Нечеловек

Сейчас же он смотрел фильм о тех, кому несладко, практически не отрывая взгляда от экрана.

– …Максим, что с тобой, сынок?

Женщина подошла к ребенку. Родители увидели закипающую в нем ярость. Макс сильнее сжал кулачки, как-то напрягся весь.

– Что случилось, Максик? – К парнишке подсел отец. – Ты увидел что-то страшное?

Ребенок молчал.

– Максим, ну скажи нам, что тебя напугало? – встревожилась мать. Максим повернулся к маме и поднял на нее глаза, полные слез.

– Мама, мамочка! Как я их ненавижу!

– Кого, сыночек, кого? – Женщина прижала мокрое от слез лицо сына к груди.

– Этих мальчишек, – малыш всхлипнул, – они… они избили мальчика. И… и они забрали у него деньги.

– Сынок, это же просто кино, – мать погладила его по голове. – На самом деле эти мальчики дружат и ходят вместе в школу.

– Правда? – Он не перестал плакать, но больше не всхлипывал.

– Ну конечно, Максик, – мужчина взял крохотную ладошку сына в свою руку и легонько сдавил. – Они артисты, и завтра мы увидим их, ну скажем, в «Ералаше».

– Даже если и так, – мальчик посмотрел отцу в глаза, – я не хочу их больше видеть.

От взгляда ребенка мужчине вдруг стало не по себе, и он отпустил руку малыша. На него смотрели не детские наивные глазенки, а глаза взрослого жестокого человека. Максим перевел взгляд на маму и улыбнулся.

– Мам, пап, давайте поиграем во что-нибудь! – Он улыбался, глаза по-детски засияли. Отец был в очередной раз поражен столь быстрой переменой в сыне, но все-таки улыбнулся в ответ.

Остаток дня они проиграли в настольные игры, позабыв о случившемся.

На следующий день телевизор взорвался. Пока родители были на работе, а мальчик – в школе, телевизор будто вывернуло наизнанку.

Когда вечером взрослые в недоумении стояли у развороченной техники, отец вдруг обернулся и посмотрел на сына. И он увидел то, чего ему видеть было нельзя. Мальчик улыбался.

«Отец меня ненавидел».

– Максим, братишка! – Несмотря на разницу в возрасте (Аскер был старше Макса лет на двадцать), хозяин кафе обращался к Максиму именно так.

Макс повернулся и сразу же попал в железные объятия Аскера.

– Раздавишь, – простонал он.

– Что-то ты выглядишь не очень, а, Максик?

– Да нет, все в порядке. Слушай, Аскер, помнишь, у тебя делали хычины?

– Ты что, Максим, по студенческим годам соскучился? Может, тебе граненый стакан и бутылку портвейна принести?

– Нет, это будет слишком. Кстати, винца домашнего тоже можно.

– Будет тебе вино, братишка. Да и с хычином что-нибудь придумаем. Шашлык с меня.

– Ловлю на слове.

Когда Максим вошел в кабинку, он уже не помнил, кто кого ненавидел, но неприятное ощущение осталось, будто он что-то совершил такое… такое… что-то плохое.

Через пять минут в кабинку вошла официантка с каменным лицом. На вид ей было лет пятьдесят. Максим даже подумал, что она еще в совковые времена начинала в какой-нибудь обкомовской столовой, и лицо ее тогда было не столь гранитным. Деловито открыв блокнот размером с поднос, официантка приняла заказ. Анжела заказала овощной салат, Макс заказывать ничего не стал (Аскер обещал хычин). Дама с каменным лицом вернулась с заказом Анжелы и с хычином на пожелтевшей тарелке. На удивление Максима, она надела маску добродушия.

– Приятного аппетита, – сказала официантка и вышла.

Минут через десять был подан дымящийся шашлык и два графина. В одном – вино, а во втором – жидкость, по цвету напоминающая коньяк.

– Ваш ужин за счет заведения. Аскер Рустамович так сказал. – Последнюю фразу дама произнесла с надрывом.

– Что-то она не очень рада этому, – сказала Анжела, когда официантка вышла.

– Аскер своим добрым жестом только что лишил ее возможных чаевых.

– Так получается, ты зря у начальника надрывался, зарабатывал эти деньги? – Анжела улыбнулась.

– Получается, так. – Максим налил себе коньяка, а Анжеле вина.

– Ну, уж нет. Я найду им применение.

– Я знал, что на тебя можно положиться. – Макс подал жене бокал и взял свою рюмку. – Ну, за что выпьем?

– Как будто не за что! – Анжела кокетливо подмигнула супругу.

– Ну, тогда за эту милую статую с блокнотом.

– Я тебе сделаю – за статую! И вообще, почему это ты заглядываешься на баб?

– Вот. Давай выпьем за доверие.

– Какое доверие, если ты с этой Афродиты преклонного возраста глазами штаны снял.

– Анжела, побойся Бога и всех его приближенных. У нее же даже через джинсы целлюлит виден!

– Ах, так все-таки ты смотрел на ее задницу?

– Только одним глазком, чтобы еще раз убедиться – лучше тебя никого нет.

– Подлиза. – Анжела подсела ближе к Максиму и поцеловала его. – Смотри мне. Если я узнаю, что ты где-нибудь на стороне ищешь утешения, я… я уйду от тебя.

– До этого не дойдет. – Максим поцеловал Анжелу в губы. – Я не допущу этого.

Анжела сидела у трельяжа и с улыбкой вспоминала некоторые моменты вчерашнего прекрасно проведенного вечера. Нежные прикосновения и поцелуи Максима были несравнимы ни с чем. Да, по сути, ей и сравнивать-то не с чем. Даже если и была нежность в ухаживаниях бывших партнеров, то Анжела ее забыла. Она порой признавалась себе, что и вышла-то замуж за Максима, чтобы забыть. Это совершенно не значило, что она не любит Макса. Любит, очень любит. Скорее всего, именно из-за этой любви Анжела никогда не вспоминала «свою жизнь до Максима». Как хорошо быть счастливой! Как хочется, чтобы это длилось вечно… Она посмотрела на свое отражение. Черные волосы обрамляли красивое лицо, почти не носящее следов макияжа. Анжела не хотела походить на ярко раскрашенную Эллу Фигурнову, но и одновременно не хотела отставать от нее в привлекательности.

«Все будет хорошо, милочка. Ты заслуживаешь счастья».

– Анжел, ну ты скоро? – окликнул Максим жену, сложил фотографии и захлопнул альбом.

Макс иногда на досуге пересматривал фото. Множество снимков, но ни одного с изображением его родителей. Да что там родителей – Максим не видел ни одной собственной фотографии до десятилетнего возраста. Будто и не было Максима Бабурина до десяти лет. Не рождался, не ходил в детский сад, не пошел первый раз в первый класс. Беда была и в том, что вместе с фотографиями того периода у Бабурина отсутствовали воспоминания. Крестный говорил, что все наладится и Максим выздоровеет. Поэтому-то муж и пил эти безвкусные пилюли для улучшения памяти.

Максим достал из кармана пластинку с таблетками. Она была пуста. Черт! Больше у него не было. Ладно, один день без таблеток не смертелен. Завтра надо будет нанести визит крестному. Он встал с дивана, положил альбом на журнальный столик и пошел к спальне.

– Если мы не выйдем через пять минут, то можно никуда не спешить, потому что нас никуда не пустят. Между прочим, из-за тебя. – Он подошел и поцеловал Анжелу.

– Да ладно, никуда мы не опоздаем. – Она встала и кокетливо спросила: – Ну, как я тебе?

Максим осмотрел ее с ног до головы и присвистнул:

– Сногсшибательно. Раньше я боялся только за кошелек на ваших сомнительных корпоративных вечеринках, ну а теперь… – Он развел руками.

Анжела улыбалась.

– Ну, может, хотя бы сегодня ты не будешь рассказывать этим безмозглым курицам анекдоты о Штирлице, а потом прятаться от них в мужском туалете, – она поцеловала его в гладко выбритую щеку.

– Вот это я надрался… А если б я им взрослые анекдоты рассказывал? – Максим обнял жену.

– Тогда они тебя обязательно нашли бы. И как честному человеку тебе пришлось бы жениться.

– На всех?

– Нет, через одну! Я б тогда вам устроила анекдот в картинках… Пойду я, загляну кое-куда. – Анжела мягко отстранила Максима и, сексуально виляя задом, вышла из комнаты. – Ты выходи, я скоренько! – крикнула она из коридора.

Они не опоздали, но в отношении того, что надо быть начеку, Макс оказался прав. Его кошелек был в большей безопасности, чем супруга.