Уролога.net

Диланян-младший так и поступил. Каждое утро он вставал в шесть часов и начинал играть на скрипке. Он был старательный мальчик, этот Диланян-младший, он выводил те ноты, которые плохо получались, он настойчиво репетировал третью оперу Рединга… К слову, начало этой самой оперы весьма напоминало армянскую детскую песенку, в которой, среди прочих, были следующие слова:

— А?! Что?! Зачем?! Щас, щас! — вскрикивала его родная тетя, врач-педиатр, и, накинув халат, пыталась срочно кого-нибудь среанимировать.

Проснувшись окончательно и удостоверившись, что она не в больнице и услышанные ею звуки издают не убитые горем родственники, а маленький мальчик с задумчивым лицом при помощи скрипки, она заявляла, что в худшие годы ее жизни, когда она работала детским реаниматологом в глухом районе, никто не смел таким образом ее будить, что это преступление против человечества, что Диланяна-младшего необходимо срочно судить военным трибуналом и расстрелять.

Не в силах терпеть душевные муки родной тети, Диланян-младший перенес свои эксперименты на более позднее время, когда спальня освобождалась… Результат опять же не заставил себя ждать. От апоплексического удара умер дед Согомон, сосед, чью спальню от музыкальной комнаты Диланяна отделяла довольно толстая туфовая стена.

— Женя, знаешь, — таинственным шепотом говорила бабка Доротья, соседка-богомолка, по совместительству — жена большого ученого Согомона, — Сого перед смертью все чувствовал! Он говорил, что каждое утро просыпается от странных звуков! Ты не думай, это не потому, что он окончательно свихнулся! В последние дни своей жизни он начал ощущать присутствие господа и молился! А ведь всю жизнь ярым коммунистом был, атеистом, да упокоит господь его грешную душу…

— Доротья, может быть, у него со слухом проблемы были? — пыталась внести ясность в ситуацию Женя Арутюновна, бабушка истинного князя. — Может, у него просто слуховой нерв был поврежден, как у тебя?

— А? Что ты говоришь, Женя? — Бабка Доротья в тот период страдала слуховыми расстройствами, иначе говоря — была глуха, как тетерев.

— Да ничего, ничего…

В связи с трауром Диланян-младший перенес свои занятия на кухню, то есть ближе к стене спальни других соседей — тети Марты и дяди Мартина… Стоит ли искать связь между музыкой, прекрасной оперой Рединга и первым приступом шизофрении у тети Марты? Бедная, до сих пор мучается… А дядя Мартин отдал богу душу, однако до конца жизни с содроганием вспоминал, как в момент его утренней близости с женой при наглухо закрытых дверях раздавался ужасный вой непонятного происхождения… Нельзя, нельзя мужчину пугать в такой момент и таким образом… Нервное расстройство, выражающееся в заикании и настороженном ожидании во время половой близости, сохранялось у него до конца жизни.

Когда бабушка поняла, что не только ее психика страдает от увлечения задумчивого княжонка, когда она увидела признаки сумасшествия в глазах жильцов всего подъезда, она решилась на отчаянный шаг. Впервые в жизни она запретила Диланяну-младшему заниматься на скрипке по утрам. Нет, нет, она вовсе не была деспотом, просто хотела сберечь психику остальных соседей…

— Лия Симоновна, — надув губы и щеки, медленно проговорил Диланян-младший. — Мне больше не разрешают заниматься по утрам.

— Почему? — недоуменно спросила Лия Симоновна.

— Ну, во-первых, траур по поводу кончины Деда Согомона еще не закончился, во-вторых, тетя Марта сошла с ума, и врачи прописали ей полный покой.

— Что только не придумают эти люди, лишь бы не дать моим ученикам заниматься! — Лия Симоновна твердо задалась целью превратить маленького толстенького мальчика в великого музыканта. — Ничего, дважды в неделю будешь приходить ко мне домой после школы и играть у меня!

Варенье из белой черешни, чай, старомодные подсвечники, пианино… Что может быть лучше в жизни одинокой, относительно молодой, интеллигентной женщины-музыканта? Диланян-младший наслаждался обстановкой. Трехлитровая банка варенья катастрофически быстро опустошалась.

— Овик… — робко начала Лия Симоновна. — Может, покажешь, какая часть великой оперы Рединга у тебя не получается?

— Угу, — уплетая варенье за обе щеки, отвечал Диланян-младший. — Вот эта.

— Хм… Ну, первую строку мы уже осилили? — искренне удивилась Лия Симоновна.

— Угу, — чувствуя, что скоро придется встать из-за стола, запихнул себе за щеку еще одну ложку варенья Диланян.

— Ну, давай попробуем…

Лучше бы они не пробовали. Лия Симоновна приводила к себе домой лишь лучших учеников и лишь перед подготовкой к серьезным выступлениям.

Эти люди умели создавать музыку, их интересовали вопросы обертонов, а не «как правильно держать смычок, после того, как ты полтора года уже занимаешься этим».

— Лия, доченька, пришла пора мне отойти в мир иной… Драгоценности в вазе, а сберкнижки я прячу в книге «Этюды Моцарта для виолончели», ты же не любила эту книгу… прости меня, дочка, там для тебя две тысячи рублей.

— Мама, мама, что с тобой? — позеленела Лия Симоновна.

— Я сейчас услышала потусторонние звуки… Точь-в-точь как кашель твоего покойного отца… Он зовет меня к себе… Дай, пожалуйста, последний глоток воды испить, — старуха легла на диван и приготовилась умереть.

— Мама! Это не потусторонние звуки! Та сторона звуков не издает! Это мой ученик на скрипке играет!

— На скрипке? Дочь, разве скрипка может такие звуки издать? — моментально ожила и даже как-то похорошела старуха.

— Этот мой ученик может… — тяжко вздохнула Лия Симоновна…

Остаток вечера прошел в добивании трехлитровой банки варенья и московского печенья «Юбилейное». Сейчас такого вкусного уже не делают…

P.S. На этом музыкальная карьера Диланяна была окончена. Через несколько дней он прямо в кабинете директора в присутствии родного отца разбил скрипку и поклялся больше никогда не ступать на порог этой музыкальной школы. И лишь один вопрос до сих пор мучает душу Диланяна-младшего, истинного князя, врача, которого уже и младшим-то не назовешь… Неужто папа Лии Симоновны кашлял так музыкально? Или все же… Но нет, нет, невозможно на скрипке изобразить кашель тяжело больного человека…