Чертова Мельница

Сварог вдумчиво изучил принесенное Интагаром досье и утвердился в прежних догадках — горротцы отправили к нему матерого волчару. Сорок три года на дипломатической службе, начинал еще при дедушке Стахора с незавидного поста, какой только в посольстве существует — с канцелярского секретаря. До посла поднялся за девять лет, не имея особенной протекции и связей, исключительно за счет головы на плечах. За время службы, кроме многочисленных орденов, удостоен титула герцога и звания камергера двора. Имелась подробнейшая справка с перечислением его многочисленных побед в заседаниях Виглафского Ковенанта, дипломатических конгрессах, переговорах о мире, переговорах о торговых и шпионских делах, деликатных миссиях. Одним словом, этому палец в рот не клади — чего доброго, и голову откусит…

Когда секретарь Королевского Кабинета (дурак уникальный, но Сварогу на этой должности мало-мальски умный человек был и без надобности) с соблюдением должного церемониала доложил о прибытии господина посла, Сварог все же задержал его в приемной минут на десять. Во-первых, этикет именно этого и требовал (в конце концов, кто посол и кто король?), во-вторых, Сварог предварительно впустил через малозаметную дверь в глубине кабинета неприметного человечка средних лет, одетого отнюдь не по-придворному — снольдерского шпика из службы графа Рагана, сопровождавшего посла на самолете под видом лакея.

— Ну, и как там старый хрен? — спросил Сварог с искренним любопытством. — Не блевал?

— Ни попыточки, — верноподданнически склонившись, доложил шпик. — Весь полет просидел с каменным лицом, только трубочку потягивал, даже в окно он смотрел с таким видом, словно сто раз летал. Осмелюсь доложить, ваше величество, крепкий старикан… Зараза та еще, прошу прощенья за просторечие, болтало нас пару раз, а он сидит себе, как статуя и даже келимас ухитряется не расплескать… Я дюжину раз летал, и то мутило, а этому хоть бы хны. Зараза, — повторил он не без уважения.

Сварог уже вошел в образ (точнее, в один из образов монарха — суровый король принимает посла не самого дружественного государства), а потому не мог себе позволить откровенной ухмылки. Проделавши это лишь мысленно, он отработанным взглядом отправил низко кланявшегося шпика обратно в неприметную дверь, легонько хлопнул ладонью по золоченому шпеньку звонка, придал себе горделивую осанку и непроницаемый, насколько удалось, вид.

Аудиенция, как и просил посол, характер носила неофициальный, так что обошлось без обычных церемониально-протокольных помпезностей, сопровождавших официальные приемы: ни парочки раззолоченных фанфаристов, ни усыпанной самоцветами свиты, в общем, все по-спартански, без излишеств…

Правда, для посла все равно распахнули обе створки двери — что полагалось даже при неофициальном визите. Секретарь, стоя навытяжку, громко провозгласил приличествующие церемониальные глупости — мол, такой-то и такой-то, посол такого-то монарха прибыл к такому-то королю королей. Все это и без него прекрасно известно, но так уж испокон веков полагалось.

Не столь уж и большое расстояние, три четверти пути от двери до королевского стола, посол проделал крайне неторопливо — дело тут было не в старческой немощи, а в достоинстве посла, как-никак представлявшего сейчас персону своего короля. Да уж, до старческой немощи безусловно далековато: высокий жилистый старикан, хотя и доживший без малого до семидесяти, широкоплечий, с длинным бесстрастным лицом индейского вождя, дряхленьким никак не выглядел, хотя сед, как лунь. По данным тайной полиции, до сих пор регулярно пользуется услугами веселых девиц, каковые доставляются с родины и в посольстве обретаются под видом служанок — конечно же, достаточно хитер, чтобы не связываться с местными, прекрасно понимает, что они, к бабке не ходи, стопроцентно окажутся подставой контрразведки…

Посол остановился с бесстрастным видом. И он, и Сварог хорошо знали, что наступил самый щекотливый момент дипломатического протокола. Любой король или иная владетельная особа рангом ниже имеет полное право во все время аудиенции продержать посла на ногах, а послу не положено этим возмущаться и просить хотя бы табуретку. Правда, случается такое редко, всегда предшествует либо разрыву дипломатических отношений, либо войне. Сварог не намеревался подставляться и выглядеть агрессивной стороной, наоборот, он твердо решил быть белым и пушистым образцом воспитанности и миролюбий — чтобы агрессия и неприязнь всегда исходили от горротцев.

А посему, он сделал жест, и раззолоченный камер-лакей торжественно внес предназначенное для посла седалище. Не особенно и порадовавшее посла. Мебель для придворных церемоний делилась на девять разрядов: три вида табуреток, три вида стульев, три вида кресел. Собственные придворные накрепко знали, кто на что имеет право и при каких обстоятельствах — а вот с иностранными послами допустим любой из девяти вариантов…

Так вот, послу принесли низкий разряд стула — жесткий стул со спинкой, но без подлокотников. Что на дипломатическом языке означало крайне холодный прием…

Однако дипломатический волчара, как и следовало ожидать, и бровью не повел, опустился на стул так, словно ему предложили кресло высшего разряда — с мягкими сиденьем, спинкой и подлокотниками, вычурными гнутыми ножками, обивкой в золотых узорах.

«Сволочной дедушка», — мысленно заключил Сварог. И, поскольку посол не имел права первым завязать разговор, спросил вежливо:

— Как здоровье моего венценосного брата Стахора Четвертого?

— Его величество чувствует себя прекрасно, — церемонно ответил посол.

— Рад слышать, — сказал Сварог.

И произвел давно уже отработанное «милостивое наклонение головы» — вступительные церемонии закончились, пора было переходить к делу.

— В Акобаре случалась нешуточная беда, ваше величество, — произнес посол, честное слово, не без театральной скорби. — Неожиданные взрывы едва ли не до основания разрушили Морское министерство, а также большую часть увеселительного парка Ганимат. Разрушения обширны, и жертвы велики…

Он сделал паузу, определенно ожидая вопросов вроде: «Ну, и какого черта вы ко мне приперлись с этим, почтенный?» Однако Сварог молчал, глядя с величайшей готовность слушать далее — и, как он надеялся, с детским простодушием. Понявши в конце концов, что вопросов не дождаться, сволочной дедушка продолжал с той же наигранной скорбью:

— Как ни печально и неприятно мне это произносить, но именно вас, ваше величество, мы считаем виновником происшедшего. Удары были нанесены пущенными из-под воды ракетами невероятной мощи, каких не имеется на вооружении ни в одной державе Харума. У нас есть немало свидетелей, видевших, как по реке Эрис буквально у самой поверхности воды двигалась подводная лодка исполинских размеров…

Сварог вежливо, но непреклонно поднял ладонь, вынудив посла умолкнуть. Усмехнулся:

— О да, конечно… Я не сомневаюсь, что у вас в Горроте сыщется немало людей, привычных к созерцанию подводных лодок. В отличие от прочих держав, где столь экзотических средств передвижения отроду не видывали…

— Я вас не понимаю, ваше величество, — не моргнув глазом, сказал посол.

— То есть как? — картинно изумился Сварог. — Вы хотите сказать, что ничегошеньки не знаете про обретающиеся в Горроте подводные лодки?

— Совершенно не понимаю, о чем вы, ваше величество, — твердо произнес посол.

Сварог мысленно расхохотался, да что там — жизнерадостно заржал, простите за вульгарность. Как и следовало ожидать, посол не мог не угодить в нехитрую ловушку: теперь Сварог совершенно точно знал, что раззолоченный прохвост брешет, как сивый мерин, что о подлодках токеретов он знает. На лбу посла, если зорко присмотреться, появились мельчайшие бисеринки пота: человек его возраста, профессии и жизненного опыта наверняка знал, что любой лар моментально определит, когда ему говорят правду, а когда врут беззастенчивым образом. Прекрасно понимает, что угодил в капкан — но ничего поделать не может, вынужден разыгрывать свою партию до конца…