Страница 7 из 15
Глава 4
Подавленный и растерянный, добрел я до станции метро «Кировская» и вдруг у входа в нее, на месте, где сейчас стоит памятник А. С. Грибоедову, увидел рекламный щит с объявлениями о приеме в вузы. Среди них сразу бросилось в глаза объявление Московского института стали (МИС) имени И. В. Сталина, которое меня очень заинтересовало. Во-первых, мне понравилось само название института, содержащее в себе очень романтичное тогда для молодежи слово «сталь», а также то, что носило это учебное заведение имя «великого вождя», происходящее от того же слова и полностью ему созвучное. Во-вторых, в объявлении перечислялись удивительные, еще неведомые мне после окончания института инженерные специальности различных отраслей черной металлургии и указывались широкие перспективы для инженеров-металлургов. В-третьих, этот институт, без сомнения, понравился бы моему отцу.
И тут я, не раздумывая дальше, сразу принял твердое и окончательное решение поступить учиться только в Институт стали, поскольку он и очень интересен, и очень престижен. Кроме того, как я дальше подумал, на родине это резко повысит перед всеми земляками авторитет моих родителей.
Мое настроение вновь поднялось. Крепко запомнив адрес института (Большая Калужская улица, дом номер 14), решил немедленно поехать в него с документами, но время уже было позднее, и пришлось отложить поездку на завтра.
27 июля, рано утром, взяв с собой только папку с документами и карту – план Москвы, отправился в Институт стали. Сначала доехал на метро до станции «Парк культуры», а потом перешел пешком по поразившему меня своей необычностью Крымскому мосту Москву-реку и оказался на Калужской площади. Отсюда прибыл к институту, но было еще рано и пришлось постоять и походить, ожидая впуска в здание и обозревая все вокруг. Обошел Калужскую площадь, застроенную в основном старинными желтыми двухэтажными домами и где у начала улицы Большая Якиманка находилась аптека и стояла большая бывшая церковь, в которой был устроен кинотеатр «Авангард», куда я позже часто ходил. Сразу обратил внимание на установленный над куполом церкви огромный рекламный щит, на котором было написано: «Всем попробовать пора бы, как нежны и вкусны крабы» и изображена банка с этим деликатесом с надписью Chatka на английском языке. А дальше над другим зданием был щит с изображением веселого малыша на фоне также видимой издалека надписи: «А я ем повидло и джем». (Позже, став студентом вуза, я однажды только из любопытства купил для опробования банку консервов с крабами, но их безвкусное и совсем нежирное белое мясо мне совсем не понравилось. Кстати, эти консервы были очень дешевыми, потому, вероятно, и была на них реклама. Однако повидло и особенно джем, продававшиеся в то время в закрытых металлической крышкой граненых стеклянных стаканах с цилиндрической верхней частью, все употребляли с удовольствием и в большом количестве.)
Часам к девяти у институтского входа, который тогда находился не в солидном предбаннике, пристроенном в поздние годы к зданию с его торца, а с внутренней стороны последнего (к Горному институту), собрались несколько абитуриентов с чемоданами и сумками. Эти молодые люди не имели такого аттестата, как у меня, и поэтому были вынуждены с 1 августа сдавать вступительные экзамены.
Вскоре всех впустили в здание. На втором этаже в аудитории приемной комиссии мы заняли очередь к одному из ее работников – жгучему брюнету (а им был, как я узнал потом, доцент Неверов, читавший студентам треть его курса курс лекций «Топливо и его сжигание» и позже начавший ходить в сильно изогнутом положении из-за хронического радикулита).
Я отдал Неверову свои аттестат, автобиографию и справки, сказав, что хочу поступить в институт. Он заставил меня написать соответствующее заявление и, заметив, что мой аттестат дает мне право поступать в любой вуз без вступительных экзаменов, повел меня к группе отдельно сидевших лиц, которые, предложив мне сесть, начали со мной беседу. При этом особенно отличался солидный шатен, одобривший мое решение поступить в институт и порекомендовавший мне выбрать специальность сталеплавильщика, с чем я, не раздумывая, согласился. Оказалось, что тем человеком был директор института М. Л. Королев, которого вскоре сменил в должности Н. М. Суровой – небольшого роста брюнет, бывший тогда секретарем партийной организации института и также участвовавший в беседе со мной.
Оба собеседника заявили, что я уже могу считать себя принятым в институт на металлургический факультет, и пожелали успехов.
Мне пожали руку и сказали, чтобы я вернулся без опоздания к началу учебного года. Я тоже, как мог, поблагодарил сотрудников приемной комиссии и спросил у них напоследок, какую же стипендию в институте платят. Было сказано, что на первом курсе стипендия составляет 110 рублей в месяц (а на эти деньги худо-бедно, но все же можно было тогда жить), а на других курсах она выше и на пятом курсе достигает чуть ли не 200 рублей в месяц. А студентам, имеющим отличные оценки, платят еще дополнительно. Будет предоставлено хорошее общежитие. Студенческий билет обещали выдать 1 сентября.
Вскоре, побывав, с целью ознакомления, на всех пяти этажах института, я покинул его стены и, радостный, поехал на Стромынку. И так все мои важнейшие дела в Москве с неплохим результатом завершились, я был счастлив, и таким образом началась фактически в этом городе моя юность. Теперь мне предстояло кратковременное возвращение домой с доброй вестью для дорогих родителей, братьев, сестры и других родных и близких…
Но рано утром 29 августа я снова был в Москве. Переночевав накануне в квартире тети Гали, позавтракав и оставив у ней до вечера чемодан, я отправился с деньгами, паспортом, комсомольским билетом и письмом о зачислении меня студентом в Институт стали в свое учебное заведение. Здесь, у входа в здание уже собралась с вещами и без них большая толпа «старых» и только что поступивших на учебу студентов и студенток. Они ожидали открытия входа. Пока это происходило, я сразу разговорился и познакомился с такими же, как сам, молодыми студентами – бывшими выпускниками Шаховской средней школы Московской области, которые понравились мне с первого же взгляда.
Это были Паша (Павел Иванович) Галкин, Арсик (Арсений Дмитриевич) Беспахотный, Дима (Дмитрий Васильевич) Филиппов и Вася (не помню отчества) Рябков. И случилось так, что дальше эти ребята (кроме Васи, погибшего позже на войне) стали для меня как в студенческое время, так и к концу жизни самыми близкими друзьями. С двумя, еще живыми, я продолжаю общаться и поныне (правда, уже редко – только по телефону по случаю больших праздников или дней рождения)…
Здесь же отмечу, что всем этим товарищам не суждено было окончить Институт стали и стать инженерами-металлургами. Им, кроме погибшего рано Васи, пришлось стать профессиональными военными: на четвертом-пятом курсах учебы в МИС, который осенью 1941 года эвакуировался в Сталинск (ныне Новокузнецк), их взяли учиться на инженерные факультеты, находившиеся также в эвакуации военных академий – Пашу и Арсика – артиллерийской (в Самарканде), а Диму – в военно-воздушной им. Жуковского. Они окончили свои академии только после войны, и им фактически посчастливилось не принять в ней участия. В дальнейшем они несли военную службу лишь в мирное время и закончили ее со званиями: Паша – генерал-лейтенанта (в последние годы он был референтом главнокомандующего советскими войсками в Германии), Арсик – инженер-полковника и доцента (с ученой степенью, как и я, кандидата технических наук), а Дима – инженер-подполковника.
Арсик преподавал в Высшем артиллерийском училище в Пензе и написал множество статей и учебники по артиллерийскому металловедению и термической обработке различных металлических материалов. В начале 50-х годов, будучи молодым офицером, он участвовал за Южным Уралом в крупных военных учениях с широким применением ядерного оружия и был при этом облучен, из-за чего последние десятки лет прожил, только принимая ежедневно очень дефицитные специальные таблетки.