Страница 22 из 62
— Хотелось бы, — ответил Юрген.
Печка дымила не то чтобы нещадно, но глаза слезились и голова по утрам была чугунной. Впрочем, печка здесь, возможно, была ни при чем, и без нее в замкнутом помещении блиндажа, где на каждого солдата приходилось меньше квадратного метра, к утру было нечем дышать. Это не утешало, но успокаивало, пусть с чугунной головой, но проснешься. От капустных и гороховых выхлопов, от перегара шнапса, от испарений немытых тел и пропитанной потом и грязью одежды еще никто не умирал.
Блачек поднес зажженную спичку к открытой дверце печки. Оттуда сразу повалил сизый дым.
— Это от газеты, — сказал Блачек, — сейчас потянет.
— Будем надеяться, — сказал Юрген и поспешил выйти на свежий воздух.
Первым делом они укрепили перекрытие блиндажа. Юрген предпочел бы метровый слой бетонных блоков, но это была нерешаемая задача. Они смогли достать только толстые бревна, и те лишь благодаря Отто Гартнеру, который произвел сложный обмен. На интендантов не было никакой надежды, они были здоровы только подписывать приходные и расходные ордера. Бревна уложили в два наката, намертво скрепив их металлическими скобами, которые раздобыл Клинк. Юрген благоразумно не стал выяснять, где. Бревна обложили сверху дерном, получился небольшой холмик на скате большого холма. Маскировка создавала иллюзию безопасности.
Юрген прошел дальше, к разрушенной прямым попаданием авиабомбы ветряной мельнице. Разбитый в щепки деревянный верх служил им источником дров, кирпичный низ — камня и щебенки.
— Поберегись! — донесся крик Фридриха, и тут же, в нескольких метрах от Юргена, пронеслась граната, врезалась в остаток кирпичной стены, обрушила ее, умножив гору щебня.
— Испугались? — крикнул Фридрих и заливисто рассмеялся.
— Если ты и на поле боя будешь так же громко кричать, то русские точно наделают в штаны от страха, — ответил ему Юрген.
Он подошел к группе солдат, которые под руководством лейтенанта Ферстера осваивали новое вооружение. Тут Ферстер был на высоте, объяснять он умел в отличие от отдачи приказов. Говорил просто и доходчиво и не раздражался, когда приходилось раз за разом повторять одно и то же. От отделения Юргена на занятиях присутствовали Фридрих и Тиллери, им не надо было повторять дважды. Фридрих был просто сообразительным, а Тиллери до военной службы работал механиком в Оберхаузене, он был с любой техникой на «ты».
— Реактивный переносной гранатомет «Ракетенпанцербюхсе» 43, или, как его прозвали наши солдаты, «панцершрек», ужас танков, новое высокоэффективное оружие, призванное переломить ход войны, — вещал Ферстер, он все повторы начинал с первой строчки.
Юрген подошел к Фридриху, взял из его рук трубу гранатомета, примерился. Панцершрек был лишь немногим короче Юргена с его метром семьюдесятью. Лежавший рядом на земле, специально для сравнения, фаустпатрон казался на его фоне детской игрушкой. Труба была намного толще, рукой не обхватишь, да и тяжеловата, — килограммов десять, прикинул Юрген.
— В отличие от панцерфауста панцершрек — оружие многоразового применения, — продолжал свой рассказ Ферстер. — Устанавливаете гранату, производите выстрел и, глядя на разгорающийся танк противника, устанавливаете следующую гранату, выбираете следующую цель.
«Твоими бы устами да мед пить, — подумал Юрген, — как все просто!» В бою, даже если ты и попал из фаустпатрона в танк противника, времени на второй выстрел обычно не оставалось.
— Какая дальность? — тихо спросил Юрген у Фридриха.
— Сто пятьдесят, — ответил тот.
Да, это было много больше, чем у фаустпатрона, ровно в три раза. Танк преодолеет это расстояние где-то за полминуты. Юрген сдвинул рукава куртки и кителя, посмотрел на часы с секундной стрелкой. Это были хорошие швейцарские часы, он их снял с руки одного поляка интеллигентного вида в Варшаве. Они ему были не нужны. Зачем часы с секундной стрелкой интеллигенту, тем более мертвому?
— Фридрих! Внимание! Установить гранату, прицелиться! — скомандовал Юрген. — Сорок секунд, — сказал он, когда Фридрих выполнил все операции, и задумчиво покачал головой.
— Это нечестно! — воскликнул Фридрих. — Я не ожидал! Танк-то я буду ждать, там все быстрее выйдет.
— Там у тебя руки будут трястись, баш на баш выйдет, — ответил Юрген.
— Все как надо выйдет! Не беспокойтесь, герр фельдфебель, — бодро сказал Фридрих. — Отличное оружие, настоящее мужское оружие!
— Помните, — донесся голос Ферстера, — что при выстреле реактивного снаряда пороховые газы могут не полностью сгореть внутри ствола и тогда они вырвутся огненным потоком назад. Для защиты от ожогов на казенной части ствола установлен специальный щиток. Если по какой-то причине этот щиток сломается, используйте подручные средства. Какое средство защиты должно быть всегда у солдата под рукой? Правильно, противогаз! Надеваете противогаз и…
— У тебя противогаз есть? — спросил Юрген у Фридриха.
— Есть, в блиндаже, но с разбитыми стеклами, — ответил Фридрих.
— У меня есть! — сказал Тиллери и предъявил противогаз.
— Рядовой Хитцльшпергер! Берите пример с рядового Тиллери! И тренируйтесь, тренируйтесь, вы теперь у нас главные истребители танков, — сказал Юрген.
«Оружие неплохое, но на обещанное чудо-оружие не тянет, — размышлял он, двигаясь назад, к нижней линии траншей, — никакого перелома в ход войны оно внести не может. Переламывать придется нам, солдатам».
Навстречу ему шел обер-лейтенант Вортенберг.
— Как дела, фельдфебель Вольф? — спросил он.
— Дела идут, — ответил Юрген.
Вортенберг исполнял обязанности командира батальона на время отсутствия подполковника Фрике. Фрике они почти не видели. Он налетал как коршун, строил весь батальон, гонял строем по дороге для выпрямления мозгов, щедро разбрасывал взыскания для укрепления дисциплины, взбадривал их дух каким-нибудь лозунгом, типа «Мы победим, потому что мы должны победить», оделял толикой шнапса для поднятия настроения и исчезал. Он теперь командовал 500-м гренадерским ударно-испытательным полком, так громко и грозно именовалась новая воинская часть, в которой они имели честь состоять. Фрике был доволен, новая часть соответствовала его званию. Это был единственный повод для удовлетворения.
Это была глупая затея. Она могла родиться только в мозгу штабистов, которые обожают всякие реорганизации и устраивают их, невзирая на общую ситуацию, как нарочно выбирая самый неподходящий для этого момент. Впрочем, Фрике был почти уверен, что авторство идеи принадлежит лично рейхсфюреру СС Гиммлеру, далекому от реалий армейской службы.
Батальон был оптимальным размером для штрафной части. Его перебрасывали на самый жаркий участок фронта и на время придавали какой-нибудь дивизии. Если предстояло наступление, штрафников ставили на место прорыва, они шли по минным полям на пулеметы противника, вгрызаясь во вражескую оборону. Затем по их телам в пробитую ими брешь устремлялись основные части, довершавшие разгром и пожинавшие лавры победы. При отступлении штрафников оставляли в арьергарде, чтобы они задержали продвижение противника, и тут же забывали о них. От них не ждали, что они остановят противника, их просто бросали. Так грабитель бросает под ноги преследователей наименее ценную часть добычи. И они грудью вставали на пути противника, вступая с ним в неравный и безнадежный бой, и рано или поздно противник прокатывался по их телам, устремляясь в погоню за основными силами. Штрафники никогда не были победителями, они всегда оставались в проигрыше.
При такой практике использования испытательных частей отдельный штрафной полк просто не мог существовать как самостоятельное военное подразделение, ему не было места на передовой. Под командованием Фрике объединили остатки нескольких 500-х батальонов, добравшихся до западного берега Одера. Но все эти батальоны были разбросаны на обширной территории и каждый из них был придан какой-нибудь дивизии.
Они подчинялись, с одной стороны, штабу этой дивизии, с другой — командиру полка подполковнику Фрике, что порождало полнейшую неразбериху.