Весёлый гном

- Ты… сам это видел?

- Ну да. Жутко, правда: только что она мимо меня прошла, и вот – уже в петле.

- Ты думаешь, она сама повесилась?

- А вы думаете, не сама?

- Я твое мнение спрашиваю. Ты сам сказал, что видел, как она вышла – она была похожа на человека, который шел вешаться?

- Нет, я бы так не подумал.

- Она что-нибудь тебе сказала, когда проходила мимо? Посмотрела на тебя?

- Ну, как обычно: чего, мол, Вадик, грушу околачиваешь.

- А ты действительно околачивал?

- Да я в окно просто смотрел – глаза отдыхали от монитора.

- Ну, это ты Галине Ивановне втирать можешь про глаза. И что, у неё с собой веревка была?

- Нет, у неё с собой вообще ничего не было.

- Так с чего ты тогда решил, что она повесилась? Или у неё всё было заготовлено заранее, в сливном бачке припрятано – так, выходит? Она только ждала, чтобы решить со мной вопросы по оплате, набить план общения с партнерами, и – быстренько в туалет вешаться.

- Это… у вас юмор такой?

- Это у меня сейчас истерика будет! – она прикусила губу, чтобы не дать волю своему раздражению. – Ладно, позови, пожалуйста, Сергея.

Вадим, недовольный, молча вышел, и через минуту на его месте уже сидел Сергей. Это был плотненький паренек двадцати двух-двадцати трёх лет, пышущий здоровьем и благополучием, с розовыми щечками и открытым лбом. Ирина не читала еще его личную карточку, но подозревала, что он не служил в армии, как, впрочем, и Вадим. Вот мужики пошли!

- Сергей, ты знаешь, что у нас тут… нестандартная ситуация.

- Да, Ирина Олеговна, это ужасно!

- Ты видел, как она выходила?

- Нет, я в этот момент как раз консультировал клиента по телефону, но Яна говорит, что она от вас вышла такая вся задорная, и от этого – еще в большей степени шок.

- Как там Яна?

- Сидит в углу, отходит – Антонина ей накапала чего-то в рюмку, она сейчас в трансе.

- А там, в туалете…

- Я, честно говоря, не нахожу в этом ничего, на что стоило бы глазеть, поэтому вышел просто, за компанию, в коридор, чтобы Яну… это… поддержать.

Ирина сообразила, что Сергей побаивался покойников, поэтому и не приблизился к женскому туалету.

- Понятно. Но при этих обстоятельствах фирма всё равно должна работать, ты же понимаешь, и как бы мы ни сожалели о случившемся, наши клиенты, объективно, в этом не виноваты, и на них это никак не должно отразиться.

- Да, конечно.

- Поэтому тебе, как самому опытному сотруднику, нужно будет в эти дни брать инициативу на себя, особенно в вопросах общения с клиентами.

- Да, конечно, я понимаю.

Ирина еще в течение пяти минут излагала ему ближайшие задачи на будущее, в душе сомневаясь, что Сергей именно тот человек, который мог бы заменить при сложившихся обстоятельствах старшего менеджера, но выбора у неё, по сути, и не было: пока найдешь адекватную замену, сезон может пройти мимо. После его ухода она подумала, что, наверно, выглядела цинично, распределяя полномочия Галины – но, с другой стороны, это же бизнес, который не может и не должен зависеть ни от смертей, ни от рождений, ни от смены правительств, иначе грош цена такому бизнесу: так любил повторять её муж.

Она налила себе кофе из поттера, стоявшего в углу, когда в её дверь снова постучали, и на пороге появились два незнакомых молодых человека. Впрочем, она сразу определила, что они из милиции: быстрый взгляд по сторонам, дежурная улыбка на губах и холодные пронизывающие глаза, пытающиеся найти очертания пистолета под её лифчиком, угловатые движения – всё это выдавало представителей правоохранительных органов.

- Ирина Олеговна, вы не могли бы уделить нам несколько минут? – осведомился старший из них после официального знакомства с предъявлением служебных удостоверений.

- Присаживайтесь, пожалуйста, - предложила она, придвигая своё кресло ближе к столу. – Я так понимаю, что разговор будет о Галине Ушаковой.

Она рассказала им всё, что относилось к событиям этого дня. Они слушали, не перебивая, делая пометки в своих блокнотах, иногда вставляя уточняющие вопросы. Потом один из них спросил:

- Извините, а это не ваш родственник находится в розыске?

- Да, это мой муж.

Они переглянулись.

- Вам не кажется странным, что за полгода в фирме случилось два таких… неординарных происшествия?

- Знаете, я недавно только взялась за ведение дел фирмы, поэтому пока не могу с уверенностью сказать, что здесь странно, а что – обычное явление. Но, конечно, это наводит на черные мысли, поэтому ваша помощь здесь будет очень кстати.

Она подумала, что они уже собрали достаточно информации, потому что не стали долго допекать её расспросами, предупредив, однако, что при необходимости ещё свяжутся с ней. После их ухода она почувствовала, что, пожалуй, устала: голова шла кругом, на душе тяжелым грузом лежало ощущение вины перед Галиной Ивановной, хотя она не могла себя упрекнуть в чем-либо конкретно – не она же, в конце концом, набрасывала ей петлю на шею. Как было бы здорово поехать сейчас домой, залезть в теплую ванну и расслабиться, скинуть с себя проблемы и забыть про всех, а потом почитать что-нибудь легкое, съесть наскоро приготовленный ужин и улечься перед телевизором – и чтобы ни забот, ни тревог. Она уже реально не помнила, как ощущается чувство полной удовлетворенности и гармонии. Давно этого не испытывала. С тех самых пор, как Акимов последний раз привычным жестом поцеловал её в щеку и ушёл на работу.

Она почти до восьми оставалась в офисе, общаясь с партнерами на своем ломанном английском, убеждая и себя и их в правоте своих решений. Брайан оказался словоохотливым мужчиной среднего возраста, готовый, казалось, принять её доводы по оплате, но лишь только она пыталась подтвердить его согласие, как неизменно в ответ слышала непреклонное «no way», и ей приходилось заново объяснять сложившуюся ситуацию. В итоге они всё же нашли компромисс, и из офиса она выходила с чувством исполненного долга.

Её «Глория» одиноко стояла на своём персональном парковочном месте, и Ирина не стала дожидаться, пока прогреется двигатель, а сразу поехала домой. На стоянке её встретили, как обычно, приветливыми и ласкающими её ноги взглядами, но от усталости ни этих взглядов, ни своих ног она уже не чувствовала. Она шла домой по тускло освещенной улице между домами и вдруг поймала себя на ощущении, что за ней кто-то следует. Она обернулась, но никого не увидела: тротуар был пуст, легкий ветерок гонял мусор по обочинам, из окон падал свет на размякшую глину, в которую превратился недавний снег. Ирина прибавила шагу, но чувство преследования её не покидало: это не было отзвуком шагов, это не было чьим-то дыханием за её спиной, но в её голове засело чувство, что за ней наблюдают, пристально смотрят со всех сторон сразу, и она не в силах была укрыться от этого преследования, избежать пронизывающего ока, готового растерзать её душу.

Почти бегом она вбежала в свой подъезд и вызвала лифт, и пока он мучительно медленно спускался, ей всё казалось, что вот-вот распахнется парадная дверь, и вслед за ней ворвется в подъезд нечто, и ей некуда будет скрыться, негде искать спасения, и даже крикнуть «пожар!» не останется ни времени, ни сил; да и кто её услышит, если квартиры в доме располагались только со второго этажа. Она заворожено смотрела на черный металл двери и красный огонек домофона, прислушиваясь к звукам извне, а потом вломилась в не успевшую до конца раздвинуться дверь лифта и остервенело стала нажимать на кнопку своего этажа, и даже внутри кабины, медленно поднимавшейся вверх, она не могла сбросить с себя охватившую её панику, а перед глазами вдруг всплыли туфли и краешек серой юбки, и Ирина, стиснув зубы, принялась заставлять свой мозг не показывать ей остальное – она не хотела представлять себе искаженное в агонии лицо Галины, высунутый в предсмертной судороге язык, закатившиеся глаза и скрюченные пальцы, пытающиеся сбросить с себя острую, как лезвие, тонкую бечевку, впивающуюся в кожу на хрупкой шее. Её руки тряслись, когда она доставала ключи, а потом не могла попасть в замочную скважину, постоянно оглядываясь на темный лестничный пролет, словно ожидая, что вот-вот откуда-то сверху из полумрака вдруг вывалится безжизненное тело, которое будет раскачиваться на веревке в посмертном ритме безжизненного маятника.