Санитары

Во сне. Сон. Эта проблема была для Димки очень личной.

Опять этот чертов кошмар. Стоит задремать, и сразу наваливается вязкая темнота поверхности. Одиночество и ужас, притаившийся вокруг, смотрящий на него тысячами невидимых злобных глаз. Когда он в последний раз спал нормально? Риторический вопрос. Год назад. С той самой вылазки, стоившей ему будущего.

Димка снова, наверное, в сотый раз за последнюю неделю, поднял к лицу правую руку, пытаясь с каким-то омертвелым безразличием рассматривать покалеченную кисть. Дыхание против воли сбилось, и он мысленно выругался. Ведь каждый раз обещает себе, что не будет специально смотреть на ЭТО, и все равно с маниакальным упрямством пялится снова и снова. Словно вдруг случится чудо, и все, что произошло год назад, развеется как кошмарный сон, а рука станет прежней.

Не станет.

Потому что вместо двух пальцев — указательного и среднего — пустота. К этому не привыкнуть. Не смириться. Хотя внешне он давно научился не подавать виду и не замечать свою ущербность на людях, внутри всегда звенела напряженная струнка. И это напряжение, наверное, уже не отпустит его никогда. Осколок от взорвавшейся вблизи подствольной гранаты на всю жизнь превратил молодого парня, только начинающего жить, в калеку — начисто, по нижние фаланги, срезал два пальца. А безымянный и мизинец почти не сгибались из-за поврежденных сухожилий на ладони. За год жуткие раны зажили, превратив руку в уродливую клешню. А сам Димка, мечтавший стать сталкером, навсегда остался Стажером — насмешливая кличка прилипла намертво, превратившись во второе, ненавистное имя. Имя, похоронившее все его юношеские мечты…

— Упрям ты, братец! — Федор плавно, привычным движением, нажал на рычаг, дожимая капсюль в гнездо гильзы направляющей пресс-станка. Снял гильзу, вручную досыпал стальной меркой-колпачком порцию пороха (механический дозатор на старенькой «Lee» давно барахлил), вставил картонный пыж. Утрамбовывая, снова дожал на станке, насыпал дробь. В два приема завальцевал на том же станке края картонного патрона в «звездочку». Извлек, полюбовался работой, довольно подкинул в ладони и отложил к уже десятку готовых. Затем взялся за следующую гильзу. За долгие годы работы движения его были отработаны до автоматизма. Димка с застарелой горечью подумал, что когда-то и он справлялся не хуже, пока вдруг не стал неуклюжим. Ненужным.

— Чего молчишь? Опять хандра напала?

— Голова болит, — соврал парень, просто чтобы Федор отвязался с расспросами.

— Ну, раз болит, значит, она есть. Я тебе сколько раз говорил: жизнь это праздник, но не всегда твой. А за черной полосой рано или поздно наступает белая. Просто поверь и держи хвост пистолетом, а то с твоей унылой физиономии меня уже самого пробирать начинает на нехорошие мысли. Выглядишь как мутант с Филевской, у которого только что отобрали последнюю пайку.

Дима вздрогнул и зло ощерился, словно крысеныш, загнанный в угол, но тут же спохватился, заставив себя успокоиться. Сравнение с мутантами больно резануло по душе. Ведь это все из-за них! Паскудных тварей с поверхности, исчадий ада, заполонивших все жизненное пространство над метро, а теперь рвавшихся сюда, к людям! Но Федор ведь не со зла. Он такими шуточками каждый день сыплет, не особо задумываясь над смыслом. И уж тем более никого не старается задеть побольнее.

— Федь, а Федь, — тихо вздохнул Димка, — не надоело тебе эту избитую фигню пороть? Каждый день слышу одно и то же.

— А почему нет? Так жить веселее. И потом, народ это любит. Я в любой компании желанный гость. — Федор заговорщицки подмигнул из-под блеснувших при движении стекол очков. — Вот скажи, что для нас с тобой, челноков, главное? Правильно, вызвать собеседника на разговор, спровоцировать на реакцию, что я и сделал. Так что моя метода работает, Димон.

— Язык у тебя работает, а не метода, — невольно улыбнулся парень. Затем выудил из подсумка на поясе флягу и сделал пару глотков. В метро патроны и вода — твои лучшие друзья. Первые спасают жизнь, вторая — продлевает, потому что обезвоживание подрывает силы не хуже серьезного ранения.

Снаружи послышались шаги, и в слесарную заглянул Каданцев, начальник транспортной службы Бауманского Альянса и правая рука начстанции Сотникова. Невысокий, жилистый, всегда подтянутый и с гладко выбритым лицом даже сейчас, несмотря на поздний вечер, в стареньком и линялом, еще сохранившем следы синей окраски, чистом комбинезоне. Несмотря на свои пятьдесят с хвостиком, этот человек являлся воплощением дисциплины и порядка на станции, от его придирчивого взгляда не ускользала ни одна мелочь, а любой бардак он пресекал железной рукой.

— Вот вы где, — низким хрипловатым голосом недовольно бросил Каданцев. — Так, хватит здесь шуметь, людям отдыхать надо.

— Да уже заканчиваю, Альберт Георгиевич, — охотно согласился Федор. — Сейчас сходим, перехватим чего-нибудь в столовой, если Дашка еще не спит, и на боковую.

Каданцев нахмурился:

— По моим сведениям, вы вернулись два часа назад. Неужто не хватило времени перекусить?!

— Все в трудах да заботах, командир, присесть некогда…

— В таком случае, уже не придется. Готовьтесь на выход, чтоб через два часа были на Электрозаводской. Ремонтники закончили латать мотовоз с Ганзы, заказ срочный, нужно отгонять.

— А отдыхать мы когда будем, Альберт Георгиевич? — тоже нахмурился Федор, которому перспектива нового путешествия явно пришлась не по душе. — На нас с Димоном что, свет клином сошелся? Или все рельсы в метро ведут именно к нам? Некого больше послать?

— Некого, — отрезал Каданцев. — Все остальные заняты. Паек получите у Дарьи, она уже все приготовила. Кстати, чтобы про Дашку я больше не слышал, Федор, понял меня? Побольше уважения!

— Да понял, понял, — Кротов вздохнул и посмотрел на угрюмо выслушавшего распоряжения начальства напарника. — Подъем, Димон. Покой нам только снится…

— Что с боезапасом? — Взгляд Каданцева упал на снаряженные гильзы, в голосе сразу проступили нотки озабоченности. — Выдать?

— Мне свои милее, просто запасные крутил.

— Все экспериментируешь? Латунных тебе недостаточно?

— Да где ж их напасешься, латунных, — проворчал Федор. — Некоторым стальным «старушкам» из моей коллекции больше пятидесяти лет от роду, сами уже давно на вес патрона. Уж и стенки возле донца трещинками пошли, а все еще дюжат… Картонные и пластиковые все ж дешевле, до сих пор неиспользованные можно достать — сталкеры притаскивают. Порох сдох, а сами гильзы в полном ажуре, заряжай да пали…

— Тогда все, жду здесь с мотовозом. Там еще груз, по пути забросите на Курскую. И чтобы через десять минут вас здесь не было.

— Не понял, Альберт Георгиевич. Вы же сказали, что у нас два часа, а до Электрозаводской несколько минут ехать… Мы что, опять пехом попремся?

— Свободных мотовозов сейчас нет. Ты не дырявый мешок с песком, не рассыплешься. Все.

— На перегоне хоть тихо, Альберт Георгиевич?

— Там всегда тихо, сам знаешь.

— Береженого бог бережет, лучше лишний раз спросить…

Как только Каданцев ушел, Димка нехотя поднялся с обшарпанной деревянной табуретки, подхватил и забросил на плечо рюкзак, затем забрал с верстака автомат — видавший виды АК-74, лежавший рядышком с гладкостволкой Федора. Два часа после перехода, конечно, не сняли усталости, но ослабили ее. А к авралам вроде этого он давно привык, не первый и не последний раз. В отличие от Федора, приказы начальства Димка давно перестал обсуждать. Надо так надо. Хоть голой задницей на раскаленную кочергу, все равно жизнь дерьмо. Когда больше ничего не ждешь от будущего, в таком состоянии наплевательства на все и вся лямку тянуть как-то легче… Поэтому он первым двинулся наружу мимо Федора, торопливо ссыпавшего патроны в вещмешок.

Напарники пересекли короткую часть зала после слесарки, не обращая внимания на привычное окружение. Почти все проемы между пилонами со стороны платформы давно были заложены кирпичом, сливаясь в сплошную стену. Темно-красный порфир облицовки пилонов чередовался с закопченными буро-красными или грязно-белыми стенами — в зависимости от того, какой кирпич удалось найти на перекрытие. Все пространство внутри платформы, тщательно распланированное на рабочие места, было заставлено многочисленными станками, верстаками и вспомогательным оборудованием. Многие рабочие места были оборудованы вытяжками, трубы от которых, сплетаясь с общей магистралью главного воздуховода, смонтированного под потолком, уходили в туннель. Но от копоти и вездесущей промышленной пыли, оседавших на любых поверхностях, въедаясь в кожу и одежду, все равно никуда не деться. Бауманка производила массу полезного и жизненно необходимого в условиях метро оборудования, и две трети суток здесь, на платформе, превращенной в огромный промышленный цех, всегда кипела серьезная и напряженная работа.