Страница 45 из 53
Потом поворачивается и смотрит на Николаича.
- Несколько лучше проявил себя товарищ Гумилев. Он был достаточно инициативен, изобретателен, его идея с подземными коммуникациями во многом помогла выполнить задание. Однако и у него были серьезные недочеты. Вы, товарищ Гумилев, чаще всего действовали индивидуально, без оглядки на товарищей. В некоторых ситуациях это могло стоить жизни и вам, и вашим друзьям. Вам следует обратить особое внимание на отработку взаимодействия в группе.
Левка, гляжу, потупился, сидит, ковыряет палочкой землю- - Вы, товарищ сержант, - говорит Жора Катерине, - отлично выполнили задание. К вам у меня претензий никаких нет.
Ну, думаю, сейчас меня песочить начнут.
Но ошибся я.
Потому что командир поворачивается к пилоту и чеканит:
- А вас, лейтенант, я бы отдал под трибунал. И ваше счастье, что это был учебный вылет. Потому что в боевых условиях ваше стремление пофорсить могло бы стоить жизни всей группе и сорвать выполнение важнейшего государственного задания.
Пилот, гляжу, делается белый, как снег.
- Почему это - пофорсить? - спрашивает он, а голос у него дрожит. - Место для посадки я выбирал, руководствуясь…
- Руководствуясь личными предпочтениями, - перебивает его командир. - Мне хорошо известно, что вы участвовали в испытаниях планеров А-7 и Г-11 и несколько раз сажали их на лес. Но здесь неподалеку поле, которое можно было использовать для посадки, не рискуя ни планером, ни десантниками. А вы…
- Виноват, - говорит пилот деревянным голосом, - товарищ майор, больше не повторится.
- Ну, а вы, товарищ старшина, проявили себя молодцом, - улыбается мне командир. - Идея с заложником была блестящей. Не говоря уже о том, что предмет добыли именно вы.
Мне, конечно, такие слова слышать приятно. Будь я девчонкой, наверное, покраснел бы. А так только улыбнулся чуть-чуть и говорю:
- Служу Советскому Союзу, товарищ майор.
И в этот торжественный момент в наш серьезный мужской Разговор влезает заслуженный артист Конотопского драмтеатра Марк Подрабинек:
- Я, конечно, дико извиняюсь, но можно мне получить обратно свои часы? Это, между прочим, наследство от дедушки, Хаима Лазаревича, который получил их в подарок от самого одесского генерал-губернатора…
* Со щитом или на щите (лат.)
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Капитан Шибанов вернулся из Ленинграда в отвратительном настроении.
Контузия его оказалась действительно тяжелой, и из госпиталя он смог выбраться - угрожая медицинскому начальству всеми возможными карами - только утром в среду. Его все еще пошатывало и временами мутило, хорошо хоть исчезли мельтешащие перед глазами разноцветные пятна.
Добравшись, наконец, до Большого дома, он выяснил, что его там не очень-то и ждут. Возможно, дело было в том, что сержант-мотоциклист, которого он отпустил искать убежище во время бомбежки, обратно так и не вернулся - словил случайный осколок. Прямо в его гибели Шибанова, разумеется, не винили, но смотрели довольно косо.
Затем выяснилось, что майор Веретенников, которому было поручено оказывать всяческое содействие московскому гостю, в срочном порядке убыл на очень секретный объект, и вернется не раньше пятницы.
Рассвирепевший Шибанов, размахивая подписанной наркомом внутренних дел бумагой, вытащил из кресла какого-то лысого подполковника и заставил сопроводить его в архив. По мере приближения к архиву лысина подполковника поменяла цвет с оливкового на багровый и покрылась жемчужными каплями пота. Еще у него обнаружилась одышка и астма. Не дожидаясь, пока подполковника хватит удар, Шибанов прислонил его к стене и внятно потребовал объяснений.
Подполковник промямлил что-то о небывалом ЧП, загадочным образом связанным с целью визита Шибанова в Ленинград. Из архива пропало личное дело Льва Гумилева, а сержант госбезопасности, дежуривший в спецхранилище в ночь с понедельника на вторник, был найден на посту мертвым. Из-за этого, по словам подполковника, все начальство ленинградского управления НКВД уже третий день стояло на ушах.
Шибанов похолодел от страшного предчувствия. Он обшарил архив и действительно не нашел там никаких следов дела Льва Гумилева. Дело исчезло вместе с указаниями на то, где хранились изъятые у Гумилева предметы.
Затем капитан в сопровождении двух опытных сыскарей спустился в спецхранилище, и принялся прочесывать его ящик за ящиком. Хранилище было огромным, и обыскать его целиком вряд ли удалось бы за месяц. Но тут Шибанову неожиданно повезло. Кто-то из сыскарей вспомнил, что все вещдоки, попавшие в хранилище после тридцать седьмого года, хранились в шкафах с литерами «Л», «М» и «Н». Поскольку Гумилева арестовали в тридцать восьмом году, круг поиска сужался в несколько раз. К тому же в хранилище имелись подробные описи, занимавшие два десятка толстенных гроссбухов.
Ни в одном из шкафов, отмеченных этими литерами, изъятых у Гумилева предметов, однако, обнаружить не удалось. Шибанов перетряс все ящики и заставил сыскарей сверить находившиеся там вещдоки с описями. Здесь его ждал очередной удар: согласно записям в гроссбухах, предмет из серебристого металла, изображавший птицу и карта с неизвестным шифром Должны были находиться в ящике с маркировкой М 58/77. Капитан бросился проверять ящик, и обнаружил, что он пуст.
Ситуация складывалась аховая: личное дело Гумилева и обнаруженные им в Туркестане предметы исчезли, единственный человек, который мог что-то знать об обстоятельствах их исчезновения, был мертв. Шибанов не без труда выяснил, кто
из следователей вел дело о гибели сержанта Андреева и пробился к нему в кабинет. Поначалу следователь, рослый здоровяк с погонами майора, наотрез отказывался сообщать ему какую-либо информацию, и едва ли не хамил Шибанову в лицо. В конце концов капитан потерял терпение и прямо из кабинета следователя позвонил порученцу Берии Саркисову.
Следующие пятнадцать минут Шибанов злорадно наблюдал, как майор становится меньше ростом и уже в плечах. Отборный мат Саркисова было слышно даже на лестнице.
К тому моменту, когда порученец Берии израсходовал большую часть своего богатого запаса бесценных выражений, следователь был уже полностью укрощен и готов к сотрудничеству. Дрожа от перенесенного потрясения, он рассказал Шибанову, что сержанту Андрееву, скорее всего, сломали шейные позвонки профессионально нанесенным ударом из арсенала боевого самбо, и что убийство совершено, вероятно, теми же злоумышленниками, которые проникли в здание управления со стороны улицы Каляева, вырезав стекло в окне первого этажа.
- Интересно тут у вас, - проговорил капитан, представив себе крадущихся по коридорам Большого дома злоумышленников. - И что, часто к вам этак по-свойски воры залезают?
- Клянусь! - рыдающим голосом закричал майор, зачем-то прижимая к груди телефонную трубку. - Первый раз за пятнадцать лет! Никто! Никогда! Даже подумать не мог! Чтобы! Покуситься!
- Следы хоть какие-нибудь остались? - спросил Шибанов, уже догадываясь, что ответит ему следователь.
- Нет! Все чисто! Только в хранилище пулю нашли от нагана и пятна крови. А так они даже стекло, которое вырезали, тря¬почкой протерли!
«Профессионалы работали», - подумал Шибанов. Он поднялся и с легким сожалением взглянул на следователя.
Колыма тебе светит, майор, - сказал он и вышел.
Тем же вечером Шибанов вылетел в Москву. Когда «У-2» пролетал над позициями немцев в районе Луги, по нему открыла огонь зенитная батарея. Капитан с интересом обнаружил, что совершенно не испытывает страха.
«А может, ну его к черту, - подумал он, - пусть лучше собьют… Меньше позора будет».
Но то ли ему везло, то ли судьба хранила его, как бычка, предназначенного на заклание. «У-2» благополучно миновал немецкие огневые рубежи и спустя три часа сел на одном из подмосковных аэродромов.