Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 87



…Гул пикирующего самолета и мощный взрыв, резко качнувший автобус и кинувший его пассажиров на правый борт, произвели небольшую панику в салоне автобуса.

— Воздух! — заорал полковник спереди. — Все вон!!

Но автобус выпрямился и набирал скорость. Араб-водитель, вцепившись в баранку, не реагировал на крик. Полещук, цепко ухватившись за поручень сидения перед собой, посмотрел в автобусное окно: мимо в бешеном темпе мелькали придорожные барханы, а выше, в голубом небе, белыми клубками рвались зенитные снаряды — откуда-то вели огонь средства ПВО. Он повернулся к Агееву. Тот сидел с побледневшим лицом, сжавшись в комок, синего берета на голове не было. „Не повезло советнику, — подумал Полещук. — Такое начало командировки…“ Он успокаивающе похлопал Агеева по плечу, но капитан не реагировал.

— Вашу мать! — орал полковник, тыча рукой на водителя. — Остановите этого мудака! Кто-нибудь знает арабский? Стэна!!!

Полещук крикнул водителю, чтобы тот остановился, но он, похоже, ничего не слышал. Второй разрыв едва не опрокинул автобус. Шум и крики людей, столкнувшихся с металлическими стойками автобуса, и с друг другом создали дикую какофонию, заглушавшуюся воем и стрельбой израильских штурмовиков. Но все обошлось. ПАЗик выправился и, прибавив скорость, помчался по шоссе.

…Юрий Федорович, ей Богу здесь такого никогда не было, — успокаивал Полещук Агеева, глядя на голубое безоблачное небо. — Больше тридцати километров до Суэца… Какой-то дикий случай, ну прорвалась пара Скайхоков… Вот сейчас дождемся машины и все будет тип-топ.

Капитан Агеев был в полном недоумении. Какой, к херам, тип-топ? — подумал он. — Что говорит этот переводчик? Едва не перевернулись в автобусе, а теперь торчим в пустыне… Агеев посмотрел на унылый песчаный ландшафт, пнул ногой телефонный кабель, тянувшийся куда-то в желто-черные барханы, и сплюнул. — Вот, черт побери, командировочка!

— Товарищ капитан, улыбнитесь! — произнес Полещук, увидев мчавшийся к ним по пустынной дороге газик. За ним тянулось облако медленно оседавшей пыли. — Похоже, наши новые друзья едут, ротные…

Глава вторая

Группа израильских самолетов совершила вчера во второй половине дня налет на позиции египетских войск в районах Эль-Кантара и Ат-Тина. Зенитная артиллерия встретила самолеты плотным заградительным огнем.

Израильский самолет сбит вчера огнем зенитной артиллерии ОАР во время налета на египетские позиции в центральном секторе Суэцкого канала. Израильский самолет, объятый пламенем, упал на восточный берег канала.

— Ли-натаараф — Давайте знакомиться! — сказал, слегка смущаясь, командир роты капитан Набиль на литературном арабском. Он посмотрел на русского советника, и в уголках его рта наметилась брезгливая улыбка. Полещук представил капитана Агеева и, понимая, какой у того нелепый для фронта вид, добавил, что советник — классный специалист по радарам, и его не успели переодеть из-за спешки.

Полещуку все было понятно: каким бы великолепным спецом ни был его новый начальник, первое впечатление он произвел, мягко говоря, неважное. Египетский капитан даже в полумраке блиндажа выгодно от него отличался: холеное лицо, высокий лоб с залысинами, прическа — волосок к волоску, тщательно отглаженная полевая форма… Может, потому он и смутился, что ожидал увидеть совсем другого человека, иностранца из неизвестной ему страны, офицера, которого невозможно спутать с кем-либо иным, а увидел несуразного Агеева. В общем, русского советника встретили, как водится, по одежке.

— Чай, кофе? — спросил Набиль. И, не дожидаясь ответа, крикнул в сторону выхода из блиндажа. Появился солдат, которому комроты скомандовал насчет кофе и чая, а также полевой формы для русского хабира.

— Саша, я не понимаю, — удивился Агеев. — В чем дело?

— А чего тут понимать, — ответил Полещук, — нормальное фронтовое гостеприимство: сейчас вас напоят, оденут и обуют, дабы вы не светились на канале одеждой из 10-го главного управления Генштаба. Евреи же все видят!

— Да ты что? — искренне удивился Агеев, глядя на ухмылявшихся командира роты Набиля и Полещука. — Да, да, Юрий Федорович, чистая правда, — сказал Полещук и перевел на арабский. Без номера управления Генштаба. Теперь рассмеялись все трое, а когда солдатик принес чай и кофе, начали предметно общаться.

— Мистер Юрий, я сейчас не буду представлять вас офицерам роты, познакомитесь с ними в рабочем порядке, Искяндер вам поможет, — сказал Набиль, глядя на Полещука и внимательно вслушиваясь в русский перевод.

— Да, капитан, мы разберемся.

— Прошу обратить особое внимание, господин мусташар [советник — араб. ] Юрий, на то, чтобы наши офицеры максимально быстро ознакомились со станциями П-12 и П-15, - произнес Набиль, — у них хорошее образование, и эта, новая для них техника, должна быть освоена в кратчайшие сроки. За нами — ракетные дивизионы, и от наших станций разведки и целеуказания зависит очень многое. Да, мальгу вам уже подготовили.



Капитан Набиль, которому, как подумал Полещук, явно не доставало стэка, чтобы имедж британского офицера (которому явно старался соответствовать египтянин) был полным, сухо попрощался и пошел к выходу из мальги.

— Саша, пошли на станции, — сказал Агеев, — посмотрим, познакомимся с людьми.

— У меня другое предложение, Юрий Федорович, — сказал Полещук, допивая кофе. — Радары подождут, давайте посмотрим наше местное жилье, бросим вещички — он кивнул на свой портфель, — а потом — на технику. А вот и одежка ваша прибыла. Там и примерем. Давай, вахш, — обратился он к солдату, — показывай, куда идти…

Мальга была, по египетским меркам, то, что надо: арматура, толь, мешки с песком, две железные кровати, дыра для вентиляции и стоящий в нише на приступке, напротив отверстия, глиняный кувшин „улля“, к которому Полещук жадно приложился. Сверху на веревке, привязанной к пруту арматуры, свисала керосиновая лампа.

— Юрий Федорович, рекомендую! — сказал он, отрываясь от кувшина. — Ох, какая холодненькая водичка!

— Саша, ну тебя в баню! — сказал Агеев, беря „уллю“. — Ты мне лучше скажи, сколько накатов в блиндаже, выживем ли мы при бомбежке?

— Не знаю, товарищ капитан, накатов здесь никаких нет, железная полусфера и песок сверху, думаю, что при прямом попадании, вряд ли… Кстати, какую койку вы выбираете, левую или правую?

Агеев посмотрел на обе кровати и молча показал пальцем на ближайшую к нему. Полещук кинул портфель на соседнюю, сел на нее, поерзал задом, проверяя упругость, потом, отогнув край тоненького матраца, наклонил голову, вздохнул и сказал:

— Да, не очень-то отдохнешь на этой железяке! Короче, товарищ советник, вот вам элемент тягот и лишений военной жизни!

Капитан Агеев осторожно присел на свою кровать, провел рукой по солдатскому одеялу и усмехнулся.

— Вполне нормально, Саша. Тебя бы к нам, в Сибирь, на учения, да поспать в палатке, когда снаружи минус тридцать…

— Все, молчу, Юрий Федорович, упаси Аллах! Кстати, пора бы вам переодеться в египетскую одежку, в костюме из „десятки“ на фронте, сами понимаете, не очень комфортно.

Агеев быстро переоделся в полевую форму, оставив под ней рубашку с галстуком.

— Пойдемте наружу, — сказал ему Полещук, — посмотрим при дневном свете.

Оба выбрались из блиндажа и зажмурились от яркого солнца. Форма оказалась впору, только рукава куртки были явно длинноваты.

— Сейчас исправим, — сказал Полещук и огляделся. Вокруг высились песчаные холмы и ни одной живой души. Он свистнул. Тишина.

— Фи хад гуна? [Есть кто-нибудь здесь? — араб. ] — крикнул Полещук.

— Айва, эффендем! [Да, господин! — егип. ] — раздалось в ответ, и из-за бархана за блиндажом появился египетский солдат.

— Найди-ка, братец, тарзи [портного — араб. ] и скажи, чтобы он укоротил рукава, — сказал Полещук. — И принеси нам пару шинелей и каски. — Он похлопал солдату по плечу, протянул ему пачку „Клеопатры“ и добавил: