо него выл ветер, кусал холод, сиял на снегу лунный свет и огонь. Бран вернулся в шкуру Лето, который убежал на несколько лиг, и ночь окуталась запахом крови. Запах был очень сильным.

«Убийство, и случилось неподалеку».

Плоть ещё должна быть тёплой. Внутри с новой силой воспрял голод и рот наполнился слюной.

«Не лось, не олень. Не это».

Лютоволк стремился к мясу, как серая тень, крадущаяся от дерева к дереву, через озерца лунного света и снежные курганы. Кружил порывистый ветер, сбивая с ног. Волк даже потерял след запаха, отыскал его и вновь потерял. Когда же пытался снова найти след, его насторожил отдалённый звук, заставив встать торчком уши.

«Волк», — моментально узнал он. Лето стал осторожно красться на звук. Вскоре запах крови вновь вернулся, но в сопровождении других: мочи, мёртвой шкуры, птичьего помета, перьев, волка, волка и еще одного волка.

«Это стая».

Придётся драться за свой ужин.

Они тоже его учуяли. Едва лютоволк вышел из тени деревьев на залитую кровью поляну, они стали за ним следить. Самка дожёвывала остатки ноги в кожаном сапоге, но при появлении соперника бросила её. Вожак, старый самец с седой белой мордой и единственным глазом, рыча и оскалив зубы, вышел ему навстречу. За ним, тоже обнажив клыки, следовал самец помладше.

Жёлтые глаза лютоволка впитывали окружающие знаки. В зарослях кустов, запутавшись в ветках, висят кишки. От распоротого живота поднимается пар, наполненный запахом крови и мяса. Уставившаяся невидящим взором на рогатую луну голова с изъеденными до костей щеками. Пустые глазницы, обрубок шеи торчит словно потрепанный пень. Блестит красно-черное озерцо замерзшей крови.

«Люди».

Их вонь наполняет мир. Их было как пальцев на человеческой лапе, но в живых не осталось ни одного.

«Мертвы. Кончились. Мясо».

Некогда они носили плащи и обмундирование, но теперь жаждущие плоти волки изорвали одежду в клочья. Те, у кого до сих пор сохранились лица, имели покрытые сосульками и замёрзшими соплями бороды. Продолжающий валить снег уже частично скрыл останки под собой. Такой яркий на чёрных обрывках плащей и штанов.

«Чёрные».

В нескольких милях отсюда беспокойно заёрзал маленький мальчик.

«Чёрные. Это Ночной Дозор. Они были дозорными».

Лютоволку было наплевать. Они были мясом, а он был голоден.

Глаза трёх волков светились желтым светом. Лютоволк повел головой из стороны в сторону, раздув ноздри, потом обнажил клыки и зарычал. Волк помоложе отскочил назад. Лютоволк чувствовал в нем страх. Прихвостень — это он знал наверняка. А вот одноглазый ответил рычанием и двинулся навстречу, загораживая дорогу.