Страница 16 из 53
- У меня своих хватает, - отмахнулся Скорцени.
- Я не собираюсь отдавать его тебе, - рассмеялся Штайнер. - Просто у этого парня в Ленинграде есть один очень интересный родственник…
- Когда мне к вам зайти, Федор Николаевич? - спросил Рольф.
- Зайдите… э-э, завтра вечером. Ну, или послезавтра - это уже наверняка. Я сообщу вам все, что смогу узнать.
- Тогда мы, пожалуй, пойдем, - Рольф приложил ладонь к фуражке. - Честь имею, товарищ Свешников.
- Погодите, погодите, - заволновался старик, - ужели вы так просто возьмете и уйдете? Может быть, посидите еще немного? Расскажете, как дела на фронте…
- Нет, Федор Николаевич, - покачал головой Рольф. - Мы уже и так опаздываем в штаб полка. Но я постараюсь зайти к вам завтра вечером.
На прощание Свешников обменялся с ними рукопожатием. Рольфу показалось, что ладонь старика была не толще папиросной бумаги.
Когда гости ушли, Федор Николаевич Свешников, не подозревавший о том, что его племянник, сын любимой сестры Варвары числится ныне курсантом разведшколы Абвера «Нахтигаль», поставил на буржуйку почерневшую кастрюлю и налил туда два ковшика воды из стоявшего в углу ведра. Дождался, когда закипит вода и осторожно, кончиком ножа отрезал от бульонного кубика тонкую коричневую полоску - не четвертую часть, а скорее, осьмушку.
Некоторое время он сидел, вдыхая запах из кастрюли, потом прикрыл ее крышкой и вышел в коридор, предварительно приперев дверь чурбачком, чтобы не захлопнулась от сквозняка. Доковыляв до середины коридора, он постучал к соседу.
- Я лежу, - недовольно сказали из-за двери.
- Савушка, - проговорил Свешников, - Савушка, ты уж, пожалуйста, поднимайся. Поднимайся, Савушка, дело у меня к тебе важное.
- Что ты, Федор, беспокойный какой, - заворчали за дверью. - Не даешь человеку полежать после вечернего моциона…
Щелкнул замок. На пороге комнаты стоял высокий старик с иконописным лицом, полчаса назад читавший стихи над Фонтанкой. Он снял пиджак и брюки и был в поношенной, но чистой пижаме.
- Савушка, - зашептал Свешников, - у тебя щавель есть? Или лебеда? Хотя бы немножечко? Понимаешь, Варя, сестра моя, прислала из Казани гостинец - бульонный концентрат… И теперь я варю суп, Савушка! Я приглашаю тебя на суп! Неважно, есть у тебя щавель или нет, хотя лучше, конечно, чтобы был. Собирайся и приходи, скоро все будет готово!
Старик, которого он назвал Савушкой, строго посмотрел на него.
- Вот как? Это хорошо. У меня есть несколько листочков щавеля и даже немного капустных листьев. Можешь их взять. Однако мне нужно переодеться, я не могу идти в гости в пижаме.
Федор Николаевич, лучась от счастья, схватил подаренную зелень и поспешил к супу. Минут через десять он потушил огонь и, причмокнув губами, попробовал с ложки получившееся варево. Вкус был божественный.
- Что же Савушка-то не идет, - пробормотал он. - Остынет же!
Еще через пять минут он решил поторопить соседа. Дверь в его комнату была открыта, а сам он, сидел на стуле, спиною к Свешникову.
- Савушка, - позвал Федор Николаевич, - ну что же ты так
долго!…
Потом он увидел, что подле стула неряшливым комом лежит пижама. Савушка переоделся, но не успел убрать ее в шкаф.
- Савушка! - испуганно прошептал Свешников. Подошел на цыпочках, вгляделся.
Старик с лицом византийского святого смотрел куда-то сквозь него остановившимися, мертвыми глазами.
* Стихи Ольги Берггольц. Удивительным образом эти строчки (как и многие другие стихи Берггольц) напоминают и по размеру, и по духу стихи Николая Гумилева, написанные им во время Первой мировой войны.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Спустя две недели после начала занятий курсанты познакомились с новым преподавателем.
Это произошло на уроке немецкого. Войдя в класс, они обнаружили, что вместо старенькой Изольды Францевны за столом сидит худощавый черноволосый мужчина с крупным носом и цепкими, похожими на маслины, глазами. Одет он был в штатское - свободные черные брюки и белую рубашку с коротким рукавом.
- Здравия желаю, - на всякий случай гаркнул Шибанов. Мужчина слегка поднял брови - мол, зачем же так кричать?
- Разрешите вопрос!
- Спрашивайте, капитан.
- А что с Изольдой Францевной?
- Она больше не будет вести у вас немецкий, - ответил черноволосый. - Немецкий у вас буду вести я. А также многое другое.
«У него акцент, - подумал Лев. - Несильный, едва заметный, но все же акцент. Француз?»
- Меня зовут Жером, - словно прочитав его мысли, продолжал мужчина. - Я назначен командиром вашей группы. Группе, кстати, присвоено кодовое название «Синица». Вопросы?
«Он похож на д'Артаньяна, - подумал Гумилев. - Не такого молодого, как в «Трех мушкетерах», но и не такого старого как в «Двадцать лет спустя». Где-то посередине. Интересно, он из Интербригад? В Испании сражалось много французов…»
- Товарищ Жером, вы военный? - не унимался Шибанов.
Черноволосый сдержанно улыбнулся.
- Да, капитан. Я майор государственной безопасности. Но будет лучше, если вы станете обращаться ко мне, как сейчас - «товарищ Жером».
- Разрешите узнать, каковы задачи нашей группы, - неожиданно выступила вперед Катя. - А то мы уже две недели гадаем, зачем нас здесь собрали…
Жером легко поднялся со стула и зачем-то подошел к окну. Подумал и задернул штору.
- Разумеется, я отвечу на все ваши вопросы, - сказал он, наконец. - Но прежде вам предстоит пройти что-то вроде экзамена.
- По немецкому? - разочарованно спросил Теркин. - Так я не сдам…
- Немецкий здесь не при чем, - успокоил его черноволосый. - Экзамен вы будете сдавать в индивидуальном порядке, много времени он не займет. Начнем, пожалуй, именно с вас. Осталь¬ных попрошу подождать за дверью.
- Ни пуха, ни пера, - сказал Шибанов, хлопая Василия по плечу. - Смотри, не подведи, пехота…
Выйдя на улицу, устроились в тени большого дуба. Гумилев достал папиросы, закурил. Курева им выдавали по пачке в день, причем папиросы были хорошие, явно из довоенных еще запасов - «Борцы» или «Дели». Кроме Льва, в группе курил только Теркин, но тот в основном смолил припасенную махорочку, а папиросы копил и обменивал на что-нибудь ценное.
- Отсядь, Николаич, - попросил Шибанов, - сам здоровье гробишь, так хоть других не обкуривай.
- Сдается мне, капитан, ты хочешь жить вечно, - процитировал Гумилев безымянного английского капрала эпохи первой мировой войны, но отодвинулся.
- А что, - задумчиво проговорил Шибанов, - это мысль интересная. Вот если бы открыли такой способ, чтоб можно было жить лет двести-триста и не стареть… Это ж сколько за всю жизнь можно увидеть! Пушкин сто с хвостиком лет назад еще жив был, стихи писал! А еще за сто лет до этого Пугачев родился… Да мало ли великих людей в России было…
- Их и сейчас не меньше, - усмехнулся Лев. - Только как справедливо заметил еще один поэт, «большое видится на расстоянье». Ты уверен, капитан, что смог бы определить, кто из твоих современников действительно велик?
Шибанов сорвал травинку, сунул в рот и принялся жевать.
- В чем-то ты, конечно, прав, Николаич. Но все равно прожить триста лет было бы здорово…
- А мне бы хотелось, чтобы изобрели такое средство, чтобы люди вообще не болели, - сказала Катя. - Пусть живут не триста лет, а семьдесят - но только здоровыми.
- Да чего тут изобретать, - удивился Шибанов. - Не пей, не кури, спортом занимайся - вот и не будешь болеть.
По лицу Кати пробежала тень.
- У меня мама не пила и не курила. А потом заразилась тифом и умерла.
Капитан крякнул.
- Извини, Катюш. Я ж не про заразу…
Повисло неловкое молчание. Гумилев, чтобы разрядить обстановку, спросил: