Страница 9 из 37
Когда Шварц и Зигель справились с катками, мы еще елозили шомполом в стволе туда-сюда. Шварца я отправил караулить подход машин со снарядами и горючим, а Томас подменил Карла Ланге, который тут же полез ковыряться в двигателе.
Когда мы закончили, уже начало темнеть. Хуберт прислал молодого пехотинца сказать нам, что подвезли боеприпасы и бензин, и мы отправились их получать. Наши желудки к тому времени выводили громкие трели, жутко ныли руки и болели спины.
Шварц поджидал у грузовиков и, заметив нас, призывно замахал руками.
Снаряды транспортировались в деревянных ящиках, по три заряда в каждом. Отдельно — бронебойные, отдельно — кумулятивные. Сгружали их из кузова самостоятельно. Делали это впятером, иначе легко можно было надорваться.
Загрузкой снарядов в танк, естественно, тоже занимались всем экипажем, никто не ленился. Десятикилограммовые болванки вытаскивали из ящиков и передавали друг другу. Сначала подавали их через люк механика-водителя, где Шварц их бережно принимал и распределял в укладках на днище боевого отделения, а потом уже поднимали на башню и, опуская через люк заряжающего, укладывали на бортах корпуса и в башне. Всего в «тигр» умещалось девяносто два снаряда. Мы расстреляли не весь боекомплект, а потому получили восемьдесят болванок, большинство из которых были бронебойными.
Когда погрузка закончилась, сил у нас уже не оставалось. Арифметика простая — мы восемьсот килограммов перегрузили в нашу машину, руки наши отваливались, и единственным желанием было завалиться на землю и тихо сдохнуть.
Но на этом не закончилось.
В довершение всего нас ожидало «веселое» путешествие к танку с двадцатилитровыми канистрами с бензином. «Тигру» для полной заправки нужно двадцать семь канистр, но, слава Господу, мы не израсходовали и половины. Бедняга Ланге дополнительно еще мотался за маслом.
Бесчисленное количество ходок с канистрами и ящиками со снарядами вымотало нас окончательно, и когда привезли ужин, мы едва держались на ногах. Отдыхающие рядом гренадеры, глядя на наши измученные физиономии, сжалились над нами и послали бойцов принести нам еду.
Пехота всегда относилась к танкистам с уважением, а после сегодняшнего случая, когда наша машина помогла им в сложной обстановке и мы своим появлением в селе спасли много жизней, на нас смотрели восторженно. Поблагодарив ребят за помощь, мы с жадностью набросились на еду.
Ужин был горячим, и мы, обжигая глотки, запихивали в себя картошку со свининой, нещадно скребя ложками по алюминиевым котелкам. На десерт нам досталось по чашке дымящегося эрзац-кофе и крекеры с джемом.
У кого-то из пехотинцев нашелся шнапс, они предложили нам присоединиться, и вместе мы не преминули слегка отпраздновать сегодняшнюю победу. «Великой Германии» удалось отвоевать у русских немного земли, а это в нынешних условиях было важно.
— Ну и дали вы жару! — восторгался один из гренадеров. Голова его была перебинтована, но он держался молодцом. — Без вашей поддержки Иваны выдавили бы нас из села.
— Да! — подхватил другой. — Они тут когтями за землю держались. Мы за каждую чертову избу сражались.
— Раз так, то тогда еще понемногу, — заулыбался Ланге, довольный, что ему оказывают такие почести. — Наливай мне побольше, ребята!
Но я сурово глянул на него, и он осекся:
— Мне чуть-чуть, на самое донышко, — Ланге сник, косясь на меня, и подставил кружку разливавшему шнапс гренадеру.
— Герр фельдфебель, — окликнул меня сидящий слева гренадер.
Я обернулся к нему, но краем глаза успел заметить, что кружка Ланге наполняется до краев. Едва я хотел остановить его, как он опрокинул содержимое себе в глотку и удовлетворенно крякнул.
— Вот прохвосты! — гаркнул я, понимая, что меня обвели вокруг пальца, как нерадивого мальчишку.
Ланге виновато пожал плечами и опустил глаза, но на лице его играла лицемерная ухмылка. Отвлекавший меня гренадер прыснул в кулак, не сдержавшись, а Шварц громко заржал. Его поддержала вся компания, но смеялись все без издевки, по-доброму.
— Черт с тобой, — махнул я рукой, глядя на Ланге. — На первый раз прощу. Но если еще…
— Ни-ког-да! — отрапортовал он, скрывая притворство за маской напускной серьезности.
Я и сам был не против немного промочить горло, но слишком хорошо знал свой экипаж, чтобы дать им переусердствовать со спиртным. Все хорошо в меру, тем более в боевой обстановке. Завтра снова предстоял жаркий день, в этом был уверен каждый, кто тут находился. И мне нужна была полная отдача от каждого члена нашей маленькой команды. Трезвые и рассудительные мозги, вот что нам завтра понадобится.
Поблагодарив гостеприимных гренадеров, мы откланялись и вернулись к танку. День выдался чертовски тяжелым, и еще неясно было, кто кому задал трепку — мы русским или они нам.
Парни начали располагаться ко сну, но мне, несмотря на смертельную усталость, спать не хотелось — сказывалось нервное перенапряжение. Захотелось побыть в одиночестве, и я подумал, что неплохо было бы просто немного пройтись, чтобы забыться на время, если это возможно в наших условиях.
Послонявшись по разрушенной деревушке, я нашел какое-то бревно, из которого русский крестьянин соорудил подобие лавочки, сел и достал сигарету. Долго смотрел, как дым тонкой струйкой поднимается вверх. Небо было чистым, усыпанным мириадами ярких точек звезд.
ГЛАВА 4
— Вот ты где, дружище!
Я резко поднял голову. Передо мной стоял Отто Рау, целый и невредимый, а рядом с ним молодой унтер-офицер, командир «пантеры», которую мы подтолкнули во время боя.
— Отто! Рад, что ты живой! — я радостно вскочил, и мы пожали друг другу руки. — Присаживайтесь!
— Да, живой. Хотя потрепали нас сильно, — он опустился на бревно рядом со мной.
Унтер остался стоять, переминаясь с ноги на ногу.
Посмотрев на него, Отто обратился ко мне:
— Позволь, Пауль, представить тебе моего приятеля Бруно Фишера, — затем указал унтеру на меня и добавил: — А это Пауль Беккерт, героический командир «тигра».
Я попытался изобразить на лице смущение, но Отто отмахнулся:
— Ничего не хочу знать! Настоящий герой! — засмеялся он. — Я видел, как ты в село ворвался.
— Да брось, — мне вдруг и правда стало неловко от его слов. — Там даже времени подумать как следует не было.
— Бруно рассказал мне, как ты вытащил его из передряги, — продолжил Отто. — Вот, хочет поблагодарить тебя лично.
Парень кивнул, он явно волновался:
— Да, спасибо от всего экипажа. Я думал, нам крышка. Это ведь мой первый бой. По нам снаряды лупят, я уже молиться начал, а тут вы подоспели.
— Ты присаживайся, день тяжелый был.
— Спасибо, — он присел, но по-прежнему в нем чувствовалась неуверенность.
Мы с Отто для него были настоящими танковыми асами, и он стыдился, что так оконфузился в бою. Вероятно, как и большинство подобных ему юнцов, полагал прежде, что в первом же бою начнет крушить врага направо и налево и о нем тут же напишут в газетах.
— Расслабься, Бруно, — сильно хлопнул его по плечу Отто. — Я в первом бою чуть в штаны не наложил, и ничего. Пауль эту историю знает. Я тогда на «трешке» разъезжал. Снаряд долбанул прямо в смотровую щель, внутри все болты и клепки повылетали. Пороховыми газами и гарью весь нос и глотку выжгло. Грохот, звон страшный стоит, я ничего не слышу, в глазах темнота кромешная. Даже сознание на время потерял. Танк остановился. Меня из машины вытащили, я очухиваться стал. Себя ощупываю — вроде цел. Но чувствую, что-то теплое по ногам течет. Думаю — вот позор, обосрался перед друзьями, боевыми товарищами! Оказалось, отлетевшим болтом мне ногу зацепило, и кровь по бедрам течет.
— Да, помню эту историю, — засмеялся я. — Не беспокойся, Бруно. Твой дебют, в отличие от старика Отто, прошел нормально. А то, что растерялся, так это с кем не бывает. Я, например, первое время блевал постоянно с непривычки. Мы — солдаты, и нам не зазорно бояться. Не боится только сумасшедший. Главное, страх направлять в нужное русло. А остальное придет с опытом.