Страница 25 из 33
Командиры, борясь с негативным воздействием зелёного змия на неокрепшие юные организмы, заставили ратников похоронить на трёхметровой глубине огромное количество этой посуды. Тем не менее, коварная тара в великих численностях, независимо от желаний командиров, всё-таки в природе появлялась.
Командиры тоже не лыком шиты, изощрились и на этот раз. Заставили снять с водовозки водяной насос и штрафники стали заполнять на речке двухтонную цистерну, нет, не колпачками — простыми вёдрами. Всё-таки, несмотря на бардак в войсках, что-то человечное и доброе в командирах сохранилось.
По истечении недели после описанных событий, всё офицерство захлопотало и засуетилось по поводу предстоящего дня рождения любимого командира группировки.
В нескольких километрах от Джейраха, ближе к Осетинской границе, находится посёлок Чми. По данным войсковой разведки там продаются вполне приличные напитки Владикавказского розлива. Решено было купить два ящика хорошей водки.
Предварительно обстреляв из миномётов и саушек ближние, а заодно и дальние горы, с важной и ответственной миссией снаряжается шишига, как обычно с неисправными тормозами, пулевыми отверстиями в корпусе и разлохмаченным тентом. Комплектуется команда, состоящая из десяти разведчиков-костоломов, молодого лейтенантика и, на всякий случай, двух надёжных милиционеров — неиссякаемый генератор чужих проблем Серёжа Васюков и уже семь лет не пьющий Владик Богомольцев.
Высокогорная дорога опасна крутыми склонами и подъёмами. Машина едет на пониженной. Лейтенантик с водителем в кабине потеют, остальные в кузове замерзают. Серёжа, по курсу движения, смахивая сосульки соплей, постреливает из винтовки по подозрительным предметам.
Разведчики — люди, привычные к таким делам, на огромных подъёмах, пока машина еле ползёт, выпрыгивают из кузова и держась за борта, делают вид что бегут. Таким образом неплохо согреваясь. На спусках же, когда шишига начинает набирать скорость, они запрыгивают обратно.
Чтобы побыстрее и легче взять очередную высоту, транспорту на спуске нужно хорошо разогнаться. По этой причине водитель тормозами никогда не пользуется. Да они, собственно, и отсутствуют.
Но вот впереди, в ложбине между спуском и подъёмом, замаячил пограничный шлагбаум с солдатами в огромных ушастых касках. Водитель, высунувшись в окно, кричит:
— Подымай! Итить твою ити! Тормозов нету! — При этом энергично машет левой рукой. Лейтенантик помогает правой.
Солдаты-погранцы решительно отказываются понимать родной русский язык и молча, но твёрдо продолжают стоять на рубежах Отечества. Их сержантик плакатно изображает позу "стоять!" Всё же, наблюдая, как огромная армейская машина категорически не желает останавливаться, начинают суетиться, то бестолково подбегают к механизму, то, подлые, стращают автоматами, один даже ухватился за конец специального ежа. В итоге шлагбаум разлетается на мелкие цветные щепки. Боевой ГАЗ-66 с рычанием израненного зверя, берёт очередную высоту. Пограничники, вслед, вслух и громко начинают вспоминать родную речь. Эхо разносит по ущелью:
— Злы… злы… злы!..
Разведчики невозмутимо выскакивают из машины и начинают согреваться.
Владик, от пронизывающего холода уже не имеющий моченьки править свой большой нож, берёт пример с гвардейских пластунов и тоже бежит. Серёжа в кузове, проявляя незаурядные силу воли и характер, терпеливо заканчивает свою фляжку. К слову сказать, после этого случая, по причине указанной ниже, никто больше не видел, чтобы Влад когда-нибудь точил свой резак.
В тесном поселковом магазинчике, куда добрались за три часа, вся братва девять минут отогревается. Закинули два ящика в кузов и с матами попи… поехали обратно.
Минут через двадцать Серёжа, элегантно, кончиками пальцев, оттопырив мизинец и попыхивая сигареточкой, достаёт из ящика красивый цветастый флакон и демонстративно начинает продувать минный защитный колпачок. Солдаты без суеты вскрывают сухпайки и тут же, как по команде, начинается коллективная продувка металлической тары.
Чуть больше полутора бутылок ушло за первый заход для сугрева, каждому вышло по бокальчику. На подъёме бежит за машиной только упрямый Владик.
После ещё одной дозы «полторы», солдаты, сочувственно глядя на Владика, вспоминают древний анекдот про ментов с одной извилиной. Серёжа, с серьёзной миной разливая третью «полторы», закусывая бутербродом со свинским паштетом, то есть с палец толщиной, вспоминает ответный, про военных. Рассказанный в своё время бывшим армейским офицером майором Вихрем:
— Ну, дык вот. Напились как-то военный с милиционэром. Ну, прям, до не могу. Утром у мента, ну, у того, который с одной извилиной, башка раскалывается, болит, изнутра мутит. Ну, да вам этого не понять. А военному — хоть бы хны! Румяненький, такой, бодренький! Зарядочку, там, подъём переворотом, солнышко на турничке крутит. Ну, мент военного и спрашивает, мол, как так, у тебя что, башка не болит что ли? А тот стучит себя по лбу — а чему там болеть то? Там же кость!
Владик бегать устал. Запрыгивает в кузов, садится на сидушку, молча забирает у Серёженьки бокал и незабытым, точным движением руки, начинает скатываться в пучину алкоголизма.
Впереди, внизу, опять замаячил шлагбаум. Да когда ж они успели его заменить то, изверги? Теперь-то из-за них уже точно зиндан грозит! Уже вся потеплевшая и розовощёкая команда, высунувшись в разорванный тент, на полном серьёзе беспокойно вопит, перекрывая рёв двигателя:
— Подымай! Шлагбаум подымай! Мать твою ити! Тормозов нету!
На кордоне погранцы дружно изобразили картину Репина "Не ждали"! Солдатики не знают что делать — разматывать ежа, стрелять или все же поднять шлагбаум. В итоге, вся стража Родины разбегается в стороны, одновременно с треском разлетающегося государственного инвентаря. Ущелье, уже вполне привычно, на чисто русском, кричит:
— Ма-ать!.. Злы… злы… злы-ы!!!…Тво-ою-у!!!
В отрядной палатке гость — солдатик-земляк, не то из Ленска, не то из Мирного. По имени Афоня. Бойцы заботливо окормляют земляка, чем Бог послал, и духовной пищей. Вместе сетуют на суровую армейскую жисть, великодушно дают дельные советы. Афоня, в знак своей симпатии и благодарности, довольно ловко помогает растапливать печку сырыми дровишками.
Неожиданно в палатку вваливается агрегат в виде костолома-разведчика, на широких плечах которого покоится бездыханное, долговязое тело Владика Богомольцева с неприсущим для него цветом лица. Гвардеец баском спрашивает:
— Здоров, мужуки! Чё? Куда ложить то?
Рядом вырисовывается бодренький Серёжа Васюков и хлопотливо так, тенорочком:
— Вот сюда! Вот сюда, миленький!
В брезентовой палатке возникла классическая «ревизорская» немая сцена. К печному дымку примешался запах трагедии. У Герасимыча глаза повылезали из-под каски, как у того рака, который увидел, как кит прижал камбалу:
— Да вы чё? Опупели? — Одевая бушлат и хватая автомат, — Его же в санбат срочно!
Серьёзный Владик, свесив руки до земли, уже лежит на оружейных ящиках и, блеснув голубизной левого глаза, произносит мудрёную фразу на древней латыни:
— Дасёныр-ма-альна-ымжыке!
Серёжа, демонстрируя, что тоже не лаптем щи хлебает, решает блеснуть глубокими познаниями и скороговорочкой переводит:
— Да всё нормально, мужуки! — И разведчику, — Благодарствую, Ромуальдик! Экстраординарно помог! Ступай милок, ступай уже, голубчик.
Ромуальд, со словами:
— Честь имею, господа! — Щёлкает шпорами (для непонятливых — обувные альпинисткие зубья) и чинно удаляется в зиндан.
Правда это, или нет, но трудный ребёнок Серёжа сообщил, что довезли всего-навсего две красивые, дорогие бутылки.
Разведчики некоторое время выходили из зиндана, чтобы только отдышаться, пока везут воду на водовозке. Лейтенантик стал горько скорбеть по поводу задержки с очередным званием. С пронырливых ментов, вся эта эпопея, стекла, как с гуся вода.