Страница 23 из 52
В девушке было что-то… нордическое? Пожалуй, это слово будет самым правильным. Не чета рыжему косоглазому дикарю, которого поймали спустя полчаса в том же лесу. Вот уж кто точно настоящее животное. Ничуть не лучше гигантского медведя — нового любимца Хель.
Тем не менее доктор старался не показывать, что девушка ему интересна. Низшие чины не брезговали использовать дикарей для «удовлетворения личных потребностей». Но Рашер был офицером, а среди них подобное поведение не одобрялось. Мягко говоря, считалось извращением: это же дикари, животные… Потому доктор старался сохранять лицо. По его распоряжению девушку поместили в обыкновенный женский барак, вместе с остальными дикарками. Рашер даже не заходил туда без особой необходимости. Впрочем, необходимость еще была: девушка пока не пришла в себя, и приходилось периодически проверять ее состояние.
Но как Хель удалось его раскусить? Прав фельдфебель Ульф, назвав ее ведьмой. Каждого работника станции Хель видела насквозь.
Доктор незаметно, как ему казалось, облизал пересохшие губы.
— Ну ладно. Пусть не амулет… Все равно красивое украшение. Откуда он у вас? Семейная реликвия?
Фигурка Моржа замерла над столом; «Полет валькирий» оборвался так резко, словно гордым воительницам подрезали крылья. Хель повернулась, обратив к доктору демоническую половину своего лица. Череп, обтянутый прозрачной кожей; глаз внутри глазницы казался огромным, как бильярдный шар. Сейчас он был обычного цвета, но Рашеру стало не по себе.
Что не так? Доктор понимал, что сболтнул что-то лишнее. Сказал что-то, что не должно было срываться с его языка. Но что именно? Упомянул ее семью?
Легким движением руки Хель поправила прическу. Белые волосы взметнулись, как медленная метель. Снежная буря, из которой на Рашера скалилась сама Смерть. Доктор почувствовал, что падает в пропасть.
Наваждение длилось всего мгновение, а затем Хель снова повернулась к доктору прекрасной половиной лица.
— Нет… Я нашла его. На станции «Пангея-8», как раз перед тем, как ее пришлось закрыть.
В кабинете Хель было холодно, как в морозильной камере. Но Рашер вспотел так, словно побывал в турецкой бане.
Когда они вернулись из лесной экспедиции, доктор пытался выяснить, чем же занимались на станции «Пангея-8» и почему ее закрыли. Доктор перерыл архив, спрашивал людей, от корки до корки прочитал журнал радиосводок, но ничего не нашел. Документы, если они существовали, были уничтожены. Никто из работников станции никогда не бывал на «Пангее-8» дальше ворот.
Только пилот Франц как-то обмолвился, что место то проклятое. Геликоптер, который отвозил образец девяносто семь на «полевые исследования», разбился безо всякой причины, хотя машина была исправна и пилоты «знали свое дело». И вроде это не единичный случай — подобное случалось и раньше. После чего Франц, сверкая стеклами зеркальных очков, заявил, что если кто и знает, какие дела творились на «Пангее-8», так это «фрау начальник станции», и почему бы Рашеру не спросить у нее самой?
Франц был парнем неглупым. И он умел говорить намеками. «Хорошие пилоты» с разбившегося геликоптера: они наверняка узнали, что-то про станцию — и что с ними стало? Конечно, Рашер ходил у Хель в любимчиках… Но с ней ни в чем нельзя быть уверенным.
На всякий случай доктор решил сменить тему.
— Ваш медведь, — сказал он. — Вы правы, это в самом деле уникальный образец.
Хель кивнула. После возвращения из экспедиции начальник станции приказала построить для медведя отдельный загон. Доктор не сомневался, что у Хель есть особые планы на этого зверя, но какие именно — он даже не догадывался.
— Дело не только в размерах, — сказал доктор, наконец почувствовав под ногами твердую почву. — Это животное совершенно не боится людей.
— Разумеется, — кивнула Хель. — Люди для него не более чем добыча. С чего ему нас бояться?
— Не в том смысле. — Рашер замотал головой. — Медведь не боится людей так же, как их не боится, например, собака.
Хель удивленно приподняла бровь, и доктор продолжил:
— Он ни разу не пытался напасть на обслуживающий персонал. Он вообще очень дружелюбно относится к людям. Если бы такое было возможно, я бы сказал, что это одомашненный медведь. Такое чувство, что ему уже доводилось иметь дело с людьми… И еще — он очень музыкален.
— Что? — спросила Хель. Доктор почувствовал себя глупо.
— Музыкален, — повторил он. — Этот медведь поет… Вы знаете Йозефа, который следит за зверинцем? У него есть хобби — он играет на губной гармошке. Так вот, как-то он решил порепетировать рядом с медвежьим загоном. И, представьте, зверь стал ему подпевать! На свой манер, конечно, но Йозеф утверждает, что «Эрику»[10] он прорычал лучше многих на станции…
— «Эрику»… — протянула Хель. — Одна моя знакомая любила эту песню. — Тут же на лице ее появилось жесткое выражение. — Передайте Йозефу, чтобы впредь он не играл свои песенки рядом с медведем. Мне нужен хищный зверь, а не цирковой клоун.
— Есть! — Доктор чуть ли не подскочил на стуле.
— Вы забываете, Зигмунд, что ваш музыкальный и дружелюбный медведь легко разделался с нефелимом. А образец девяносто семь был лучшим.
— Да, конечно, я помню… — Доктор опустил взгляд. Еще бы не помнить — он собственноручно проводил вскрытие великана и готовил отчет для Хель. — Но это и в самом деле дружелюбный медведь. Не понимаю, что заставило его напасть на нефелима.
— Мне кажется, — Хель постучала фигуркой Моржа по столу, — кое-кто может пролить свет на эту историю. Ваша красавица дикарка. Думаю, она совсем не случайно появилась рядом со станцией. Спросите у нее.
— Но… Мы же не знаем их языка!
— Так научитесь. Или же научите ее говорить по-человечески. Полагаю, это задание доставит вам удовольствие.
Последнее слово она произнесла с нажимом. Рашер почувствовал, что щеки его заливает краской. Он хотел возмутиться, но вместо этого тихо повторил:
— Есть…
Передатчик на столе пискнул. Красная лампочка замигала на входящий вызов. Хель нажала кнопку.
— Слушаю.
— Госпожа начальник станции… — Рашер узнал голос радиста станции. — Мы получили сообщение…
— И? Если это опять Шильке с четвертой, то передайте, что я не собираюсь выделять ему горючее…
— Нет, — Радист радист замялся. — Сообщение поступило со станции номер восемь.
Хель посмотрела на Рашера, однако не стала переключать передатчик на наушник.
— Вы уверены?
— Трижды проверили настройки. Это их волна. Понимаете, у каждого передатчика есть индивидуальный код…
— Без подробностей, — перебила радиста Хель. — Что за сообщение?
— Я… Я не знаю, что сказать. Мы сделали запись, послушайте сами.
Из динамика послышался треск, щелчки, а затем незнакомый голос сказал «Привет».
Молча они прослушали загадочное сообщение. Едва оно закончилось, как Хель приказала:
— Повторить.
Там была песня. Странная неприятная мелодия. Рашеру она совсем не понравилась. Пожалуй, даже больше той непонятной белиберды про Интернациональное Сопротивление. Песня была сыграна на губной гармонике, и, похоже, музыкант сильно фальшивил.
Хель откинулась в кресле. Ритм, который она выстукивала фигуркой по столу, стал быстрым и частым. Словно пулеметная очередь.
Рашер поерзал на стуле.
— Что еще за «Свободное радио каменного века»? И куда нужно бежать?
Хель не ответила.
— Что такое «Pink Floyd»? — сказала она, глядя на передатчик.
— Я не знаю, — растерялся доктор. — Кажется, это по-английски. Розовые флюиды[11]? Бессмыслица какая-то…
Хель посмотрела на него так, что Рашеру больше всего на свете захотелось провалиться сквозь землю. Глаза начальника станции сверкали — голубой и зеленый. Вокруг рта закружились снежинки.
— Научите ее говорить, Зигмунд, — сказала она ледяным голосом. — Немедленно займитесь этим.
10
Подробнее об этой песне можно прочитать в книге К. Бенедиктова «Блокада 3: Война в зазеркалье»
11
На самом деле «Pink Floyd» никак не переводится. Группа была названа в честь двух блюзовых музыкантов — Пинка Андерсона и Флойда Каунсила.