Страница 29 из 45
— Хорошо, доктор-джан! Я тебя как старшего брата люблю, твое слово для меня…
— Знаю, закон. Иди и позови, — повелел князь, присаживаясь в позу роденовского мыслителя во главе стола.
Акт 8. Мероприятие
— …Да пусть этот очаг будет дымиться всегда! — развивал пиротехнические фантазии хозяин водораздела.
— Пусть в этом доме люди собираются только по поводу свадеб и рождений детей! — пекся о демографическом состоянии деревни шеф милиции.
— И пусть во главе этого стола всегда сидит наш уважаемый и всеми любимый доктор из Москвы! — видимо, беспокоясь о здоровье жителей деревни, желал агроном.
— Спасибо. Спасибо. Спасибо. Спасибо… — повторял Диланян, потихоньку вливая крепчайшую тутовую водку в жареного поросенка. Выпить в присутствии пятидесяти высокогорных жителей было решительно невозможно, ибо бывали случаи, когда такие мероприятия заканчивались свадьбой Уважаемого Приезжего с дочерью агронома. Диланян был сугубо против брака, тем паче с младшей дочкой агронома.
— Я предлагаю, — как самый авторитетный житель деревни, агроном пользовался правом что-либо предложить, — сегодняшним тамадой выбрать нашего дорогого деда Тадевоса!
— Дорогой, я никогда не возражаю тебе, но сегодня нарушу эту традицию, — встал хозяин водораздела. — Наш дорогой и почитаемый дед Тадевос, да прорастут его усы и борода плесенью, помнит еще царя Николая. Но, кроме него, он больше ничего не помнит. Он болен, ему сто семнадцать лет, и он должен отдохнуть.
— Ну, как скажешь, Кайцак-джан, — агроном не был человеком уступчивым, но от водораздела зависела вся его агрономия, и он это понимал. — Но давай тогда выпьем за то, чтобы руками нашего дорогого доктора из Москвы деду Тадевосу вернулись здоровье и силы.
— Давай выпьем за это!
— Здоровья деду Тадевосу! Пусть множатся его дети! — внес свои пять копеек геронтофильских фантазий местный учитель.
— Тогда уж правнуки, дорогой, — мрачно бросил Диланян. Взгляд на деда (на самом деле — уже трижды прапрадеда) Тадевоса наполнял его душу тоской, он понимал, что его уролого-андрологическими руками никакое здоровье этому аксакалу вернуть невозможно. Максимум — можно обработать бороду каким-нибудь фунгицидом, ибо некогда белая, величавая борода до колен приобрела теперь нежный голубовато-зеленый оттенок.
— Как скажешь, наш дорогой доктор-джан! Ты такой уважаемый человек в нашей деревне, что тост за тебя выпьет даже наш начальник милиции, а он известный сукин сын! — басил учитель, понимая, что оценки детей бедного милиционера зависят от него и милиционер не осмелится пикнуть.
— Наш многоуважаемый профессор и академик-джан! Я не могу позволить этому человеку безнаказанно оскорбить меня, хоть мои дети и учатся у него! Моя мать, видит бог, была женщиной пречестной и даже с моим отцом спала лишь по большим церковным праздникам, — обелил память своей матери милиционер. — А вот мать этого недостойного отпрыска уважаемого Тадевоса дважды была поймана мной за то, что торговала льдом в жару!
— Моя мать дарила лед, будь твои дети-неучи неладны, — взбеленился учитель. — А вот твой отец, внук достопочтенного Тадевоса, ни разу не помыл его ноги!
— Я и мой отец ежедневно моем эти достопочтенные ноги! А вот ты, гадюка страшная, неизвестно как стал учителем и чему учишь детей наших младых, продолжателей дела нашего достопочтенного Тадевоса!
— Кем был достопочтенный Тадевос? — шепотом поинтересовался у Гамлета Диланян.
— Строителем мостов, — также шепотом ответил Гамлет, ему тоже была интересна перепалка.
— Эти ноги требуют лучшего шампуня! А вы чем моете? — парировал тем временем учитель. — Каждый раз после вашего мытья ноги достопочтенного Тадевоса воняют самым ужасным хозяйственным мылом!
Видя, что милиционер и учитель скоро начнут убивать друг друга, Диланян по праву почетного гостя попросил слово. Слово это было ему предоставлено, и было оно таким:
— Спасибо. Значит, так. Я могу есть в любой обстановке. Мне приходилось питаться в морге больницы, где пахло формалином и разлагающимися трупами. Однако упоминание запаха ног достопочтенного Тадевоса, да не оскудеют люди, мечтающие их помыть, даже у меня отбивает аппетит. Поэтому я бы попросил оставить эти ноги в покое, протянуть руки друг другу и в знак примирения поцеловаться.
Не знал, ах, не знал высокогорный Горисский князь Диланян, что в этот самый момент он положил конец многолетней вражде между семьями милиционера и учителя, начавшейся из-за одного маленького орехового дерева, росшего на границе участков сиих достопочтенных лиц.
Воцарилась тишина. Даже плач маленькой Гйозал не нарушал ее. И вдруг… Да, так пишут в плохих романах, я знаю… И вдруг раздался какой-то скрип.
— Дорогие дети, внуки и правнуки мои… — разобрал скрип из губ деда Тадевоса Диланян, — не ссорьтесь. Этот досточтимый отрок сказал правильнейшую вещь — пожмите друг другу руки и поцелуйтесь. А теперь выпьем за здоровье нашего доктора и за ребенка, которого он подарил супруге нашего дорогого… Мальчик, как тебя зовут? Гамлет? Странное имя… Ну, пусть будет Гамлет.
Несмотря на двусмысленность сказанного, все молча встали и выпили. Лишь чуть позже Диланян узнал, что из уст достопочтенного деда Тадевоса уже лет семь никто ни слова не слышал…
Эпилог
У Гамлета недавно родился сын. Был назван Оганесом. Дед Тадевос до сих пор жив, и ноги его ежедневно отмываются самым лучшим шампунем при содействии милиционера и учителя. Борода его так же длинна…
БАБКА ЕХАНУШ
Диланян был зол. Ему хотелось туты, а на сезон он опоздал. Тутовые деревья росли повсюду, но на них не осталось ни единой ягодки.
— Хоть на рынках поищу… Может, из северной Армении привезли, — громко подумал Диланян и направился на ближайший рынок.
— Вай, доктор-джан? — по-свойски удивилась бабка. — Ты вернулся?
— Ну, не совсем. На месяц, другой… — заулыбался Диланян.
— А чего так? — Би-би-си заплатили бы много денег, дабы иметь такого репортера, как бабка Ехануш.
— Ну, диссертацию пишу, — смутился Диланян.
— А-а-а… Ты же из Гориса кровью, да? — вынула из бездонных глубин памяти карточку Диланяна Ехануш. — Князь Горисский?
— Ну да, — совсем покраснел Диланян.
Торгующие рядом продавцы оставили сонных, как сентябрьские мухи, покупателей и повернули головы в их сторону.
— Ну, тогда давай тебе анекдот расскажу! Про твою малую родину и диссертацию! — с хитринкой в голосе сказала бабка Ехануш.
— Ну расскажи, расскажи, — обреченно согласился Диланян. Отказать бабке Ехануш было решительно невозможно.
— Ну, все знают, что горисцы те еще кляузники, да?
— Да, да! На моего деда мой другой дед из Гориса кляузы писал, что тот самогоноварением занимается! А сам самогон покупал только у него! — высказался продавец винограда.
— Так вот. У одного горисца другой спрашивает: «Слушай, ты свою диссертацию написал?» — «Нет, слушай. Как ни пишу, кляуза получается!»
Хохот поднялся на весь рынок. Продавцы пересказывали друг другу анекдот, держались за бока и хохотали безудержно. Люди простые и бесхитростные умеют веселиться по малейшему поводу.