Страница 3 из 57
B советскую эпоху власть контролировала и направляла добровольческое движение в нужное ей русло: Китай, Испания, Вьетнам… но все равно это было делом чести: «У каждого офицера должна быть своя Испания!».[3] Добровольческое движение в изначальном его виде сохранялось в российской диаспоре, сейчас традиция ожила и в современной России. Сжато я бы выразил эту идею так есть у русских традиция давать бой ЗЛУ, даже если этот бой безнадежен. Своеобразный русский «джихад», правда, этот термин неуместен. Бремя белого человека. Крестовый поход. ITER..[4] С позиции рационалистической это объяснить очень сложно, ответ — в коллективном бессознательном, в тысячелетней памяти моего народа. Выключите на время телевизор, включите свои мозги. Кто мы, ветераны, той балканской войны? Зачем поехали на Балканы? Нет, не ради денег… Меркантильный мотив никогда не фигурировал. Зарплаты русских добровольцев, равно как и сербских бойцов, не хватало даже на сигареты. Лишь в начале 1993 года сербские общины двух городов (Вишеграда и Горажде) доплачивали добровольцам сверх обычных 10–20 DM в месяц убедившись в их реальной боевой эффективности. Я вижу огромную разницу между понятиями «доброволец» и «наемник». К последним я отношу военспецов или «солдат удачи», воюющих с кем угодно ради денег. Граница между добровольцем и наемником проходит там, где кончается борьба за чистоту идеи и начинается борьба за чистоган.
У меня прошла злость. Она в прошлом. Теперь — что-то вроде апатии, грусти. Все прошло… Но война не отпускает нас. Да, как ни странно, русские становятся большими сербами, чем сами сербы.
— Интересно, а как сербы воевали в Первую и Вторую Мировые войны… Я как-то могу понять их сейчас. Мы приезжаем полные энергии, но на несколько месяцев… А если бы годы — нам бы это тоже все осточертело, и желая сохранить свои жизни, мы вели себя бы крайне осторожно… Думаю, в случае аналогичной войны в России приехавшие сюда сербы также смотрелись бы выигрышно на фоне основной массы русских, — говорю я собеседнику, но тот яростно протестует:
— Нет, ни в коем случае! Ну, в первую мировую войну, они дрались с австрийцами, армия которых была плохой. Как говаривал Суворов, австрийцев только ленивый и не бивал. Достаточно вспомнить «Похождения бравого солдата Швейка», где стороны соревнуются в том, кто в большем числе сдастся в плен…
— Положим, что в Австрии были очень хорошие воины — венгерские гонведы и кроаты (хорваты).
— Но с сентября-то 1914 года русская армия вела наступление в Галиции, в эту мясорубку и были брошены все боеспособные австрийские части. А на долю сербов досталась всякая шушера. Оттого те так доблестно и сопротивлялись до вступления в войну Болгарии. А кроаты — были так, дерьмецо-с. Австрийцев в плен за год боев там сдалось более ста тысяч человек…
— Но в Великую Отечественную тут, в России и на Украине, хорваты себя показали.
— Грабежами и зверствами??
— Да, но и не только… Сейчас, после обретения независимости, хорваты выпустили серию марок — «Хорватская армия под Сталинградом», «Хорватская армия в Воронеже», «Хорватская Армия берет Ростов-на-Дону.» Ну, а Болгария это вообще анекдот и позор панславянского движения. Славяне вообще любят друг друга — при условии, что не живут по разные стороны общей границы. И при всей любви болгар к русским и в Первую, и во Вторую Мировые эта страна воевала против России, хотя фактически ее войска с нами в боевых действиях не участвовали…
— Формально участвовали, но на линии фронта шла лишь стрельба в воздух и были братания, а офицеры следили, чтобы процесс братания и совместных пьянок не зашел слишком далеко. А во Вторую сербы вели партизанскую войну на территории, где немецких оккупационных войск практически не было. Были там итальянцы, были хорваты, но наиболее боеспособные части опять-таки перемолол советско-германский фронт. В Югославии были места, на которые не ступала нога немецкого солдата.
— Это не аргумент. Положим, такие места были в любой из оккупированных стран.
— Гарнизоны стояли лишь в крупных городах. Сербы-четники были двух ориентаций — сторонники змигрантского правительства в Лондоне и правительства во вновь созданном сербском государстве. И продолжалась эта необузданная партизанщина и междоусобная война до 1943 года. Бои были не ахти какие, мелкие нападения.
— Ну это если сравнивать с советско-германским фронтом, то да, выглядит все очень бледно…
— А в 1943 году товарищ Сталин решил, что негоже оставлять партизанское движение без контроля и руководства — и нашел для этого, казалось бы, подходящую кандидатуру, мелкого функционера, работавшего на радио Коминтерна без всяких перспектив на продвижение. Доставили к нему того комсомольского работника — Иосифа Броз Тито. Ну, тот вне себя от счастья, и рассказал, как любит и боготворит он Иосифа Виссарионовича, как конспектирует и хранит под подушкой бессмертные творения вождя, как заучивает цитаты наизусть. Вождь же считал себя большим психологом и решил, что это именно тот человек, который нужен. Иосиф Тито получил деньги, оружие, специалистов, был заброшен в Югославию и стал воевать бок о бок с четниками. Те сначала покривились: мол кто такой тут объявился? Но Тито повел себя умно: «Чего нам делить, когда есть общий враг. А там разберемся…» В сорок четвертом разобрались: пришла Советская армия, всех четников — к ногтю. На стороне немцев тогда же воевал и русский корпус, составленный из белоэмигрантов, проживавших в Югославии.
— И их взяли в плен и тоже к ногтю? Заставили разделить судьбу бежавшего от Ленина Шульгина? Ну да, Югославия же была основным центром нашей военной эмиграции. В двадцатые годы югославская армия говорила по-русски. Если бы казакам еще бы и землю дали в Косово, они и стали бы хребтом сербской армии. Они повторяют ту же ошибку и сейчас, разговоров о поселениях русских было много, а до дела, до серьезной их организации не дошло.
— Русские в сорок пятом отошли в Австрию и сдались там союзникам, ну а те передали и белоэмигрантов, и казаков, и прочих гастарбайтеров Сталину, а он их послал далеко на восток…
Эмблема сербской динарской дивизии, которая воевала на Балканах в 1941–1945 гг.
Передо мною раскинулся, играя огнями, мегаполис. Москва. Снова спрашиваю себя, зачем мы поехали на эту войну. Может быть, чтобы доказать себе, что мы — русские? Нет однозначного ответа. Каждый решал за себя сам. Добровольно. Есть общие мотивы: склонность к риску (поиск романтических приключений), зов души (русская традиция волонтерства), невостребованность, желание самоутвердиться в этой жизни. Дай Бог, чтобы я оказался никудышним пророком, но почуствовал тогда, что над Балканами сгустилось Мировое Зло… Велась нечестная игра — все на одного. Обидно стало за сербов. За Россию, сползающую на уровень Третьего Мира. Очень сильно запахло Третьей Митровой. И Югославия для меня стала лакмусовой бумажкой, по которой я различал людей, и определял кто есть кто на самом деле.
Не могу поручиться за всех, но знаю точно, что Петр Малышев и Горыныч, Глеб и Денис разделяли мое мироощущение. Мы делали жертвоприношение, кладя на алтарь свои жизни — во искупление той грязи, в которую пала нынешняя Россия. Люди ринулись в центр мировой бури, чтобы с оружием в руках сойтись лицом к лицу со злом.
3
В Испании в 1936–1939 годах погибло около трехсот советских военспецов
4
Буквально — «путь». Так назывались крестовые походы в средневековье