Страница 8 из 71
Тот факт, что зачинательницей «весеннего похода» стала Германия Адольфа Гитлера, смутил не всех. Среди тысяч приказов, постановлений, распоряжений, циркуляров, отчетов, рапортов и частных писем из собрания Русского заграничного исторического архива в Праге трудно обнаружить документы, содержащие оборонческие настроения. Идея защиты СССР от внешней агрессии, невзирая на существующий в нем строй, очевидно, представлялась многим белоэмигрантам настолько абсурдной, что они даже не находили нужным полемизировать с ней.
К 1941 году белая эмиграция сохранила свое видение сущности советской политической системы. Большевистский период по-прежнему не рассматривался как логическое продолжение российской истории. С середины 1930-х годов советская идеология претерпевала определенную трансформацию. Произошла «реабилитация» Александра Невского, мощи которого в свое время были выброшены из лавры, Петр I стал преподноситься как прогрессивный исторический деятель. Сталин уже полностью состоялся как диктатор, и ему, по всей видимости, хотелось иметь соответствующую политическую родословную. Само понятие «патриотизм» было реабилитировано как побудительный мотив в действиях человека, что было необходимо Сталину в условиях предстоящей войны. Эмиграция внимательно следила за всем, что происходит в СССР. Патриотический антураж заставил многих поверить, что большевизм превращается в русскую национальную власть. Однако видные деятели РОВС оставались верны своим представлениям о большевизме. Попытки Сталина и его приближенных апеллировать к русскому прошлому понимались как идеологическое мародерство.
Белоэмигранты не воспринимали Гитлера как врага России, так как на момент его прихода к власти России как государства, в их понимании, не существовало. Они не воспринимали предупреждений об угрозе немецкой оккупации страны, которая и так уже находилась под оккупацией Интернационала.
Белоэмигранты не считали, что большевистский режим обрел легитимность за два с небольшим десятилетия пребывания у власти. Государственные структуры СССР не стали и никогда не смогут стать русским национальным правительством. В связи с этим любые военные действия против СССР воспринимались белой эмиграцией как миссия освобождения или, в крайнем случае, как замена одного оккупационного режима другим: «Власть антинациональной секты по существу губительнее и отвратнее господства другой нации. Под татарским игом русская самобытность менее искажалась, нежели под игом коммунистическим. Оно внешне менее заметно, так как коммунист говорит на том же языке… и потому сопротивление коммунистическому разложению требует большей сознательности, нежели противодействие иноземному засилью»[61].
Более того, именно Германия и даже непосредственно Гитлер зачастую вызывали симпатии у белой эмиграции. Важной причиной появления прогерманской ориентации у белоэмигрантов стало их разочарование в бывших союзниках по Антанте. Многие русские офицеры были убеждены, что главная причина, по которой Россия в 1914 году вступила в «Великую», как ее называли, войну, — это стремление оказать помощь союзной Франции. Помощь была оказана должным образом — русские армии П.К. Рененкампфа и А.В. Самсонова, наступавшие в Восточной Пруссии, отвлекли на себя часть германских войск. В результате французам удалось победить в битве на Марне и не допустить сдачи Парижа. Таким образом, Франция оказывалась в долгу перед русскими, тем более что участие в войне закончилось для России революцией.
В ходе Гражданской войны в России державы Антанты занимали двойственную позицию по отношению к Белому движению. Первоначально ему оказывалась материальная и моральная поддержка. Войска интервентов сохраняли союзнические отношения с белыми армиями и правительствами. Но после того, как военный успех начал сопутствовать красным, отношение начало меняться. Официальные представители Великобритании и Франции стремились убедить белогвардейцев сложить оружие. При этом они обещали начать переговоры с Лениным об амнистии участникам борьбы с большевизмом[62]. Страны Антанты были заинтересованы в скорейшем прекращении Гражданской войны, чтобы начать торговать с Советской Россией. Такая постановка вопроса воспринималась российским офицерством как предательство. И все же надежда на то, что союзники по мировой войне 1914–1918 годов будут верны своему долгу, еще сохранялась.
«Я ушел из Крыма, — писал генерал Врангель, — с твердой надеждой, что мы не вынуждены будем протягивать руку за подаянием, а получим помощь от Франции как должное, за кровь, пролитую в войне, за нашу стойкость и верность общему делу спасения Европы»[63]. Правительство Франции смотрело на сложившуюся ситуацию иначе.
Константинополь, куда в ноябре 1920 года прибыл основной контингент Русской армии Врангеля, был оккупирован войсками Антанты. Они отнеслись к русским как к обузе и потребовали роспуска армии. Это было абсолютно недопустимо для русского командования, поскольку уход из Крыма рассматривался как временное отступление. Франция сочла себя свободной от союзнических обязательств и согласилась лишь обеспечить снабжение русских войск на кратковременный период их рассредоточения. Великобритания вообще отказалась оказывать помощь, настаивая на немедленной репатриации белогвардейцев обратно в Россию. Русские беженцы были бесправны, никто не был гарантирован от произвола любого агента власти каждой из держав Антанты. В порядке компенсации за снабжение Русской армии продовольствием французы реквизировали имущество, эвакуированное ею из Крыма: 45 тысяч винтовок, 350 пулеметов, несколько сот тысяч гранат и снарядов, 12 миллионов патронов, 300 тысяч пудов зерна, 20 тысяч пудов сахара, 50 тысяч пудов другого продовольствия, 200 тысяч комплектов обмундирования, три парохода с углем, запас материалов для шитья теплой одежды и многое другое. Были конфискованы все русские военные и торговые суда, остатки денег врангелевского правительства в Парижском банке, личные счета лиц из окружения Врангеля[64].
Французы сокращением пайков и угрозами стремились заставить российских военных возвращаться в Россию, ехать в Бразилию рабочими на плантациях, вступать в ряды французского Иностранного легиона, переходить на положение беженцев и рассредоточиться по Европе. На одной из встреч с представителями недавних союзников Врангель заявил: «Если французское правительство настаивает на том, чтобы уничтожить Русскую армию, наилучшим выходом было бы высадить ее с оружием в руках на берегу Черного моря, чтобы она могла, по крайней мере, достойно погибнуть…»[65] Врангель был изолирован французами на яхте «Лукулл». Она была протаранена итальянской подводной лодкой и затонула. В момент столкновения на яхте никого не было, и главнокомандующий не пострадал. По официальной версии, столкновение произошло случайно, однако инцидент произвел крайне неблагоприятное впечатление на российскую общественность.
Державы Антанты, и прежде всего Франция, стремились превратить отступившую, но сохранившую боевой настрой и организованность Русскую армию в сообщество политических эмигрантов. Именно поэтому Врангель перевел свои войска в славянские земли, где можно было рассчитывать на добросердечный прием. К 1922 году большая часть русских войск была принята Югославией и Болгарией.
Жизнь среднестатистического эмигранта в Европе между двумя мировыми войнами была сложной. Офицеры и генералы принадлежали к социальной элите дореволюционной России. В эмиграции они вынуждены были работать в качестве обслуживающего персонала или заниматься тяжелым и малооплачиваемым физическим трудом, например в угольных шахтах. Это вело к психологическому надлому и мировоззренческому кризису. С правовой точки зрения выходцы из России имели слабую защиту и рассматривались как люди второго сорта. Конвенции, вынесенные под эгидой Лиги Наций, взявшей эмигрантов под свое покровительство, качественно не меняли ситуацию. Российские эмигранты не имели права перемены места жительства без особого разрешения.
61
Ольденбург С.С. Существо коммунистической власти. Цит. по: Назаров М.В. Указ. соч. С. 52.
62
2 апреля 1920 г. Верховный комиссар Великобритании в Константинополе получил от своего правительства предложение сделать генералу Деникину следующее заявление: «Верховный Совет держится того взгляда, что продолжение гражданской войны в России вызывает наибольшую тревогу при современном положении Европы. Правительство Великобритании желает представить на усмотрение генерала Деникина, насколько для него было бы полезно в настоящем положении, чтобы было сделано предложение Советскому Правительству о даровании амнистии, как вообще для населения Крыма, так и для личного состава Добровольческой армии в частности. Проникнутое убеждением, что прекращение неравной борьбы было бы наиболее важно для России, Великобританское правительство, получив согласие генерала Деникина, взяло бы на себя ведение переговоров и готово оказать генералу Деникину и его ближайшим сотрудникам гостеприимный приют в Великобритании.
Британское Правительство, оказавшее в прошлом в широких размерах помощь, благодаря которой только и возможно было продолжение борьбы до сего времени, по справедливости рассчитывает, что предложение его будет принято. Если бы тем не менее генерал Деникин его отклонил и решил бы продолжать явно безнадежную борьбу, то Британское Правительство сложило бы с себя всякую ответственность и прекратило бы раз навсегда оказывать ему какую бы то ни было поддержку». (Цит. по: Даватц В.Х., Львов Н.Н. Русская армия на чужбине. Нью-Йорк: Possev-USA, 1985. С. 5.)
63
Цит. по: Назаров М.В. Указ. соч. С. 26.
64
Назаров М.В. Указ. соч. С. 22–24.
65
Цит. по: Назаров М.В. Указ. соч. С. 24.