Иностранка

Лука повернулся к ней лицом. Грейси хотела убрать руку, но Лука не дал и прижал ее к своей груди.

— Я не такой уж альтруист, как вы могли подумать. — Он посмотрел туда, где бродила среди высокой травы Мила. — Я в детстве переболел корью, и у меня не может быть детей.

Ну вот, не одно, так другое.

— А сейчас? — спросила Грейси. — Вы довольны своей жизнью?

— Сейчас я порой задумываюсь, не сделал ли я это все только ради себя.

Нет! — мысленно воскликнула Грейси. После стольких лет, этот человек осуждает себя за решение, которое принял когда-то, под давлением обстоятельств.

— Что, если бы я заставил Дома отвечать за свои поступки? — продолжал Лука. — Я мог его заставить вернуться домой, заняться каким-то делом, кем-то стать. Может, тогда он уважал бы себя сегодня? Или Сарина могла бы растить Милу одна. Жила бы себе в столице, как она мечтала. Может, до сих пор, была бы жива. Да и Миле, наверное, было бы лучше жить со своими родителями. Еще неизвестно, что она скажет обо всем этом, когда вырастет. Все дело в моем эгоизме, я вечно стараюсь распоряжаться всем и всеми.

— Лука, но вы ведь многим пожертвовали.

— Ничем я не жертвовал.

— Неправда. Вы пожертвовали возможностью найти женщину, которую полюбите.

— Зато я получил Милу.

— Зато Дом получил свободу, а Сарина — вас.

Лука пожал плечами.

— Наверное, на все это можно смотреть с разных сторон, но в одном я уверен — я не должен был решать за всех. В том году умер мой отец. Я приехал на похороны, и все хлопоты свалились на меня. Я стал главой дома и, как я понимаю теперь, слишком серьезно воспринял эту роль. Я принимал решения, которые, учитывая мое тогдашнее душевное состояние, были не самыми удачными.

Грейси кивнула.

— Я понимаю, что вы хотите сказать. Я сама ушла с работы, сдала квартиру, продала мебель, оставила подруг и родных и прилетела в Рим. И мгновенно согласилась ехать с незнакомым человеком к нему домой.

Грейси подвинулась и легонько толкнула Луку в плечо.

Он засмеялся и тоже толкнул ее плечом.

— То есть вы меня понимаете, да?

Она в ответ широко улыбнулась и толкнула его еще раз.

Наконец оба успокоились и замерли неподвижно.

— Мне кажется, вы очень любили свою мать, — неожиданно сказал Лука.

— Но это естественно, разве нет?

— Наверное. — Он помолчал. — Сколько вам лет? Наверное, удивляетесь, почему я об этом спрашиваю?

Грейси кивнула.

— Вы любили ее, из-за этого и не искали отца, боялись оскорбить ее чувства.

— Но она всегда считала меня своей ошибкой.

— Никакая вы не ошибка. Вы красивая, честная, бескорыстная. Я уверен, и ваша мать тоже все это видела.

А вдруг все так и было, несмотря на их ссоры и разногласия? — подумала Грейси.

— И она постаралась помочь вам — снабдила вас итальянским паспортом, записала в свидетельстве о рождении имя вашего отца.

Да, она любила маму. Конечно, любила. Лицо Луки расплылось перед глазами Грейси.

— Bella[26], — вздохнул он и стал вытирать пальцем ее щеки.

Грейси почувствовала соленый вкус во рту и поняла, что плачет. Слезы полились ручьем, и она зарыдала, изливая все, что накопилось в ее душе. Потеря матери, чувство вины за то, что почти не знает своих сестру и брата, знакомство с отцом, пылкая привязанность к Миле и любовь, любовь, любовь к Луке. Все это было уже слишком.

Лука обнял ее и стал качать, словно ребенка. Она отодвинулась, шмыгая носом. Тушь с ресниц размазалась под глазами, на бледной коже четче проступили веснушки. Она была красивее, чем когда-либо.

Ну и что, что она поначалу смотрела на него как на дьявола, опасаясь, что он поступит с ней так же, как ее отец, когда-то с ее матерью. Взаимное притяжение оба почувствовали в первое же мгновение там, у фонтана.

Он совсем не похож на ее отца, никогда не видел ее мать, но в одном он уверен — ему никогда не встречалось такой живой, естественной и самоотверженной женщины. У которой кожа точно фарфор, волосы как шелк и губы словно просят поцелуя.

Лука наклонился к жаждущим губам Грейси. Закрыв глаза, не в силах больше терпеть после стольких ночей, проведенных в мечтаниях об этом, он коснулся ее влажных соленых губ.

Грейси потянулась к нему и обняла горячими руками. Она вся отдалась этому поцелую, со всей своей любовью, жаждой любви, болью и слезами. Оторвавшись, чтобы перевести дух, Лука прошептал ей на ухо.

— Mia cara[27].

Грейси окаменела. С небес она снова упала на землю. Ее обнимает итальянец, точно так же, как было с ее матерью двадцать пять лет назад. И она повторяет ее ошибку. Грейси вырвалась из крепких объятий Луки и вскочила на ноги.

— О чем я думала, приезжая сюда! — кричала она уже на бегу. — На другой конец света, неизвестно зачем!

Сзади послышались тяжелые шаги Луки.

— Грейси, остановись.

Он схватил ее за плечо. Она дернулась и еще быстрее побежала к дому.

Лука снова настиг ее и схватил за руку.

— Gracie, mio amore[28]. Пожалуйста.

Она в изнеможении остановилась. Он стал перед ней и, взяв ее за подбородок, приподнял лицо, чтобы заглянуть в глаза.

— Грейси, прошу тебя, не убегай от этого.

— От чего?

Он, как будто, смутился и не находил слов. У Грейси упало сердце. Если б он знал ответ, не стал бы медлить.

В его взгляде было такое смятение, что Грейси почувствовала, как к глазам снова подступают слезы.

— Грейси, между нами что-то есть, ты не станешь отрицать. Я пытался отмахнуться от этого, загородиться воспоминаниями о Сарине, мыслями о Миле, но ничего не получилось.

Грейси выставила перед собой ладони.

— Для вас самое важное — это Мила. И уж точно не… это.

— Грейси, я понимаю, что вчера говорил не так, и…

— Папа! — послышался громкий голос за спиной.

Оба повернулись — Мила бежала к ним. Грейси быстро высвободила руку.

— Простите, я пойду.

Грейси повернулась и пошла к дому.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

— Что-то я не видел сегодня Грейси, — сказал Лука, выходя утром на веранду, где завтракали Кэт и остальные. — Я думал, она с вами.

— Она уехала.

— Куда?

— В аэропорт.

— Что?! — крикнул Лука так громко, что Кэт вздрогнула. — Когда она уехала?

— Рано, еще до рассвета. Она спустилась сюда, выпила стакан сока, попрощалась и уехала.

Лука застыл в растерянности. Если б он вчера как следует попросил ее остаться… Ради Милы… и, черт побери, ради себя самого!

— Она что, взяла машину?

— По-моему, ее ждало такси, — сказала Кэт.

Лука уже бежал к двери.

— Присмотри за Милой, — сказал он, обернувшись, — я скоро вернусь.

Забежав в кабинет, он схватил ключи от машины.

Сердце тяжело ухало в груди, а в голове лихорадочно крутились мысли.

Она нашла отца, вот и уехала. Чему ж тут удивляться?

Просто он надеялся, что она останется. Поймет то, что он, недотепа, никак не мог внятно сказать ей — что ее дом здесь. Что он любит ее, жить без нее не может. А она взяла и уехала.

Нет, он ее не отпустит. Он сделает все, чтобы она поняла, как много значит для него. Не для его дочери, а именно для него.

Он ей все скажет, даже если придется добираться сутки на самолете до Австралии. Метнувшись к столу, Лука достал паспорт и бросился к двери. Во дворе он запрыгнул в автомобиль — и тут увидел, что по подъездной аллее к дому приближается такси. Лука разглядел, что в машине сидят несколько человек. Вот такси остановилось, задняя дверца открылась, и вылезли двое белобрысых подростков. Они оправили одежду и замерли в ожидании того, кто расплачивался с таксистом.

Наконец открылась и передняя дверца — и показалась Грейси.

Чувство огромного облегчения затопило Луку. Он оторвал побелевшие пальцы от руля и медленно вышел из машины. Подростки обернулись, он приветливо им улыбнулся.

26

Красивая, милая (итал.).

27

Моя дорогая (итал.).

28

Грейси, любовь моя (итал.).