Страница 15 из 65
— Что ж, насильно мил не будешь. Если тебе нравится, то и дальше рисуй для зажранного быдла голые сиськи. Тоскуй, мучайся, спивайся. Каждый волен выбирать сам. Но на всякий случай вот тебе моя визитка, не потеряй. Если вдруг передумаешь, позвони, только не тяни — я подожду одну неделю. Потом будет поздно. Ну а теперь мне пора, провожать не надо.
— Извини меня, Бес, — Кекс все же нашел в себе силы поднять голову, но смотрел все равно куда-то мимо, пряча глаза. — И еще… Не приходи больше сюда, ладно? И не звони…
— Обещаю, — серьезно ответил уже стоявший у двери Бес. — Ты сам ко мне придешь. Я верю в это, ты не сможешь вот так…
И он медленно обвел рукой убогую комнатушку.
В прихожей он нос к носу столкнулся с соседкой Кекса и ее дочкой, обе были наряжены как на праздник и размалеваны не хуже клоунов в цирке. "Специально дожидались", — безошибочно определил Бес.
— Оревуар, милые дамы. Счастлив был с вами познакомиться.
— Пока-пока, папик. Заглядывай, коль охота будет — пупками потремся. Такому сладкому во все дырки дам, — пискнула соседкина дочка и тут же словила от матери подзатыльник, что ее впрочем, не слишком расстроило.
Бес остановился и внимательно посмотрел на это годившееся ему в дочери существо.
— Знаете, юная леди, наиболее сексуальной частью женского тела я считаю мозги — извращенец, что делать… Так вот, дам, наделенных этой особенностью в последнее время все меньше, так что если она вдруг имеется в наличии у Вас, то я готов достать Вам с неба звезду и прочие глупости. Вот только придется изрядно потрудиться, чтобы доказать мне наличие у Вас способности мыслить. За сим разрешите откланяться. Простите, руки целовать сегодня не буду, ибо это явный перебор.
Ответом ему был недоуменный взгляд девственно пустых синих глаз, щелчок надутого пузыря жвачки и запоздалое, обращенное к матери:
— Чиво-чиво, он мне сказал?
— Не обращай внимания, дочка. У-у, траханный импотент!
После ухода Беса художник еще долго цедил пиво, задумчиво глядя куда-то вдаль. Потом тщательно убрал со стола и даже помыл посуду. Закурил и, выдавив на палитру краски, подошел к незаконченной картине. Он работал, не замечая течения времени, полностью поглощенный процессом творения, не нуждаясь ни в пище, ни в отдыхе, даже сигареты были забыты. Когда Кекс наконец оторвался от своего шедевра, в окно уже вовсю заглядывала бледная луна, а темное вечернее небо усыпали звезды. Еще раз окинув взглядом свою работу, художник удовлетворенно кивнул. На полотне произошли заметные изменения — на заднем плане, частично заслоненное демонической мордой, появилось лицо человека средних лет в черном берете с двуглавым орлом. Если бы женщины из соседней комнаты увидели это лицо, то без колебаний опознали бы странного утреннего гостя, произведшего на них весьма сильное впечатление. Вот только заходивший с утра человек был весел и шутлив, постоянно лукаво улыбался, на холсте же четкие, как выбитые на медали, черты выглядели холодно и сурово, а в слегка прищуренных глазах плясал опасный угрожающий огонек. Что ж, именно таким запомнил Кекс своего бывшего командира.
Художник распахнул окно и, наслаждаясь струящейся с улицы вечерней прохладой, закурил, с ногами забравшись на подоконник. Внизу равнодушный к молекулам-людям мегаполис продолжал жить своей обычной жизнью: гудящей стаей неслись в разные стороны машины, переливался всеми цветами радуги неон реклам, где-то далеко выли сирены. Кекс смотрел на ночной город, а перед глазами против воли вставал совсем другой, далекий, оставшийся в другом мире и в другой жизни. В той жизни, в которую ему предлагали вернуться.
— Ляксей Петрович, чайку выпить со мной не желаете? Там, чай, кофе, потанцуем, полежим. И-ик…
Стук в дверь и пьяный, и от того более противный, чем обычно, соседкин голос прервал очарование ночи. Кекс лишь досадливо дернул головой и промолчал, надеясь, что она уймется сама.
— Ляксей Петрович, ну пригласите… И-ик… даму в гости… Как это? Во! Пупками потереться…
Нет, так больше невозможно! Захваченный порывом звенящей холодной ярости, Кекс спрыгнул с подоконника, быстрыми шагами пересек комнату и резко распахнул дверь.
— У-у, импотент… — привычно завела соседка.
И осеклась, когда жесткая рука с силой схватила ее за горло, а большой палец уверенно нащупал яремную ямку. Несколько секунд он с наслаждением наблюдал, как мутная дымка опьянения уходит из блеклых, в застывших потеках туши глаз, и зрачки расширяются, наполняясь осознанием смертельного ужаса. Потом заговорил, чужим металлическим голосом, тихо и размеренно, будто заколачивая молотом бетонные сваи:
— Сейчас ты пойдешь к себе. И больше никогда не подойдешь к этой двери. Вести себя будешь тихо и спокойно. Прекратишь меня доставать. То же скажешь дочке, и проследишь, чтобы она тебя послушалась. Ты поняла меня? Или ударить тебя?
Соседка быстро и мелко закивала.
— Тогда иди.
Тиски на горле разжались, и женщина все еще потрясенно кивая, попятилась к своей комнате, не отрывая глаз от жуткого незнакомца, все эти годы бывшего ее соседом. Наконец хлопнула дверь, и художник остался один. Какое-то время он тупо смотрел перед собой, потом вернулся к себе, и только там, надежно отсеченный родными стенами от остального мира, тихонько завыл, закрыв лицо руками и раскачиваясь из стороны в сторону. "Господи, что это было? Кто это был? Ведь я не такой, я не мог этого сделать… Это не я… Неужели прав был Бес, и все возвращается?"
С силой проведя ладонями по лицу, будто стирая опутавшую его липкую паутину, он подошел к столику с картами. Аккуратно зажег черные свечи и потушил в комнате свет. Заплясали по стенам причудливые тени. Взяв в руки карты, он долго перебирал их, что-то тихо нашептывая, отобрал из колоды два десятка карт, отображающих Великие арканы, потом начал долгий и сложный расклад. Окажись сейчас в комнате человек понимающий в гадании по Таро, он конечно узнал бы его. Кекс раскладывал так называемую «Альтернативу», гадание могущее подсказать, как сделать правильный выбор между простым спокойным вариантом развития событий и вариантом нетривиальным, авантюрным, предрекая к чему приведет тот или иной поворот дальнейшей жизни. Гадание с участием лишь Великих арканов, должно было подчеркнуть серьезность предстоящего решения и обеспечить наибольшую точность предсказания. Нельзя сказать, что Кекс был настолько суеверен, что прибегал к Таро во всех спорных случаях, но в моменты, когда чашы его личных внутренних весов останавливались в шатком равновесии не склоняясь ни к «за», ни к «против», даже такая маленькая гирька, как результат полночного гадания могла перевесить в ту или иную сторону. Хотя в глубине души художник и не слишком верил в магическую силу купленных из любопытства карт, скорее уж это просто было данью давней склонности ко всему таинственному и мистическому.
Карты с шорохом ложились на гладкую полированную поверхность. И выходило так, что ждут художника в будущем сожаление об упущенных возможностях, печаль, тоска и пустые не приносящие удачи и удовлетворения хлопоты, а прими он предложение Беса, и будут риск, опасность, тяжелый труд, не гарантирующий результата. "Ни ветер в спину, так хрен в жопу!" — улыбнулся про себя Кекс, вспомнив любимую присказку добровольца Малого. Теперь все зависело от двух последних карт подводящих итоги тому или иному пути. На верх расклада, где собрались карты предрекавшие поездку в Африку пришла «Смерть», Кекс невольно вздрогнул, вглядываясь в страшную карту и, затаив дыхание, потянул из колоды следующую, подводящую итог его дальнейшей жизни в Москве. Открылась «Башня», аркан, символизирующий полный крах всех начинаний и стремлений и скорую гибель самого гадающего. Художник удивленно присвистнул, и задумался, глядя на разложенные карты. В принципе «Смерть» не была таким уж фатальным арканом и могла толковаться, как переход к чему-то принципиально новому через отмирание старого, означать кардинальную смену места работы, жительства или просто стиля жизни. «Башня» подобных вольностей не допускала. "Что ж, значит так тому и быть!" — заключил Кекс и смешав карты без сил свалился на постель. Спал он спокойно, без сновидений, как младенец, а на утро проснулся с улыбкой и отчетливым ощущением, что начинающийся день обязательно принесет ему что-то необыкновенно хорошее. Такого с ним не случалось уже много лет.