Ябеда

— Тогда пошли, поможешь мне, — проворчал страшный дядька, не дождавшись ответа.

Отважившись приоткрыть один глаз, я увидела какие-то узлы у него на горле, под дряблой кожей, как будто дядька проглотил гроздь гнилого винограда.

Дядька ухватил меня за руку и стащил с подоконника.

— А не то сатана найдет работу для праздных рук. — Он зашагал по длинному коридору, волоча меня за собой, как щенка на веревочке.

Словно порыв ветра прошелестел страницами потрепанной книжки — в памяти пронеслись страшилки. Ночные рассказы детей были затянуты туманом сна и противных таблеток. Может, эти сказки вообще мне почудились? Однако непонятные события каким-то образом проникали в нашу повседневную жизнь как самые обычные дела — такие же, например, как развешивать на веревках выстиранные простыни, подметать полы или разводить огонь в камине.

Я плелась за незнакомцем по мрачным коридорам нашего дома. За одной комнатой следовала другая, за той — третья, четвертая, без конца.

— Куда мы? — собравшись с духом, спросила я, но дядька не ответил.

С вытаращенными глазами, с перекошенным в немом крике ртом я упиралась, цеплялась непослушными ногами за половицы, но дядька без малейшего усилия преодолевал мое жалкое сопротивление, пока мы не остановились перед дверью. Страшный дядька постучал и сразу вошел, втащив меня за собой.

Ослепительный свет, как будто кто-то изловил и запер в комнате само солнце, заставил меня зажмуриться. Я ничего не могла различить, кроме темного силуэта за столом. От ужаса и рези в глазах я закрыла лицо рукой и только молилась, чтобы все это исчезло.

— Эта не годится, — сказал человек за столом таким голосом, что мне показалось, я уже в аду. — Папаша имеется. Другую приведи.

Глава 4

— Мисс Дже-рард, — произносит мужчина по слогам. — А я — Палмер, директор школы.

На один миг его мягкая и влажная рука касается моей в вялом рукопожатии.

— Пожалуйста, называйте меня Фрэнки, — говорю я.

— Обживаетесь? Как вам нравится Роклифф? Сестра-хозяйка мне рассказала о вас.

Ответить я не успеваю.

— Да она здесь всего-то час, Джефф! Дайте ей опомниться, — вмешивается секретарша, протягивает мне чашку чая и отводит в сторону. — Пообщайтесь лучше с Сильвией, дорогая. Поверьте, Джефф изведет вас своими историями про то да про се. Школьная жизнь — его конек, он думает, что все кругом только и мечтают его послушать. — Она снисходительно усмехается.

Со смущенной улыбкой я иду за ней через толпу сотрудников, чувствуя себя рыбой, выброшенной на берег.

— Привет! — Сильвия расцеловывает секретаршу в обе щеки. — Как отдохнула, Бернис?

Сильвия, сестра-хозяйка, два дня назад беседовала со мной по телефону. Все произошло стремительно. На прошлой неделе я увидела на школьном сайте объявление о вакансиях. Мест было несколько, но на остальные требовались учителя, а я не по этой части. У меня голова кружится, как вспомню последние дни.

Я собралась с духом и позвонила насчет работы. Сестра-хозяйка призналась, что без помощницы не справляется. Договорилась было с одной девушкой, но та в последнюю минуту без всяких объяснений отказалась. Узнав, что я несколько лет работала с подростками, Сильвия тут же дала согласие.

Я потягиваю чай и терпеливо слушаю болтовню Сильвии и Бернис про долгие летние каникулы. Сильвия не очень похожа на сестру-хозяйку.

— Здравствуйте еще раз, — говорю я, когда она наконец обращает на меня внимание. И с натужным смешком добавляю: — Прибыла в ваше распоряжение.

Она хватает обе мои руки и крепко жмет. Несмотря на ее импульсивность, мне нравится Сильвия. Она дала мне шанс. Благодаря ей я начинаю думать, что в один прекрасный день, быть может, стану здесь своей.

— Фрэнки, какое счастье видеть вас в Роклифф-Холле! Я ужасно рада, что вы будете у нас работать. Комната устраивает? — Привстав на цыпочки, она чмокает меня в щеку. — Если что понадобится, только кликните. Уж я теперь постараюсь, чтоб вы у нас остались, не хочу вас потерять, как остальных.

— Все отлично, — уверяю я. — Мне здесь… очень нравится. И вид из окна замечательный — вся территория как на ладони.

Потерять, как остальных? О чем это она?

— То ли будет осенью! Деревья потрясающие.

— Не сомневаюсь. А когда прибывают ученицы?

Я представляю, как встречу девочек, увижу их взволнованные лица, услышу болтовню про каникулы, загляну в затуманенные слезами глаза, когда уедут родители и начнется новый учебный год.

— С семи до девяти. У нас еще несколько часов, чтобы подготовиться к гормональной атаке, — смеется Сильвия.

— Ну, ей-богу! — фыркаю я не к месту громко и захлопываю рукой рот.

— Что за веселье? — С боку подходит рыжеволосый мужчина и подпихивает Сильвию локтем. — Не хочешь меня представить?

— Фрэнки, познакомьтесь с Эдамом. Эдам у нас — история.

— Это точно. Я живу в прошлом, — добродушно соглашается он.

Я различаю легкий акцент. Южно-африканский, что ли?

— Это небезопасно для здоровья, — шучу я, чтобы поддержать разговор.

— Фрэнки теперь — моя правая рука, — продолжает Сильвия. — Ей нужна работа с проживанием, а я, с тех пор как та девчонка меня подвела, осталась без помощницы. Из каких краев, вы говорите, приехали, Фрэнки?

— Из южных, — уклончиво отвечаю я, избегая заинтересованного взгляда Эдама.

Он высок, стоит в небрежной позе, словно опираясь на воображаемую стену. Чайная чашка на блюдце в его крупных ладонях выглядит игрушечной. Черные джинсы и полосатая рубашка навыпуск, растрепанный чуб свисает на загорелый лоб: скорее серфингист, чем учитель.

— Так, та-ак, — тянет он, и губы над выдающимся вперед подбородком ломает кривоватая ухмылка. — С юга. Как я, стало быть. Но вы, надо полагать, в заботах о девочках будете жить исключительно настоящим. — Он подносит чашку ко рту, не спуская с меня глаз. — Грохот музыки, Интернет, электронные игры, косметика, мальчики и слезы. Желаю удачи!

У него такие синие глаза, что больше ни на что не обращаешь внимания. Лишь потом я замечаю у него под мышкой ноутбук.

Сильвия уже отошла, с кем-то болтает.

— Расскажите о девочках. Какие они? — спрашиваю я у Эдама. Не молчать же как пень, а ничего другого в голову не приходит.

Эдам глазеет на мою щеку. Он открывает рот, снова закрывает, и так несколько раз подряд. Я заливаюсь краской.

— Они… да, в общем, неплохая компания, хотя есть и разбалованные, и трудные. — Он все пялится.

— Может, в семьях нелады? — Мне страшно неловко, я впиваюсь ногтями себе в бедро.

— Семьи слишком обеспеченные — так будет точнее. Вы поранились. — Эдам хмурится, а я дергаюсь, будто он сейчас притронется к моему лицу, и отступаю на шаг.

Директор звенит ложечкой по чашке, избавляя меня от необходимости отвечать. Однако Эдам и не думает отводить глаза.

— Пустяки. Просто ссадина, — шепчу я и поворачиваюсь к нему спиной, чтобы послушать главу школы.

В нескольких словах директор наставляет нас, напоминает об ответственности перед ученицами Роклифф-Холла (в количестве трехсот пятидесяти семи человек) и предлагает вознести молитву за еще один благополучный учебный год. Все склоняют головы, а я нет. Я смаргиваю горячие слезы. Знаю по опыту: молитвы не помогают.

Девочки появились около семи — разноголосый гомон и горы вещей. Из маленького зарешеченного окошка своей комнаты я наблюдала за чередой автомобилей на подъездной аллее. От моего дыхания старое стекло запотело. Прибывшие в дорогих экипажах родители сдавали детей после долгого летнего общения в школу — и отправлялись восвояси, порой лишь небрежно махнув на прощанье рукой. А у меня сжималось горло.

— Сильвия, можно я быстренько позвоню? — Мы разводили девочек по спальням и помогали новеньким.

Она отпустила меня взмахом руки:

— Пулей!

Я полетела в глубь коридора, где раньше заметила телефон-автомат, мобильника у меня не было. Девчачий галдеж сюда почти не долетал. На стене под пластиковым козырьком красовались имена и телефоны вперемешку с рисунками, выполненными лаком для ногтей и белой мазилкой для исправления ошибок.