Страница 9 из 26
- Давай!
Пополз я назад. Показалось мне, что назад полз я значительно дольше, чем вперёд. Уже давно должен был бы я встретиться с Явой, а его всё не видно. И не слышно даже.
- Ява! - зову наконец.
- Ау! - слышится где-то далеко справа.
- Ява! - кричу я. - Куда ты Пополз, чтоб тебе! Не туда ты ползёшь.
- Это ты, - кричит он, - это ты не туда ползёшь! Я ползу правильно.
- Да ну тебя! Ползи сюда.
- Это ты сюда ползи!
Вот так, перекликаясь, мы начали подползать друг к другу. Долго подползали. Наконец подползли. Оба злые.
- Ну, - спрашиваю, - нашёл?
- "Нашёл, нашёл"! - передразнивает он. - Если бы я нашёл, разве я полз бы к тебе? Я бы тебя звал!
- Ну, - говорю, - хватит. Мне твоё мичуринство надоело. Я пошёл домой. Я есть хочу. Где мой портфель?
- Там, где ты его положил.
Лёг я на землю, стал осматриваться. Пыли наглотался, а портфеля не вижу.
- Это ты, - говорю, - ты виноват. Пополз куда-то. Из-за тебя мы портфели потеряли. Попробуй их теперь найти в таких джунглях.
- Это не я, это ты, как слепой щенок, пополз по-дурацки и всё запутал.
- Ну ладно, - говорю, - ссориться потом будем, давай сначала портфели найдём.
Поползли мы искать портфели.
Теперь двигались вместе, я даже для верности держался за Явину штанину.
Через полчаса мы поняли, что найти портфели в этом дремучем кукурузном лесу не легче, чем те колышки. Колени жгло огнём. И когда мы наконец поднялись, то чуть не упали - ноги онемели и подгибались, не хотели нас держать.
- Ява, - сказал я, - давай плюнем на портфели и пойдём домой. Пообедаем, а тогда придём за портфелями. А то я так есть хочу, что даже голова не работает. Какое-то гууу-гууу в голове, и больше ничего.
- Давай, - сразу согласился Ява, - а то у меня тоже живот к хребту присох. Это, наверное, потому мы и найти не можем, что голодные. А вот пообедаем, так сразу и портфели найдём, и колышки тоже. Пошли.
И Ява бодро рванулся вперёд. Я за ним. Несмотря на боль в коленях, мы шли очень быстро, почти бежали. Кукурузные листья били нас по щекам, царапали руки. Но мы не обращали внимания. Мы хотели есть.
Идти становилось всё труднее.
- Ява, - сказал я, тяжело дыша, - что-то мы очень долго идём.
Ява молчал.
- Ява, - сказал я, дыша ещё тяжелее, - где дорога?
Ява молчал.
- Ява, - крикнул я, почти задыхаясь, - мы не туда идём!
Ява остановился:
- А куда? Ты знаешь куда?
- Нет, - говорю я, едва держась на ногах, - это ты меня сюда завёл ты и выводи!
Ява бессильно опустился на землю.
- Я бы вывел, - сказал он, переводя дух, и лёг навзничь. - Я бы вывел, если бы ты не запутал меня. А теперь я не знаю.
- Чего ты не знаешь? Чего ты не знаешь, диверсант?
- Не знаю, куда идти. Вот что. Тут поле ого-го на сколько километров тянется. Если не туда пойти, можно два дня идти и не выйдешь. Совсем заблудиться можно.
- Что-о! Что ты мелешь? Кукуруза - не лес и не плавни, в кукурузе нельзя заблудиться. Вставай и выводи меня сейчас же! Я есть хочу. Слышишь? Я хочу есть!
- Так и выходи сам, раз считаешь, что нельзя заблудиться.
- Что - сам? Что - сам? Это же твоя мать кукурузовод. А моя мать доярка. Из коровника я тебя с закрытыми глазами выведу.
- Дай отдохнуть немного. Распустил нюни. А ещё летчиком хочешь быть! Какой ты лётчик! Слюнтяй ты! Мамалыга[4] ты недоваренная. Знал бы твой тёзка, космонавт Попович, что у него такой земляк... Э! Только имя хорошее портишь.
Наверное, мы бы подрались, если бы не усталость и не отчаянное положение. Мы не имели права тратить силы и энергию на междоусобную войну.
Вздохнув, я лёг рядом с Явой. И тут у меня возникла идея.
- Ява, - говорю, - а что, если влезть и посмотреть, куда идти!
- Влезть? Что это тебе - дерево? Это же кукуруза. Злак. Не слыхал я, чтоб люди на злаки лазили.
- Ну так что, - говорю. - Видишь, какое крепкое. Как бамбук! Может, и выдержит.
- Ну так лезь.
- Нет, ты лезь. Ты легче - у тебя штаны короче и пуговиц меньше. А я подсажу.
Ява вначале не хотел. Наверное, ему досадно было, что это не он придумал. Он привык, что все идеи принадлежат ему. Потом махнул рукой:
- Ну, давай попробуем.
Мы выбрали наиболее высокую и толстую кукурузину, я прислонился к ней спиной, сплёл пальцы рук, чтоб держать Яву, когда он на них ногой станет, и сказал:
- Ты больше на меня опирайся, а за кукурузу только держись.
- Ладно-ладно, - сказал Ява и, кряхтя, стал вскарабкиваться на меня. Вот уже коленом на плечо стал, опёрся руками о голову...
Ой! Ботинком по носу зацепил. Но я пока что молчу, терплю... Ботинок вдавливается мне в плечо, каблуком ключицу мне проламывает. Я начинаю шататься, колени дрожат, подгибаются, подгибаются...
- Ява, - кричу, - скорее смотри, я падаю!
И... что-то затрещало, зашумело, завизжало - словно бомба в кукурузу ударила. Я лежу, зарывшись носом в землю. Во рту песок, в ушах песок. Отфыркиваюсь, отплёвываюсь, протираю глаза и кричу:
- Ява, где ты? Ты живой?
- Жи... апчхи... вой. - И из кучи поломанной кукурузы высовывается Явина голова.
- Ну что, - спрашиваю, - видел?
- Ничего, - говорит, - я не видел. Сплошные метёлки перед носом.
Ява вздохнул.
Я посмотрел на небо.
"Смехота, - подумал я. - Космонавты летают в бескрайнем небе, среди звёзд, за сотни километров от земли, и ничего. А мы в кукурузе пропадаем".
- Ява! - подхватился я. - Это ерунда какая-то. Этого не может быть, потому что это невозможно. Ещё никто в мире ни разу не заблудился в кукурузе. Мы просто пошли не в ту сторону. Я хорошо помню, что, когда мы шли, солнце было нам в спину. Пошли назад.
Сперва Ява недоверчиво смотрел на меня. Но я говорил, наверное, так убеждённо, что он поднялся.
- Кто его знает, может, и правда. Пошли. И мы поплелись.
Ох, как тяжело было идти! Батюшки, как тяжело было идти! Мы не чувствовали ног под собою. Мы просто механически переставляли их, как ходули. И зачем это мы ползали на коленях!
Трудно было сказать, сколько мы шли: полчаса, час или два, - и сколько мы прошли: километр, два или десять. Но я, наконец, не выдержал.
- Ява, - говорю, - я больше не могу! Я сейчас упаду. Давай отдохнём.
Мы снова легли на землю.
Долго мы лежали.
Было тихо. Только жёсткие кукурузные листья шуршали над нами.
Где-то далеко прокричал перепел, и опять стало тихо.
Даже кузнечиков не слышно.
- А что, если мы совсем не выберемся отсюда? - тихо сказал Ява. - Никто же не знает, куда мы пошли. И нас не найдут. И мы погибнем. И через две недели комбайн вместе с кукурузой соберёт наши косточки.
- Надо было, - говорю, - хоть пообедать. Всё-таки дольше бы продержались. А так к утру и поумираем.
При воспоминании об обеде мне так захотелось есть, что я чуть не заплакал.
- У нас сегодня на обед борщ и вареники с мясом, - грустно сказал Ява.
- А у нас суп с галушками и жареная курица, - сказал я, еле сдерживая слезы.
Нет, больше терпеть я не мог.
- Ява, - говорю, - давай людей звать. Давай людей звать, Ява. Но Ява был более мужественным, чем я.
- Ты что, - говорит, - чтоб смеялись! Здоровые ребята средь бела дня в колхозной кукурузе караул кричат.
- Пускай, - говорю, - лишь бы было кому смеяться.
- Нет, - говорит Ява, - если уж так, давай лучше петь.
- Ну что ж, - говорю, - давай петь.
И мы затянули первое, что в голову пришло. И первой почему-то пришла нам в голову песня из мультфильма.
- "В траве сидел кузнечик..." - жалобно-жалобно выводил Ява.
- "В траве сидел кузнечик..." - ещё жалобнее подтягивал я.
Долго мы пели. Песни, которые знали, почти все пропели. Особенно почему-то хорошо пелись те, которые начинались на "ой". "Ой, в поле могила", "Ой, я несчастный", "Ой, не свети, мисяченьку", "Ой, не шуми, луже", "Ой, одна я, одна", "Ой, в поле жито"...
4
Мамалыга - каша из кукурузной муки.