Саламандра

Прервав саму себя на полуслове, я чуть не вывалилась в окно от неожиданности, потому что как раз в этот момент по дороге в сторону Капитария неторопливо ехали трое всадников, одним из которых был… мой брат.

— Фен!!! — что есть мочи заорала я и усиленно замахала руками, стараясь привлечь его внимание. — Фе-э-э-эн!!!

Не услышать меня мог разве что совершенно глухой или безнадежно мертвый.

— Салли, сестренка, поверить не могу, что вижу тебя здесь. А похудела-то как! А что за страшный балахон ты на себя напялила? А волосы зачем остригла? А ты вообще что тут делаешь? А хорошо ли ты добралась? Со здоровьем все в порядке, не заболела ли? Отец как?

Вопросы из брата сыпались как из рога изобилия, и мне грозило в скором времени быть погребенной под их невероятной тяжестью. Хорошо еще ответов на них Фен сразу не требовал, я бы просто не смогла отвечать с такой скоростью. Сейчас же, пребывая в родных и надежных объятиях, я просто наслаждалась близостью того единственного, кому безоговорочно и слепо доверяла, к кому проделала этот долгий и опасный для жизни путь, на кого возлагала все свои надежды. Слезы из глаз полились в три ручья сами по себе. С детства не ревела, даже когда кубарем с дворцовой лестницы скатилась, чуть не свернув себе шею, а тут на тебе, пожалуйста, развела сырость на ровном месте.

Сказать, что Фен был удивлен нашей неожиданной встречей, — это ничего не сказать. Он был в шоке. И даже не сразу поверил, что я — это я. Разительные перемены в моей внешности, начиная от сомнительного одеяния, будто снятого с пугала огородного, и заканчивая ассиметричной прической (из болотника неважный цирюльник получился), не слишком способствуют быстрому узнаванию. Но когда узнал… Я думала, что на этом мое путешествие и закончится, причем земное. Брат на радостях так крепко сжал меня своими ручищами, что я потом еле продышалась.

Путь в Капитарий (вполне законный, надо сказать) показался мне волшебной сказкой. Сидя на лошади впереди брата, я жадно пожирала глазами приближающиеся зеркала волшебных озер. Их гладкая поверхность ярко сверкала на солнце, отливая всеми цветами радуги, а берега, где не рос камыш и бело-розовые кувшинки, были посыпаны мягким белым песочком. Дома и замки, издалека кажущиеся игрушечными, постепенно увеличивались по мере нашего приближения к ним и принимали довольно внушительные размеры и роскошные очертания, соревнуясь друг с другом в демонстрации своего великолепия и размеров кошелька хозяина.

Неплохо тут верхушки власти устроились, только почему-то мне, законной царевне, об этом райском уголке никогда не рассказывали. Наверное, отец боялся, что я так проникнусь духом капитарийских красот, что наотрез откажусь возвращаться в Царство Долины, да еще и от своих прямых царевниных обязанностей отлынивать начну. В чем-то, конечно, он прав, я уже прониклась тут всем, чем надо, но существует одно маленькое «но» — здесь, как и в любом рассаднике властьимущих, полно фальши, подхалимажа и прочей политической мишуры. А она мне еще дома надоела. Вот если бы тут, кроме меня, больше никого не было…

Дом, или, правильнее сказать, — дворец, куда привез меня Фен, возвышался на живописном полуострове, уходящем чуть ли не до середины одного из озер, и был гораздо меньше нашего родного, а вот по убранству мог посоперничать даже с хоромами моего благоверного. От обилия камней, золота, серебра и атласа у меня даже голова начала кружиться.

— Не обольщайся, это все — лишь искусная подделка, — весело сообщил мне брат, когда я попыталась поближе рассмотреть созданную из самоцветов картину, на которой был изображен шикарный трехглавый хала, жутко напоминающий нашего нетрезвого родителя. По крайней мере, желтые янтарные глаза всех трех голов уж слишком правдоподобно смотрели в разные стороны.

— Правда? — искренне удивилась я. — А так сразу и не скажешь… Совсем как настоящие.

— Грамотная имитация — еще не показатель хорошего вкуса, — философски изрек Фен и как бы между прочим добавил: — Все это не может сравниться с настоящими драгоценностями. Например, у твоего мужа.

Я от неожиданности чуть не выронила позолоченную вазу, которую как раз взяла посмотреть.

— Так ты в курсе?

— Конечно. Но все разговоры мы будем разговаривать только после того, как ты вымоешься, причешешься, напудришь свой очаровательный носик и вообще приведешь себя в подобающий нормальной царевне вид. Даже я, несмотря на то что хорошо знаю свою взбалмошную сестренку, принял тебя сначала за… — Тут он как-то подозрительно замялся и виновато пробурчал: — Лучше тебе не знать, за кого, но далеко не за царевну.

Купальная комната, куда меня привела служанка, с неодобрением и даже некоторым пренебрежением поглядывающая на мое пыльное высочество, оказалась очередным шедевром, вызвавшим у меня неподдельное восхищение. Большая полукруглая зала была полностью выложена отполированным до зеркального блеска мрамором цвета чайной розы, а одна из стен целиком представляла собой огромное, от пола до потолка, окно, открывающее потрясающий вид на озеро. Солнечный свет щедро заливал купальню через тонкие, почти эфемерные занавески и, отражаясь от плитки, пускал бесчисленное количество солнечных зайчиков.

Погрузившись в ванну с горячей водой, от души сдобренной ароматическими маслами, я блаженно прикрыла глаза. Невесомая шапка пены нежно ласкала кожу, мягкая вода наряду с грязью и пылью смывала напряжение и тревогу, дурманящие фимиамы расслабляли сознание и гнали прочь все посторонние мысли. Так хорошо я себя не чувствовала уже давным-давно. А самое главное, мне теперь нечего бояться под крылышком у родного брата!

Позволив себе поваляться в ванне еще немного, я собрала не успевшие смыться до конца остатки силы воли и заставила себя вылезти из этого средоточия умопомрачительной неги. Блаженство блаженством, а мои проблемы пока никто не отменял, и расслабляться было рановато. Мне еще разговор с братом предстоит, и, подозреваю, нелегкий.

Фен ждал меня в трапезной, нетерпеливо расхаживая вдоль накрытого к обеду стола. То, что он не сразу заметил мое появление, говорило о серьезной задумчивости. Такое случалось редко, но довольно метко, и, судя по крайней степени озабоченности на его лице, ничего хорошего не сулило. Собственно, я могла его понять: сидел себе братик спокойно, никого не трогал, здоровье активно поправлял, делами важными занимался в редкие часы, свободные от досуга, а тут как солнечный удар в холодную зимнюю полночь — сестренка пожаловала. И вряд ли ее принесла нелегкая только потому, что она безумно соскучилась.

Я была уверена, что Фен прекрасно понял: мое неожиданное появление связано с какими-то серьезными проблемами, — но он пока даже не догадывался, насколько серьезными. Собственно, как не догадывался и о том, что решение этих самых проблем я собираюсь самым бессовестным образом переложить на его надежные широкие плечи. Скорее всего, именно над более чем странной причиной моего визита он сейчас и раздумывал.

Но, несмотря на неопределенность и временную неловкость ситуации, я невольно залюбовалась братом. Высокий, подтянутый, с рассыпавшимися по плечам каштановыми волосами, он был очень хорош. А длинным густым ресницам могла бы позавидовать любая девушка, будь она хоть самой эльфийской принцессой. Именно ресницы придавали взгляду Фена ту очаровывающую глубину и загадочность, на которые поклонницы слетались, как му… пчелки на медовуху. Но я-то знаю, как этот взгляд из томного, многообещающего и чувственного может вмиг превратиться в хитрый и задорный, стоит только придумать какую-нибудь забавную шалость. Фен не любил долго скучать и никогда не давал скучать другим. С ним всегда было интересно и весело. А какой он красивый и грациозный хала! Эх, и повезет кому-то с мужем. Не то что некоторым, кому змея подколодная досталась.

Устав стоять столбом в дверях, я осторожно покашляла, привлекая к себе внимание, и, нарочито громко цокая каблучками, прошла к столу. Ведь если в минуты такого глубокого ухода в себя Фена вовремя не отвлечь, я могу на пороге и до завтрака проторчать.