На руинах Мальрока

Без интереса покосился в сторону продолговатой громады тюремного здания. И впрямь блики огня в паре окон сверкают, и шумят там все сильнее.

— Похоже, из-за нас пожар — от того факела, что на пол камеры упал.

— Дан — за поджог обычно в кипятке варят, а то и похуже чего придумывают.

— А за побег из колодок что дают?

— Лучше ночью про такое не вспоминать. Дан — бежать надо! За город! Есть у меня на западном перекрестке человек верный. Нет, не иридианин — в моем отряде воевал, пока руку не потерял. Собрали мы ему денег, и трактир он здесь открыл. Добро помнит — хороший человек. Поможет. Лишь бы не умер — лет пять о нем не слыхивал. Только бы добраться… Дан — да прекратите вы на нору Хорька таращиться! О деле думайте!

— Канфидус — идите к своему товарищу один.

— А вы?!

— Объясните, как его найти — я догоню. Наверное…

— Да что вы задумали?!

— Я кое-что обещал Цавусу, и слово свое я держу. Да и Зеленого надо найти — Хорек должен про него знать. Так что придется к нему заглянуть.

— Да вы спятили! Да…

— Я все знаю! — резко перебил еретика. — И про цепи помню, и про усталость, и про кипяток и про погоню. Хотя про погоню загнул — вряд ли кто-то рискнет повторить наш путь. Канфидус: на инквизитора я еще могу махнуть рукой, а на Зеленого нет. Кто знает, где он, и что с ним. Он меня выручил, и я его не брошу. Привязался я к нему… Скажите лучше: у карающих хорошая охрана?

— Да зачем она им нужна?! Кто рискнет к ним лезть?! Ох я и глупец! О чем говорю! Дан — да вы будто на десять лет постарели! Еле дышите! Куда вам в драку лезть?! Потом найдете свою птицу — о себе подумайте!

— Вот когда найду, тогда и подумаю. Расскажите, как разыскать вашего трактирщика.

— Вот что с вами поделаешь… Не расскажу. Не отпущу вас одного — вместе пойдем.

— Зачем идти на такой риск вдвоем?

— Вы не раз выручали меня, а, главное, паству мою. Да и Хорек у меня тоже не в любимчиках — хотелось бы с ним посчитаться… много к нему накопилось.

— А как же «не обижай ближнего»?

— Я сегодня столько нагрешил, что одним грехом больше или меньше — разницы уже не будет. Да и карающие, как по мне, не люди — та же погань, если не хуже.

— По улице нам не пройти — там народ какой-то бегает.

— Суматоха. Пожар ведь. Ох и вариться нам в кипятке — с поджигателями здесь разговор короткий.

— Под землей пройдем. Надеюсь, не ошибся, и ход под дом действительно найдется.

— Конечно найдется. Инквизиторы простые смертные, с простыми человеческими слабостями. Гадят они как обычные люди, значит, нужники у них имеются. Ходы к ним, для удобства чистки, широкие делаются, к тому же мы в последние дни не очень-то растолстели — пройдем. Знаете, Дан: теперь я уже почти не сомневаюсь, что тьма вами не завладела. Перерожденные на такую глупость попросту не способны. Ох и удумали вы… ох и удумали…

— Отдохнули? Нет? Без разницы — нам пора. До рассвета еще очень далеко, но не стоит терять время.

Мои предположения оправдались — по правой стороне действительно нашелся узкий ход. Закончился он тупиком, но многоопытный епископ по каким-то лишь ему заметным признакам определил, что мы оказались прямиком под полом уборной. Стены отвесные, высота приличная, лестниц и веревок у нас не было. Но пара неглупых людей в состоянии найти выход из такой ситуации — после череды падений до потолка мы добрались (очень выручил штырь на цепи).

Далее Канфидус помог мне пролезть в отверстие с неблагозвучным названием — такие принято вырезать в полах нужников. На этом этапе возникло первое непредвиденное осложнение. Старый слуга, обитавший неподалеку от уборной, услышал устроенный нами шум. Вместо того чтобы перевернуться на другой бок и попытаться досмотреть прерванный сон, он, движимый воспалившимся маразмом, поднялся, и, держа в одной руке свечу, а в другой кочергу с деревянной рукоятью, направился взглянуть на источник подозрительных звуков. Застукал он меня в крайне неудачный момент: окончательно еще не выбрался, а назад удрать не мог, так как за ноги настойчиво выталкивал епископ.

Кочергой по голове я не заработал. Неизвестно, о чем подумал бедолага, увидев, что из зловонного подземелья в уютный мирок спящего оплота инквизиции выбирается победитель кастинга на главную роль в шедевральном триллере «Человек-говно из ада каннибалов», но ни малейшей агрессии не проявил. Просто уронил свечу, схватился за сердце, попятился назад, уперся спиной в стену и расслабленно сполз на пол.

Впечатлительный оказался.

Подняв жировую свечу (к счастью не погасла) и, убедившись, что больше сортирными тайнами никто не интересуется, помог выбраться епископу. Тот первым делом бросился к старику:

— Дан! Что вы с ним сделали!

Моральные метания этого еретика начали доставать: то он рвется самолично расчленить Цавуса за многочисленные старые грехи, то трясется из-за обморочного старикана. Мне сейчас нужнее головорез, а не святоша-непротивленец, но Канфидус это отказывается понимать. Ведь умеет, когда припечет — достаточно вспомнить последний день похода и бой у брода: рубил там за четверых.

Эх… религия… опиум для народа…

— Я его пальцем не трогал.

— А почему он тогда без памяти лежит?

— Увидел, как я из очка выбираюсь.

— И что?

— И то! Вы посмотрите на меня, и подумайте, отчего люди, увидев такое прекрасное создание в своей уборной, сознание теряют.

— Да уж… вы извините, Дан, но вид у вас…

— У вас ничуть не лучше, а уж про вонь даже не хочу говорить.

— Понимаю… А чего еще ожидать, если вдоволь по нечистотам попутешествовали?

— Мы болтать будем, или попробуем найти Цавуса?

— Может попробуем привести старика в чувство и он нам все расскажет?

— Если он при виде одного меня штаны намочил, то что будет, когда вдвоем нас увидит?

— Ваша правда — пойдемте. Надеюсь, он очнется сам. В таком возрасте испуг опасен для сердца.

— Вы кочергу лучше прихватите… пригодится.

Епископ послушался, бормоча под нос молитвы на тему неминуемой перспективы вот-вот заработать новую порцию грехов, а я уверенно направился к двери.

Странное дело — даже ноги слушаются отлично. Болят только, но к боли привык уже. Не думаю, что мне легче стало — скорее наоборот. Организм, похоже, понял, что наступает «последний парад» — отдает все резервы. До остатка. Понимает, что я на грани — свалиться могу в любой момент. Мне бы отдохнуть и поесть, причем немедленно, иначе отключусь, будто старик этот, и не очнусь даже когда начнут в кипятке варить.

Коридор, распахнутая дверь. Осторожно заглядываю — узкая каморка с лежанкой и какими-то длинными полками, занавешенными рогожей. Обиталище слуги. Обернулся к епископу:

— Дом какой-то странный — высокий, но неширокий. На башню похож. Он может и устроен как башня?

— Да это и есть башня — от старой стены уцелела. Карающие ее привели в порядок, приспособив под жилье. Думаю Цавус наверху, но один он или нет, не могу знать. У карающих все не как у людей: то толпами в городе торчат, то никого не увидишь. Шастают по всей стране. Если у них сейчас здесь сборище, то нам не поздоровится.

— Кроме Цавуса в тюрьме никого из их братии не видел.

— Это ничего не доказывает — Хорек просто самолично решил стражем заниматься, так что остальным без надобности к вам ходить было.

Перспектива наткнуться на толпу инквизиторов не вдохновляла, но и отступать я не хотел. Видимо от лишений мозг начал работать с перебоями: в здравом уме плюнул бы и на Хорька, и даже на Зеленого… в первую очередь себя спасать надо.

— Канфидус: в доме очень тихо. Если их здесь много, то, наверное, спят. Осмотрим потихоньку все.

— Проснутся… от вони нашей проснуться, — еретик был настроен пессимистически.

Более не тратя время на пустые разговоры, принялся изучать первый этаж. Кухня — на ее пороге желудок скрутило судорогой от ароматов пищи; кладовка; чулан забитый хламом по саму дверь; большая полукруглая трапезная комната заставленная столами и лавками; запертая на замок дверь, окованная железом. Везде темно и безлюдно. Далее коридор, заворачивая, вывел к началу винтовой лестницы.