Миротворец

И какое можно получить удовольствие, думал я, стреляя по беззащитным козлам с грустными еврейскими мордами? Ладно, англичане там в Африке на львов охотятся – лев, он в случае чего может и постоять за себя. Но нет, Никонов в Африку не хочет, хотя я бы без труда устроил ему командировку в Марокко. Даже на румынский фронт, зараза, не рвется, вот уж где настрелялся бы по самое дальше некуда! Ладно, пусть, раз уж так получилось, в свободное от выполнения служебных обязанностей время заготавливает мясо для рабочих.

С такими мыслями я занял место второго пилота и, повернувшись к первому, сказал:

– Командуйте, Саша.

Теперь до самого конца полета власть переходила к нему, я мог только выражать свое не обязательное к исполнению мнение.

В четвертом часу пополудни «Пчелка» уже заходила на посадку в Михаилове. Ого, как тут все разрослось-то, подумал я, глядя на город сверху. Наш с Гошей домик был в свое время построен почти в километре от поселка, а сейчас он уже внутри городской черты. Впрочем, мне туда не надо, переночую в центральной резиденции, которая теперь действительно стала хоть небольшим, но дворцом, а не полутораэтажным бревенчатым домом с таким названием. Там сейчас живут начальник военно-воздушного училища, в недавнем прошлом летной школы, и его зам, михаиловский комендант, но несколько свободных комнат на случай прилета гостей есть всегда.

Начальник училища, генерал-майор Кузнецов, ждал меня в конце рулежной дорожки, куда мы свернули после посадки. Я вылез из самолета, поздоровался с генералом и, как на всех предыдущих встречах с ним, демонстративно принюхался.

– Все никак не забудете, – вздохнул он, пожимая мне руку.

– Так мне до маразма еще жить да жить, – возразил я, – а в здравом уме такое никак не забудешь. Подумать только, на втором самолете в мире врезаться в единственный на всю Россию автомобиль! Больше ни у кого ничего подобного не получалось.

Это я намекал на историю одиннадцатилетней давности, когда молодой поручик Кузнецов, откушав водки, учинил это воздушно-дорожное происшествие, за что был выгнан из курсантов и полгода оттирал плоскости «Святогоров» от касторки, но потом все же окончил с отличием и Георгиевскую, и Михаиловскую школы.

– Ну а сегодня-то, ваше высочество, не откажетесь маленько в честь приезда? – поинтересовался генерал.

– Разжалую, – пообещал я ему. – Ведь знаете же, что завтра мне с самого утра лететь дальше! Разве что пива выпить, да и то немного.

– Так я это и имел в виду, идемте, автомобиль ждет.

На остров Николая Первого мы прилетели в час дня. Потом до вечера я ездил по нему и смотрел, что тут уже успели сделать. Кроме аэродрома имелось: пристань, узел связи, четыре готовых и шесть недостроенных трехэтажных жилых домов плюс какой-то здоровенный фундамент. Ну и возведенный чуть ли не самым первым ангар с ровным бетонным полом, где будут открываться порталы. Оглядев все это, я поинтересовался насчет мартышек, и меня просветили, что это, оказывается, птицы. Да вот они, видите, взлетели от тех кустов? Пугливые они тут какие-то.

Облом, подумал я, значит, это птички, а не обезьяны. Тогда хрен с ними, пусть летают. Раз пугливые – на голову гадить точно не будут, да и от аэродрома постараются держаться подальше.

С утра четыре дирижабля-ретранслятора заняли свои места на воображаемой прямой от Арала до Питера, и после получасовой настройки у нас получился вполне приличный видеоканал, по которому я и поздоровался с его величеством, а затем поинтересовался:

– Готов? Тогда давай прямо сейчас и откроем, а то над Самарой погода портится, как бы тамошний дирижабль не сдуло.

Я отвернулся от экрана и уставился на торцовую стену ангара, где уже был нарисован квадрат для удобства открытия в этом месте портала. Так как он был далеко не первым, то еще до начала наших совместных с величеством усилий я почувствовал – откроется. И он таки открылся, несмотря на то что Гоша находился в двух с половиной тысячах километров от места этого события. С той стороны сразу поехал автопоезд, пока еще не сверхскоростной, но уже и не суррогатный, как раньше, составленный из вагончиков с ВДНХ. Одиннадцать товарных вагонов грузоподъемностью десять тонн каждый и один пассажирский, в который, если, конечно, хорошо утрамбовать, могло влезть человек семьдесят. Но сегодня народу приехало в десять раз меньше, то есть Никонов и шесть инженеров-строителей – во всяком случае, так они были заявлены.

Первое, что собиралась организовать тут Федерация, это научно-производственный центр электронного профиля. Что-то вроде Кремниевой долины, только с очень быстро текущим временем… А другие проекты Никонов как раз и должен был согласовать со мной. Начал он с того, что поинтересовался, знакомо ли мне слово «нанотехнологии».

Вот ведь хам, почти как я, подумалось мне. Вслух же я ответил:

– Разумеется! Ставите вы, например, в торпеду «жигуля» светодиод вместо лампочки, и это уже называется таким словом, сам читал в вашей статистике. Или делаете водяной фильтр, по эффективности примерно равный завернутому в промокашку куску древесного угля, но в пятьсот раз дороже, это тоже они, нанотехнологии.

– Ну, – несколько смутился Петр Сергеевич, – мы же находимся в самом начале пути. И надеемся, что в здешнем исследовательском центре он будет продолжен более… э-э-э… академически.

Интересная манера – начинать новое дело с откровенной профанации, подумал я и пригласил гостя на прием пищи, который для него будет обедом, а для меня – завтраком. В процессе оного разговор зашел о поэзии. Гость, демонстрируя широту интеллекта, наизусть читал Северянина, Гумилева и Брюсова, потом поинтересовался их судьбой здесь.

– Про Брюсова не знаю, вообще-то у нас поэтами в основном их величества занимаются. Гумилев сейчас на румынском фронте, Северянин – на Тихом океане. Пишет, и неплохо, в свободное от службы время.

После чего я прочитал гостю северянинский «Гавайский рассвет», добавив, что я поэзией в основном интересуюсь по долгу службы, и последнее время больше того мира, чем этого.

– Да, я заметил, – усмехнулся гость, – что вы неплохо знакомы не только с творчеством Высоцкого, но и Вознесенского тоже, и многих других. А вот это, как по-вашему, кто написал:

– Тоже мне, бином Ньютона, – пожал плечами я, – это написал известный поэт Покойник[4], причем данное произведение относится к позднему периоду его творчества.

– Вот, – всплеснул руками Никонов, – замечательная иллюстрация! Даже если бы мы вас не вычислили случайно по этой истории с пропавшей на глазах у нашего сотрудника машиной, вы все равно потом прокололись бы сами. Вы же не литературоведа из себя изображали, а дядю Жору из гаража! То есть получилось бы как у Стругацких, помните, с золотом дона Руматы.

Да уж, подумал я, это действительно иллюстрация, только к строчке «вышли мы все из народа». И побыстрее забыли как страшный сон, каково там было… Впрочем, мой гость происходит из потомственных комсомольских работников, так что выход произошел еще у его родителей. И ведь не считает он, что мужик из гаража обязан знать два десятка матерных слов и десяток обычных, а из поэтов – Собчак. Нет, мой гость не такой дурак, но вот на одну доску с собой он человека из народа поставить никак не может, потому и кажется ему мой культурный уровень несколько чрезмерным для роли простого мотомеханика.

Но вскоре разговор свернул с высот поэзии на несколько более приземленные вещи. Как говорится, у кого что болит… У Никонова болела душа при каждой мысли о тяжкой доле наших чиновников. Все никак не мог успокоиться, переживал, как за родных, аж непрерывно с нашей прошлой встречи, когда я ему рассказал о здешнем положении дел в этой области.

4

Персонаж повести А. Алексина «Очень страшная история».