Страница 14 из 83
Странно, но я очень хорошо его помню. Маленький, худой, сутуловатый, ноги полусогнуты в коленях — типичная фигурка жалкого чмыря. Лицо узкое, востренькое, посеревшее. Кожа, как плохо промешанное ржаное тесто. Угри… Во всем облике — крик души: «Покою!»
Солдатик копошился внутри несколько минут, потом, выпрямившись, появился над срезом башни и положил нечто на противоположный от обломка черепа край. Вокруг танка стояло человек двадцать, и все почти ощутимо, в голос заскрипели зубами: «Чмо-о!» А Валера не выдержал и полез вытаскивать из вещмешка свою плащ-палатку. Куделя помялся и нехотя протянул:
— Дед потом шкуру спустит…
Но тут вмешался взводный:
— Ладно, Валерка, давай!
Куделя замолчал, кивнул Валерке, и тот пошел к башне.
— На! Не мучайся…
Солдатик поднял очумелый взгляд, кое-как принял плащ-палатку и опять скрылся внутри башни.
Минут двадцать мы стояли и смотрели, как он там возится. Никто не порывался ему помочь. Еще через двадцать минут все было окончено. Экипаж из трех человек, находивщихся в башне, поместился в одну плащ-палатку, механик-водитель — в другую. Крест-накрест связали концы и закинули узлы на кишимскую БМП. Дальше пока не двигались — ждали комполка.
Солдатик отошел в сторонку. Он напоминал временно ожившего мертвеца. Во всем его виде просматривалась какая-то печать безнадежности. Казалось, он уже не принадлежит этому миру; казалось, что он УЖЕ умер. Все смотрели на него, не отводя глаз. И тут Серега вполголоса, почти шепотом, произнес:
Готов пацан!
Мы повернули головы:
— Что?
— Отбегался, говорю…
Это было настолько созвучно моим мыслям, что я почувствовал, как что-то дернулось и сжалось у меня в груди. Я не удержался и переспросил:
— Как это?
Серега вздохнул и нехотя процедил:
— Покойник он! Увидите…
Мы переглянулись, и, я уверен, еще не один из нас внутренне вздрогнул.
Солдатик тем временем отошел от танка, сел на камень и уставился куда-то за реку. Шурик немного помялся, а потом направился к нему и, прикурив, ткнул сигарету. Солдатик не увидел ее. Тогда Шурик легонько тронул его за плечо.
Солдатик повернул голову и встал. Несколько мгновений он непонимающе смотрел на незнакомого, вымученно улыбавшегося бойца. Потом все понял и начал вытирать руки. Сначала он провел ими по бедрам, потом, приседая, от ягодиц до самых сапог. Потом пристально посмотрел на руки, вытер их еще раз о бока и лишь после этого аккуратно взял протянутую сигарету и сел на свой камень.
Кто-то с его машины заржал, но тут же, осекшись, заткнулся.
Вскоре примчался Сидоров. Не спускаясь с КШМки, он мастерски выматерил саперов, танкистов, нас, разведчиков, кишимцев, духов и остальную «безмозглую сволочь». Все стремглав кинулись от него в разные стороны.
А через пару часов подразделения пришли на «точку» Кишим.
Мы, дозорная группа, были освобождены от всех нарядов и тут же завалились спать на первом попавшемся свободном месте. Встали в полдень. Полк принимал колонну, и нас целых двенадцать часов никто не тревожил. Назад колонна должна была ехать, а не идти пешком: боевое охранение до «точки» Третий мост осталось на участке, и дорога назад обещала быть неопасной. По крайней мере, в нашем сопровождении она не нуждалась.
Серега утром смотался в штабную землянку на совещание, а потом куда-то в глубь колонны. Вернулся он через полчаса расхлыстанный, взъерошенный, с бешеными глазами и разбитым кулаком правой руки. Мы подскочили и ринулись к нему, но нас опередил ротный:
— Куда?! Яп-понский бог!..
Ну, если Пухов помянул страну восходящего солнца, то под руку ему лучше не соваться. Через минуту к ним подошел замполит, и они втроем полезли на командирскую сто сорок первую. Проговорили, наверное, с час. Потом Серега опять куда-то умчался и появился только перед самым отбоем.
Мы несколько раз до этого подходили к Пухову, надеясь узнать, что же там случилось с нашим командиром, но тот в особые разговоры с нами не вступал:
— У него спросите!
Наконец Серега вернулся, подошел к нам и мрачно обвел тяжелым взглядом напряженные наши лица:
— Ночью обстреляли несколько машин охранения… — И после долгой паузы добавил:
— А пацана, того, убили…
Никто из нас не спросил, какого. Лишь кто-то хрипло поинтересовался:
— Как?
— Снайпер… Из Баланджери. Снял с идущей машины. Всего один выстрел, в голову… Они даже останавливаться не стали!
Мы только выдохнули, и опять кто-то спросил:
— Как, не стали?
— А вот так! С-с-суки зловонные… — Серега яростно выругался. — Ладно, отбой… В четыре выходим. До Третьего на машинах, а потом опять — в том же порядке.
Никто сразу не лег. Мы долго обсуждали новость, гадали и так и эдак, а перед тем как «отбиться», втроем подошли к одинокому Сереге. Залезли на броню, угостились «цивильными»… Несколько минут молчали, не решаясь расспрашивать подробности. Серега начал сам:
— И шанса парню не дала! Хлоп, и приехали…
Тут я не вытерпел и спросил о том, что давно уже вертелось на языке:
— Куда попал?
— Куда?! — Серега резко глянул мне в глаза, потом отвернулся и глухо, как будто говорил лишь самому себе, ответил:
— Вошла в затылок… слева, а вышла у переносицы… Глаз выбила… после этого снова вспомнил обо мне, смерил меня долгим пронзительным взглядом и медленно закончил:
— В правый… Пойди посмотри — у затоки, где санчасть ихняя…
Мы собрались идти втроем, но Валерка вдруг нарушил затянувшееся наше молчание:
— Был и у него шанс!
От неожиданности мы все, как по команде, сели на места, даже Серега.
— Что ты несешь! Какой шанс?!
— Был шанс, — упрямо повторил Валера. — Один… — И резко, немного неестественным голосом, закончил: — Летеху своего на хер послать!
Супец
Июнь 1983 года, первый день Бахаракской операции «Возмездие». На «точку» прилетели утром, только вылезли из любовно именуемых «коровами» МИ-6, как нас тут же погнали: «Получайте БК». Случившееся здесь в прошлый раз все помнили хорошо и поэтому грузились под завязку, с перебором даже.
Вдруг подскакивает какой-то штабной и командует: «Каждому по десять Ф-1; пулеметчикам — по пять!» (а пулеметчики, обычно, вообще гранат с собой не брали). Сразу стало понятно: «прогулка» — с заходом в кишлаки. Взяли гранат. Тут новый приказ: «Часть сухпая можно оставить, потом на вертолетах выкинут». Выкинут — не выкинут, это вилами по воде, но все равно команда хорошая: тащить в июне — под пятьдесят на столбике! — на себе лишний груз никому не хочется. Взяли жратвы всего на два дня, да и то кашу на «точке» тут же выбросили. Ну ничего — сидим, ждем.
Подходит старший лейтенант Пухов, глаза горят, автомат с плеча на плечо перебрасывает, как конь — секунды на месте устоять не может. По всему виду ясно — чешутся у Пухова руки; хорошо его в прошлый раз духи зацепили… Еще бы! Он слово себе дал не потерять в боях ни одного человека. А при Бахаракском погроме, фактически в операции не участвуя, четвертая МСР потеряла ранеными три человека, причем одного, ефрейтора Баранцова, впоследствии комиссовали с первой группой. Кстати, слово свое Пухов потом сдержал — за время его командования в роте никто не погиб. А до него четвертая мотострелковая уже успела поиметь свой «скорбный список» из четырнадцати имен. Заимеет и после, когда Пухов уйдет по замене. К весне 1985 года к «списку» добавят еще пятерых. Но пока Виктор Григорьевич Пухов был в роте и сводил с бабаями свои личные счеты…
Построил нас, помолчал и тихо начал:
— Так, мужики… Выходим через двадцать минут. Покурить, на горшок и прочее… Пусть кто-то мне на переходе заикнется — суровой нитью затяну! Потом он поставил задачу первым взводам и вдруг обратился к нашему взводному Быстрову: — А ты, Серега, со своими архаровцами идешь вот на эту точку! Пухов показал место на карте. — Будешь прикрывать правый фланг всей роты и лично мою задницу, понял? Идти вам чуть дальше, чем остальным, но тут недалеко — восемь с половиной по карте. Возьмешь одного человека с первого взвода в помощь на АГС. И еще с тобой пойдет Саша Рабинович — чтоб не скучно было. Да! Минбат сядет как раз между тобой и мной, но идти будет с вами. Все ясно? — И уже обращаясь к нам: — Ну все, мужики, вперед! и в штаны не делать — прорвемся! И не забудьте: за каждого пленного — десять суток гауптвахты… И по харе — от меня лично!