Страница 23 из 37
Окинава…
— Бросить против вражеских кораблей всю авиацию камикадзе. Атаковать не одиночными самолетами, а группами… Главное — уничтожить американские авианосцы…
— Линейный корабль «Ямато». — Адмирал Кадзума вздрогнул. — Если ему удастся незаметно подойти к острову, он один сможет уничтожить все корабли американцев…
— Линкор не имеет полного запаса топлива.
— Слить с других кораблей.
— Сколько ему нужно? Две с половиной тысячи тонн. Хватит на дорогу только в один конец.
— Какое решение принимает Военный совет?
«Самый большой корабль в мире…»
— Я за…
— Я за…
— За…
Кадзума снова вздрогнул — очередь отвечать дошла до него. Он поправил очки. Сухие губы растянулись в улыбке. Воин всегда должен улыбаться. Половина сидящих за столом знает, что на линкоре служат его сыновья. Он не позволит, чтобы все видели его слабость. Прежде чем губы сомкнулись и улыбка исчезла, он успел сказать:
— Я за…
Мерно гудели турбины, подрагивала койка, неподвижная желтая ночная лампочка тлела. Лейтенант военно-морского флота Ямадо Кадзума лежал на койке одетый, поверх одеяла.
Уходили в вечерних сумерках. Самый большой военный корабль в мире с чудовищными восемнадцатидюймовыми орудиями, полуметровой броней и машинами, способными разогнать корабль до скорости курьерского поезда, покинул рейд. Выбраны тросы, которыми линкор был прикреплен к четырем стальным плавающим бочкам. Не оставляя середины бухты, корабль тяжело развернулся — закружились, поменялись местами черные, уже плохо различимые в полумгле сопки. Небо на западе было желтым, с кровавой полосой, облака низкие, вытянутые. Искрили окнами облитые закатом дома. На улицах ни одного огонька. Оттого, что на корабле тоже не зажигался ни один фонарь, уход прошел незамеченным.
Четыре тысячи офицеров и матросов…
Собрали сразу же после выхода в море. Вышел командир башен главного калибра. Сто офицеров стояли в строю, синие с золотом кители.
— Окинава, — произнес командир, и строй чуть заметно качнулся. Все знали: у острова Окинава решается судьба империи, янки высадили десант. Аэродромы на острове разбиты, ни один самолет с красными знаками восходящего солнца уже не поднимается навстречу противнику. В нескольких милях от берега безнаказанно ходят взад-вперед угловатые, с косыми плоскими палубами его авианосцы.
— Мы расстреляем десант. У американцев нет корабля, способного противостоять нам.
Командир не сказал: идем в сопровождении миноносцев, с воздуха прикрытия нет…
И вот теперь — глухая ночь, готовность снижена, часть команды может забыться сном.
Ямадо тревожно повернулся — скрипнули пружины, желтый уголек лампочки переместился. Рядом шелестел, терся о бронированный бок корабля океан, в каюте подрагивали, вызвенивали стены. Ямадо рванул на груди рубашку, часто задышал.
Огромная стальная гора — броневые плиты и пушечные стволы, котлы с раскаленным паром и турбины, мерно вращающие валы, лабиринт коридоров, тихие кубрики, в них матросы в подвесных койках, такие же безмолвные каюты с офицерами… «Ямато» несся сквозь ночь, с каждой минутой приближаясь к одинокому, затерянному в океане острову. В штурманской рубке, над белыми ломкими картами склонились головы — штурман и его помощник На плотной бумаге все дальше тянулась тонкая карандашная линия: курс корабля — юг.
В рубке погас свет, кто-то открыл наружную дверь. Когда дверь захлопнулась, свет вспыхнул снова. Под лампочкой стоял командир. Штурман вытянулся, руки по швам, кончиком циркуля указал место корабля. Командир, обнажив испорченные табаком зубы, улыбнулся.
— Мы вышли незаметно. Они не обнаружат нас, пока мы не появимся у острова, — сказал он.
Он ошибся. Когда «Ямато» выходил из бухты, американская подводная лодка, которая уже неделю безрезультатно дежурила у берега, как раз подняла перископ. На фоне желтых, освещенных закатным светом домов двигался силуэт огромного корабля. Американец медленно повел перископом, считая башни.
— Дайте срочную радиограмму. Из порта, курсом в открытое море, линейный корабль! — крикнул он связисту.
В это время на «Ямато» за морем из башни главного калибра наблюдал через дальномер лейтенант Суги Кадзума. Когда лучи солнца окрасили волны в красный цвет, ему почудилось, что среди выпуклых красных водяных холмов блеснуло стекло, укололо глаз и скрылось.
— Это мне показалось, — сказал сам себе Суги Кадзума.
Рассвет застал «Ямато» посреди океана. Он вымыл из темноты серые пологие валы, которые, равномерно вздымаясь, приближались к кораблю, ударялись по одному о форштевень и, рассыпавшись, стремительно неслись вдоль борта… Три винта мерно взбивали пену, встречный ветер гнал остатки ночного тумана. Усталые от бессонной ночи, одуревшие, матросы тоскливо дрожали, сидя в жестких металлических сиденьях у зенитных орудий. Солнце, еще не обжигающее, висело над океаном.
— Так, — вздрогнув, произнес в боевой рубке командир линкора, когда вахтенный офицер доложил, что сигнальщики видят в воздухе какую-то машину.
Через узкую, прорезанную в полуметровой броне щель была видна часть горизонта. Над ней медленно, почти незаметно для глаза, перемещалась точка. Командир с усилием толкнул бронированную дверь, вышел на крыло ходового мостика, поднес к глазам тяжелый черный бинокль. Когда зрачки, сузившись, освоились с блеском воды, он увидел уходящий прочь от корабля, похожий на крылатую серебристую рыбу гидросамолет — летающую лодку, в которой угадал «Каталину». Он отбросил голову назад, коснулся затылком жесткого, стоячего воротника. Своих истребителей нет.
Летающая лодка побродила у горизонта, а затем пересекла курс линкора. «Смотрит, куда мы идем», — тоскливо подумал командир и занял свое место на вращающемся табурете у края мостика.
После десяти часов к первой лодке присоединилась вторая. Они держались на пределе видимости, попеременно исчезая и появляясь. Теперь надо было ждать боевых самолетов, и командир представил себе, как от Окинавы уже идут авианосцы, такие же громадные, как линкор, нелепые, с четырехугольными высоко поднятыми плоскими палубами.
«Ямато» несся им навстречу…
Их заметили после полудня. Солнце уже стояло в зените, и потому черная цепочка летящих машин была видна зловеще-отчетливо. Они летели углом, как стая гусей, почти касаясь крыльями друг друга, а когда приблизились, то солнечным огнем вспыхнули застекленные кабины и в бинокль стали видны подвешенные под крыльями белоголовые торпеды. Старший артиллерист-зенитчик, выждав, когда самолеты приблизятся, скомандовал: «Огонь!» Тотчас застучали автоматические пушки, красные и голубые трассы протянулись навстречу самолетам, белые ватные облачка разрывов повисли в воздухе. Небо стало рябым, среди облачков замелькали искры — рвались снаряды. Артиллерист скомандовал, разрывы подтянулись к самолетам, одна из машин накренилась, чиркнула крылом по воде, перевернулась и, выбросив клуб черного дыма, исчезла. Кто-то слабо закричал: «Банзай!» Самолеты беспорядочно бросали торпеды, взметывая белые фонтанчики, те падали в воду. Сбросив торпеды, машины разворачивались и, показав на мгновение беззащитное голое брюхо и такие же беззащитные светлые крылья, торопливо спешили уйти. Один самолет бросил торпеду поздно, она упала невдалеке от борта. Командир «Ямато» даже поднял руку, словно защищаясь; но торпеда ушла, поднырнула под корабль. Самолет с ревом и грохотом пронесся над самыми мачтами. Люди, сгрудившиеся около открытых, без щитов, автоматов, увидели сквозь блестящее стекло кабины головы двух летчиков, какие-то тряпочки, висящие под крыльями, и каждую заклепку в длинном рыбьем теле машины. Орудия не успели открыть огонь, самолет помчался прочь, мечась из стороны в сторону, как зверь, который спасается бегством.
Вскоре появились бомбардировщики. Они подкрались незаметно, на большой высоте, образовали круг и стали по одному вываливаться из него. Каждый несся к воде, отвратительно воя. От каждого отделялась горсть бомб и мчалась, продолжая острую линию падения самолета. Теперь били все орудия линкора, и снопы трасс, скрещиваясь, впивались в дрожащие, сверкающие машины.